Мертвый Пик
Поющий Хребет, тянувшийся аж с побережья на северо-западе континента, плавно изгибался, полукругом охватывая Мертвый Пик, и поворачивал к северо-востоку. Здесь, на высоком изгибе гребня, казалось, что острая вершина высоченной скалы совсем рядом.
Там, на вершине, на фоне ярко-голубого неба четко вырисовывался силуэт, напоминавший человеческий. Молитвенно воздев руки к небесам, фигура неподвижно застыла на самом краю обрыва. Над вершиной, по-видимому, бушевал ветер, трепавший длинные волосы.
Если бы не красноречиво рвущиеся под порывами ветра длинные пряди на голове замершей в высоте фигуры, невозможно было бы поверить, что совсем близко, на высоте всего в несколько сотен метров, бушует настоящая буря. Здесь, на гребне Поющего Хребта, было абсолютно безветренно и довольно жарко. Неподвижный воздух был насыщен характерным пряным ароматом и ни на секунду не смолкающим звенящим пением.
Это пение шло от сотен тысяч крохотных изумрудно-зеленых птичек, прятавшихся в высоких кронах пальм, во множестве росших здесь. Собственно, эти-то пташки и дали хребту его название. Время от времени целые стаи этих крохотных пернатых созданий стремительно проносились мимо. Людей они, похоже, не боялись, напротив, это люди вскоре начали от них шарахаться. Птички были размером с половину грецкого ореха, и совсем не опасны, но все равно – получить по лицу, а тем более в глаз стремительно машущим крылышком не слишком-то приятно.
В целом, Поющий Хребет был довольно милым местечком, уютным и живописным, однако тот факт, что им вскоре предстояло покинуть его, повернув на юг, ни у кого не вызывал сожалений. От насыщенного пряного запаха, исходившего от растений, и нескончаемого, хоть и весьма приятного пения, уже начинала болеть голова.
Группа замедлила шаг и остановилась на привал. Носильщики-заларийцы, в их числе Яна Мережковская, ничем сейчас внешне от них не отличавшаяся, с облегчением скинули тяжеленные рюкзаки. Двое рабочих разожгли костер и занялись обедом. Мережковская уселась прямо на землю, привалившись спиной к пальмовому стволу. После двухдневного марш-броска по горам она чувствовала себя несколько разбитой.
Кое-какая случившаяся у нее с собой пластмассовая бижутерия обеспечила ей место среди рабочих в группе, отправившейся с имперцами. Поначалу она намеревалась устроиться в японскую группу, однако случайная встреча изменила ее планы.
Когда она уже намеревалась покинуть Центральную операторскую, туда внезапно ворвался до боли знакомый персонаж, которого она никак не ожидала здесь встретить. Бывший полковник Особого отдела контрразведки Константин Сцилевский был грязен, взъерошен, и, похоже, близок к панике. Впрочем, это было для него нормальным состоянием тогда, когда он не протирал штаны в кабинете, закинув ноги на стол. За год, что она его не видела, он несколько опух, обрюзг и постарел, однако, был вполне узнаваем. Ее он даже не заметил – очевидно, его терзали более насущные проблемы.
Сцилевского интересовало местонахождение его шефа, коим, как Яна поняла из обмена репликами, и был побывавший здесь до нее японец. Правда, выяснилось, что японец был китайцем, принадлежавшим к славной гильдии пиратов. Господин Вонг был личностью довольно известной.
Попадаться на глаза хорошо знавшему ее Сцилевскому, чья карьера, как выяснилось, имела славное пиратское продолжение, было ей совсем не с руки. Она и так не засветилась лишь чудом. Оставалось попробовать затесаться в группу к тормозам-имперцам.
Те сейчас стояли чуть в стороне, взирая на повалившихся как попало носильщиков с гримасами плохо скрытого раздражения на породистых аристократических рожах. Имперцам, шагавшим практически налегке, этот привал явно казался излишней тратой времени.
– Что это? – с любопытством спросил Эрик Сонтре у подошедшего проводника-заларийца, указывая на застывшую в вышине фигуру. Тот брезгливо сплюнул в сторону.
– Урсы, – неприязненно пояснил он. – Одичавшие племена проросших. Живут в горах сами по себе. Здесь у них что-то вроде места паломничества.
– Проросшие?.. – удивленно переспросил Олаф Турман. – А я слышал, они все живут в резервациях.
