Живодёров

была после инфаркта, а потому, на похороны не поехала, оставаясь в Торжково.
Валентас жаждал жениться на Татьяне и просил меня разведать насчёт венчания в храме. Они прилетели с Сахалина глубокой осенью, когда мы уже телепартировались в свои Хамовники вместе с солёными грибами.

Итак, Валентас твёрдо решил обвенчаться со своей подругой. По церковным правилам, пара должна была для начала поставить штамп в паспорте. Правда, мы с мужем были вначале обвенчаны, а уж потом Димка буквально за шкирку отвёл меня в ЗАГС по праву сильного, и то прошло некоторое время, прежде чем ему удалось это сделать.

- Твои девчонки замужем, чего ты ждёшь? Когда тебя б-дью будут называть?
Ну, да, за нашими граждАнами не залежится. Помнится, во время венчания у нас упало колечко, маман чуть в обморок не хряпнулась, она вообще была категорически против этого таинства, а тут такое. Кто ж её в старости будет холить и лелеять, ежели я, к примеру, кони двину. А совместно нажитое кому, этому «длинному охламону»?  Ну, ничё, обошлось. Мы теперь далеко и от маман, и от имущества.
Я спросила Валентина, зачем ему это надо, а он мне, мол, смотрю, как вы живёте и завидки берут, мы-то с Танькой всё время собачимся. Интересное кино, хотя, несомненно, в чём-то он был прав.

Татьяна купила себе ярко красное платье с вырезом почти до сосков, и мне пришлось задрапировать её своим шёлковым палантином, что вызвало у неё неподдельное раздражение.
- Таня, в храм не ходят в подобных туалетах, это не ресторан. Что платье в пол, это хорошо, но твоя грудь священнику не интересна.

Валентас оказался ещё и католиком, и над ним пришлось произвести обряд перехода в православие. Дома у меня было всё готово, не обошлось и без скандала между молодыми. Парикмахерша хотела в ресторан и была недовольна тем, что Валентин привёз мне ведро красной икры.

- Живодёров, я знаю, что у тебя денег, как у дурака махорки, но зачем ты икрой разбрасываешься! – впервые я услышала перевранную фамилию Ижедерова. Ругались они на кухне, где молодая получила в глаз, пока мои яства дегустировали гости: два кгбшника, два полковника МВД, некто друг-однополчанин и кореец-«нелегал» из ГРУ. Мы пригласили также отца Александра и чинно сидели за пирогами, салатами, сациви и бутербродами всё с той же злополучной икрой. Полведра улетело только так. Баяна ни у кого не оказалось, правда, «нелегал» довольно сносно сыграл на пианино.

Татьяну мне было жалко. Дура она, это ясно, сто лет мне эта икра упёрлась, как будто я её никогда не видала. И вообще я чёрную люблю. А потому я сделала ей подарок: золотой кулон с хризопразом авторской работы. Когда-то Гена Пименов изваял мне серьги с хризопразами, а кольцо не успел, - умер. Я нашла на вернисаже Галю Платонову, бывшего геолога, а теперь известного ювелира, и она по образцу серёжек исполнила кулон, так как не захотела резать камень для кольца. Ну и ладно, что сделано, то сделано, а за вещи я никогда не держалась. Татьяна обрадовалась, глазки у неё повеселели, синяк мы запудрили, и Валентас повёл жену в ресторан под домом, как только гости разошлись, изрядно нагрузившись вискарём и получив от меня по банке белых маринованных грибов. В то лето я насолила их литров восемьдесят, кроме шуток.

А дальше было вот что: Татьяна выклянчила у мужа мои серьги с хризопразами. Мы съездили на Кузнецкий мост, где проходила ювелирная выставка, и там эти серьги оценили в двадцать пять тысяч деревянных. Таня побегала кругами между мастерами, но ничего подобного не нашла. И они улетели на Сахалин, обещав прислать мне деньги, как только коснутся земли.

Прошла неделя, другая, я стала звонить Валентину.
- Требуй деньги с Татьяны, мы разругались, пошла она на…
Татьяна ответила мне, что это свадебный подарок мужа, и пусть он сам расплачивается.

Ну и? Что бы вы сделали на моём месте? Где Сахалин, и где я. И икру уже всю съели, осталось только поплакать в пустое ведро.
И тут Димка говорит, что у него в багажнике лежит какая-то коробочка, которую он по просьбе Живодёрова забрал у проводницы с архангельского поезда и должен передать по звонку однополчанину, который был на свадьбе.  Говорю, неси мне эту коробочку.

