Старик и бес. IV Планетарий

   Никифоров просидел за барной стойкой до самой ночи, слушая повседневный, монотонный разговор о светской жизни, устроенный Фёдором и хозяином трактира Оапеном между собой и посматривая то на Кэтеми, маленькую дочь последнего, чуть не сбившую Леонида тогда с ног, а сейчас заворожённо впитывавшую новую, необычную информацию из уст гостя, то на безучастную демонессу, посиживавшую в углу.

Отворились двери, и вошёл Плешивый, всё в том же наряде.

- Ну и заставил долго ждать! - воскликнул Фёдор, со смешком поглядев на собравшихся. - Что дальше, начальник?

Медленно подходя, он осматривал каждого.

- Ты, Милнеро, возвращаешься в свой родной мир. Вот список задач. Потрудись выполнить их в срок.

   Леонид впервые услышал не набор слов, вроде знакомых <<Лёня! Лёня! Лёня!>>, а чёткую, гармоничную и даже умиротворённую речь.

- А я?

- Николаевич проводит её до общественного места призыва, затем направится в кафе <<Карасу>> и там будет ждать меня.

- Выдвигаемся..?

- Сейчас.

Фёдор откланялся ему и Леониду.

- Приятно было познакомиться, Леонид Никифоров!

   Больше внимания он, конечно, уделил хозяину, с которым, как разобрал помещик, было много общего и дружеского, чем с ним, невольным скитальцем. Милнеро же устало взглянула на него и только под конец, когда выходили наружу, окинула лукавой улыбкой, значение которой так и померкло в памяти Никифорова.

   Плешивый расстегнул альмавиву, достал из-за пазухи и отдал Кэтеми мешочек. Ребёнок открыл его, и, подпрыгивая от радости, перебирал геммы с изображениями разных людей и подбегал к отцу показывать подарок.

   Отвлечённый на мгновение драгоценностями и щедростью беса, Леонид не заметил, как Плешивый подсел к нему (было несколько забавно видеть, как он взбирался на высокий стул).

- Значит, ты Вильгельм…

Плешивый не ответил и старался не смотреть в глаза помещику.

- И снова молчишь… Чем же я досадил тебя, что вытащил и поволок чёрт знает куда?

Выражение показалось неудачным, и Леонид тоже погрузился в тишину.

Тем временем Оапен усадил на колени радостную дочь и, улыбаясь, комментировал её возгласы и замечания.

- Ты обещал…

- Три места, я помню.

Плешивый спрыгнул.

- Там и решится.

- Что?.. - встревожился Лёня.

- Исход нашей прогулки.

Он открыл дверь и стал ждать.

Помещик внутренне взмолился.

   Но это отдалось так тупо, что, посудил, давно привык к этой фантасмагории, и, набрав крохи смелости, отправился за ним.



   В холодной ночи шли два человека, и ветреные порывы хлестали, словно мечами, по ним; прохожие - немногие люди, вышедшие по туманным прихотям бессонного рассудка в поздний час - издали встречали равнодушным взглядом и так же миновали, хотя единицы обращались к ним, но лишь интересной, сиюминутной оглядкой, и обратно погружались в свои тревожные видения; звёздные скопления сливались в истоки и дельты рек, потом озёра, океаны, моря - и, наконец, в бескрайнее пространство космоса.

Прошли мост, безымянные улицы, коротали путь парками, переулками.

   Огромный купол блистал в сине-голубом свете двух Лун - малой и большой. Просвечивались и облака, тесными толпами наплывавшие друг на друга. Круглая площадка, озаряемая помимо лика небесных гигантов белёсым сосредоточенным пламенем фонарных поводырей, вмещала в свои пределы поражённое великой, гениальной идеей лицо. Волновался по ту сторону протяжённого побережья океан, чьё серебристое тело вдали рассекали судна, подавая о своём существовании ничтожно крошечным, да ярким свечением навигационных огней.

- Нужно отойти. Будь здесь.

- Опять? Куда теперь намылился?!

Идя к сооружениям, поставленным возле ступеней к сферическому зданию с куполом, Плешивый бросил:

- В клозет!

Леонид нехотя улыбнулся, однако плеск вернул к прежним размышлениям.

   Он заглянул за блоки, тянущиеся вдоль всего мыса: беспокойные воды собирались и бились о стены, гневно отдалялись и сызнова повторяли вековечный, но верный процесс - стачивать неприступную материю. И стремятся к такой одной-единственной цели, не ведая зачем, с каких пор... вот и вся их жизнь.

Сердце Леонида сжалось: ощутил давно подзабытое чувство тоски.

   Она сползала по всему телу, всем органам, заполняя сосуды, вгрызаясь в ткань, и рассудок подавал тщетно тревогу, но все отделы, цехи, работники организма уже утонули.

   <<Демоны... с ними тут обходятся как с людьми... Неужто Фёдор правду говорил, что они не сжирают детей и не мучают человеческий род (ещё пошутил, что люди сами с собой это делают), а тоже погрязли в том быте, тех проблемах и мелочах, что и всякий человек… с ангелами также. - Леонид усмехнулся: - Архангел Гавриил нянчит ребёнка, в то время как Ехидна готовит ужин для них. Садик, вид на море, деревянный домик... эхе... смешно>>.

Ужас пробирался к Рассудку, та заколотила двери и окна дома Сознания и в углу сидела беспомощная.

   <<Понтий Пилат сидит с Иисусом и пьёт с ним чай. Ничего не было: ни предательства Иудея, ни суда, ни казни... ничего: только встреча с другом в городе Эдеме>>.

Леонид влез на поручни, опираясь о толстую колонну с символическим орнаментом.

   <<Русалки плещутся в речке... юноши из деревни купаются с ними... общаются: как дивна эта ночь, безупречно лунное сияние, и морские девы, вместе восхищаясь, предаются утехам>>.

Он свесил ноги над волнами.

<<Софья...>>

И остолбенел.

   <<Софья... ты, получается, бессмертна: ты умерла в моём мире, но жива в этом... смерть больше не властна над тобой: твоя сущность распростирается во всевозможных мирах, воплощается во всякой форме, доказывая неопровержимо извечную суть душевного наследия - вознесение в вечность! - Лёня обратил взор на противоположный, освещённый дальний берег залива: - Ты будешь здесь такой же, как там, в моём мире? Ты вспомнишь своего Лёню?.. Да?..>>

Одно движение - и воды потянут к прекрасным снам.

Плешивый стоял рядом и настороженно смотрел на него.

- Не собирался я прыгать, Вильгельм: хандра накатила да отпустила… Пойдём: покажешь остальные прелести этого чокнутого мира.

Когда пересекли площадь, Леонид оглянулся и поинтересовался, кто изображён на плитках.

- Вальтер Бауэрсфельд… изобретатель первой модели аппарата по проекции звёздного неба, а далее и вселенной. - Одна из громадных дверей в здание была приотворена. - Тридцать лет - и, скорее всего, появился бы и у тебя.

В вестибюле приветствовали два человека у ряда касс - сотрудник и начальник охраны.

Плешивый показал билеты.

- Повезло: в 3-м зале мало людей, и вольнее дышится, - бодрым, высоким голосом приметил зрелый блондин.

- Сеанс длится два часа, атерины…

- Атерины?

Лёня перепугался, что выдал себя.

- А, вы приезжий! - Староватый билетёр пометил бумажные пропуска. - В Атесве недавно, полагается?..

- Можно посмотреть паспорта?

Добродушие начальника охраны сменилось подозрением.

Плешивый достал из кармана пару небольших квадратных документов.

- Временное оформление? - Блондин присматривался. - Вы, значит, Диакож, а товарищ по правую руку - Акакий?

<<Чем бес не шутит!>> - обрушился Никифоров всеми мыслями на Плешивого.

Тот до сих пор раздумывал над гостями.

- Хм, ладно. Проходите.

Начальник охраны и билетёр вернулись к прерванному разговору.