И вот передо мной чёрный кубик со стороной примерно пятнадцать сантиметров, плотно замотанный липкой лентой, а в нём что-то таинственно пересыпается. Под липкой лентой виднеется бумажка с именем-отчеством и телефоном.
- И долго ты возил этот кубик Рубека в багажнике?
- С Валькиного отъезда.
- А ты представляешь, что здесь может быть?
- Можно подумать, ты представляешь.
- Да я просто уверена, что это камушки, причём, обработанные. Или ты думаешь, что это пшённая крупа? Дай-ка мне телефон!

Я набрала номер, долго не подходили. Наконец недовольный мужской голос ответил.
- Да, слушаю.
- Здравствуйте!
- Вы на часы смотрели?
- А зачем мне на них смотреть?
- У нас ночь вообще-то.
- А Вас не напрягает, что я к Вам обращаюсь по имени-отчеству?
- Ну, и что Вам надо?
- Вы знаете такого Ижидерова Валентина Борисовича?
- Да, это мой подчинённый.
Вона что, вот это я хорошо попала.
- Так значит, это я Вашу посылочку держу сейчас в руке? Такая маленькая коробочка, взятая у проводницы…

Мужчина разгневанно задышал в трубку.
- Как она у Вас оказалась? Я сейчас пришлю к Вам офицера с Лубянки!
- Во-первых, пока Вы будете выяснять мой адрес, пройдёт время, а я успею дойти до милиции, она тут рядом, и отдать Ваш бесценный груз в ментовскую. Во-вторых,…
Я не успела сказать, что во-вторых, меня перебили:
- Вы открывали коробку? Знаете, что внутри?
- Нет, не открывала, зачем мне чужие тайны. Но я прекрасно понимаю, что внутри.
- И что Вы хотите? – мужчина явно занервничал.
- Я хочу либо деньги, которые мне должен Ваш подчинённый, либо золотые вещи, которые он у меня купил для своей жены.
- Какая она ему жена!
- Простите, меня это не интересует.
- Хорошо, я рассчитываю на Вашу порядочность!
- А я на Вашу, доброй ночи.
- Так вы вернёте мне мой груз?
- Разумеется. Валентин знает, как меня найти.

Через три дня Димка встретился с кем-то в Домодедово и отдал чёрную коробку с бриллиантами, получив назад мои сиротские серьги, видимо, вынутые у парикмахерши не только из ушей, но и из души, и даже кулон, подаренный ей мною.

Вот как-то не люблю я дружбы в одни ворота, и то, что в дальнейшем связывало нас с Живодёровым, дружбой я бы не назвала. Когда ко мне заявились квартирные рейдеры, Валентас вызвался пожить у нас. Но это было и суматошно, и непредсказуемо, так как наша квартира превратилась в проходной двор. Я могла посреди ночи обнаружить на кухне посторонних людей за распитием под «варёную колбаску», которую Валентас очень уважал и покупал в большом количестве. Тогда же мне подарили малинуйку Марго, и Живодёров сделал из неё истеричку, матерясь за сожранные носки, которые он разбрасывал повсюду. Нет, он не был агрессивен, замахивался на неё с улыбкой, однако щенок стал нервным и грыз всё подряд, включая дверь между холлами...

Зато, когда рейдеры пришли запугивать меня в очередной раз, Валентас «ехал на метро из Выхино» целых четыре часа, пока я сама не разрешила ситуацию. Я попросила человека-праздника покинуть нас, сказав, что буду сильно по нему горевать. Он навещал меня вместе с мужем, когда я находилась в санатории, но это был уже другой Валентас, который чувствовал, что между нами нет близости, да и была ли она, вот в чём вопрос.

Напоминал он мне побитую собаку. Когда мы переехали в Болгарию, Живодёров попросил подыскать ему дом поближе к нам, но я понимала, что это очередной пустой трёп. Он нашёл работу в кадетском училище во Владимире, где дрессировал кадетов, - как я поняла, на Сахалине у него совсем всё разладилось. Вообще-то приличным человеком быть гораздо проще, не надо хитрить и запоминать массу ненужной информации, однако каждому своё.

Горюют ли по нему кадеты, или наоборот, вздохнули с облегчением, даже не предполагаю, но мне стало грустно, когда я узнала о смерти неудавшегося друга. Во всяком случае, панихиду мы отслужили. Правда, мужа глодала одна мыслишка, а не вернулся ли Валентас в католичество. Я успокоила его, - сумбурные люди не думают о подобных «мелочах».