   <<Что же ты хочешь показать? - опять задумался Никифоров. - Что всякая мысль в Новомире материальна? Бесконечное множество существ из нашей головы теперь вживую бродят здесь? Бродят тут Софьи, бродят тут... Леониды. Бродят и кошмары, и грёзы?..>>

Коридоры, устланные красным ковром и обитые по стенам тканью в печальных тонах, мнилось, не заканчивались.

Свет постепенно тускнел; пространство обрастало углами и вскоре обратилось в октагон.

Плешивый открыл переливавшие, словно океан, всей палитрой цветов широкие двери.

- Что это за место, Вильгельм?

Вслед за ним Леонид пугливо зашёл в полутёмный зал.

- Планетарий.

- Это как?

- Место, где показывают космос.

Леонид дерзнул усмехнуться:

- В древности первобытные устраивали в ясную ночь игры с тенями на пещерных стенах; малый род их мог выглянуть из скальных недр и лицезреть бескрайнее небо, во тьме которого, ярко сверкая, горели чьи-то далёкие белые костры.

Никифоров проходил между рядами сидений, оглядывая малолюдное помещение и чёрный небосвод - купол.

Они разместились в удобных креслах.

- И чего ждём?

Бес кивнул вверх.

   Слабый свет по углам молниеносно исчез. Кромешную мглу рассеяли огни, загорев нитями и образуя поуровневые круги.

Рассыпались ворохом кометы.

- Ты воевал?

Никифоров на мгновение потерялся.

- ...нет, миновало: отец разве что участвовал в Отечественной, а по окончании вышел адъютантом.

Плешивый молчал, сложив пальцы полузамком и опёршись о подлокотники.

- А помнишь мать?

Леонид нахмурился.

- Смутно... она пропала, когда мне было десять лет. В ведомстве сослались на возможное утопление: поблизости от нашей усадьбы в разгар лета болота становятся поистине гиблым местом... До какого-то момента я всё верил, что она вернётся, а этого не происходило.

Красный карлик надвигался, озаряя ослепляющей и взрывающейся алостью.

- На той планете, Эслайо, я участвовал в кровопролитных сражениях, и за время страданий и ничтожных мгновений покоя стал почти не различать свет и мрак, добро и зло - только всепроникающий шум, разноголосье одной силы над другой. Не знаю, выполнял волю кого именно и верно ли, но не вызывало сомнений: там, за покрытыми снежным слоем горами, лежали погребённые бездыханные тела, разрушенные дома и глядела скорбно обезображенная земля. С тех пор, как меня забрали от матери с отцом и я скитался, бездомный юнец, в поисках пути домой, не раз попадались жертвы и счастливчики сторон жизни, да им и себе я всё казался нечто вроде середины - долгим привалом перед нескончаемой дорогой вдаль.

   Возвышалась величественно экзопланета: перламутрово-сизые волны незримо неслись, образуя грандиозный океан жизни - внедро природного могущества.

- Когда наконец добрался до дома, ждали одни могилы. В городе, куда перебрались мать и отец после захвата его мира, произошёл обстрел со стороны врага, не отступавшего от изгоев, предателей отчизны, и их задело.

На смену планеты безмятежно блистали пёстрые туманности.

Леонид помолчал.

- Знаешь, Вильгельм, хоть и не родны по происхождению, виду, а сближает наше общее горе...

Он ответил на грустный взгляд помещика смиренной улыбкой.

- А кто были твои родители? - поинтересовался Леонид.

- Отец происходил из бедного рода углумов, работал кузнецом, после же одной провальной кампании нашей страны выбился в люди: собственное поместье, должность начальника управления и при странных обстоятельствах Оари, моя мать.

- Странных?

- Местные нашли её растерянной, с чуждой тем краям внешностью, без гражданства, и отец не столько по зову сердца, сколько по долгу совести выручил бедную молодую женщину.

   От трагичной истории Плешивого помещик настолько расчувствовался, что приобнял его и стал причитать дрожащим голосом: <<Такова жизнь, эта злая судьбина, бесёнок!>>

- Оари... необычное имя!

- Оно новое, а старое - Татьяна Анатольевна Никифоровна.

Леонид остолбенел; глаза, полные