– Большинство, – неохотно подтвердил проводник. – Но некоторые предпочитают уйти в горы, подальше от людей. Пока они не лезут к нам, их никто и не трогает. Пробовали, конечно, повыбивать их, какое там!.. Бывает, зачистит карательный отряд местность, глядь – а через полгода-год на месте сожженных деревень новые повырастали, один в один, словно бы так здесь и стояли. И гоняться за ними по горам бесполезно, они как термиты – в одну щель залезли, из другой – вылезли…
– Карательные отряды выжигали зараженные деревни?! – Турман не поверил своим ушам.
– Урсы плодятся еще хуже термитов. И они любят порой наведываться в города, – залариец мрачновато взглянул на него. – Вы хоть представляете, сколько народу может перезаражать одна такая безмозглая мразь?.. У проросших же одна плесень вместо мозгов, они даже не понимают, насколько опасны для нормальных людей!
Турман открыл рот, готовясь разразиться негодующей тирадой. Эрик положил руку ему на плечо.
– Если тебя так беспокоит ущемление прав инфекционных больных на этой планете, в следующий раз можешь приехать сюда с миссией Красного Креста, – сквозь зубы прошипел он. Турман заткнулся.
Француз достал бинокль и принялся разглядывать в него фигуру на вершине скалы. Мережовская, которая уже успела немного отдышаться, тоже решила взглянуть на местную достопримечательность.
Через бинокль было видно, что на вершине скалы стоит женщина. Ее кожа была характерного для заларийцев зеленовато-шоколадного цвета. Кожа самой Мережковской была сейчас в точности такого же оттенка. Лица женщины не было видно – она стояла вполоборота, запрокинув голову. Однако, судя по оттенку ее волос, она была уже довольно стара. Если бы не эти волосы, полощущиеся на ветру, можно было бы подумать, что это – статуя, изваянная искусным скульптором.
– Фигурка-то какая точеная, – одобрительно заметил Сонтре. Его напарник что-то невнятно буркнул.
– Обед готов! – подал голос один из рабочих, колдовавших над котлом. Все, оживившись, подтянулись к костру.
Наконец привал окончился. Мережковская вслед за остальными носильщиками вскинула тяжелый рюкзак на спину. Кинув последний взгляд на остающуюся позади безжизненную скалу, отряд двинулся дальше.
* * *
Обб заворожено смотрел, как Мадлен идет к краю каменистой площадки. Ее фигура четко вырисовывалась на фоне предрассветного неба. Вот она остановилась на самом краю и повернулась лицом в ту сторону, откуда будет вставать солнце – и лицом к обоим наблюдавшим за ней юношам. Лицо девушки было отрешенным и сосредоточенным. Она была еще в этом, вещественном мире, но душа ее уже готовилась отправиться в незнаемый мир духов.
Неуловимо-грациозное движение плечами – и ее грязный бесформенный балахон упал на землю. Обб глядел на нее со смесью жалости и восхищения. Ее красота не могла не восхищать – немногие, очень немногие девушки могли похвастать столь безупречными формами и такой сияющей, чистой кожей. Правильные, гармоничные черты лица и нос – прелестнейшей формы, безупречно ровный и почти целый: больше половины было сохранено – дело вовсе небывалое в племени урсов, почти поголовно щеголявших черными дырами на пол-лица: счастливчиками считались те, кому удавалось сохранить хотя бы маленький кусочек переносицы. Обб восхищался не только красотой Мадлен, но и ее мужеством, храбростью, порой граничившей с безрассудством, ее мастерством.
И, безмерно восхищаясь ею, не мог не испытывать острейшей жалости и постоянного страха за нее. Он, как и она, был видящим и знал, что это такое. Знал, какой это риск и какой труд. Знал, сколько сил отнимает их ремесло и чего оно порой может стоить. Мадлен казалась слишком хрупкой.
Девушка подняла обе руки вверх, словно бы приветствуя еще не появившееся светило, и густая растительность у нее под мышками разметалась длинными прядями под никогда не утихающим здесь, на вершине, ветром. Она сняла заколку с густого пучка на затылке и бросила ее на землю. Ветер подхватил рассыпавшиеся пряди и взвихрил их вокруг ее головы. В этот миг она была прекрасна.
Мадлен выполнила обычные упражнения для сосредоточения и замерла с закрытыми глазами, погружаясь в транс. Видящие могли находиться в таком состоянии от нескольких минут до нескольких часов. Мадлен, несмотря на юный возраст, была в настоящее время лучшей из видящих в племени. И все равно Обб за нее боялся. Если хозяева горы почувствуют ее присутствие,– видящей не сдобровать. Она может либо погибнуть, либо стать одержимой.
Обб кинул взгляд на Орса, сидевшего рядом. Тот выглядел спокойным, но Обб чувствовал, что его друг так же напряжен, как и он сам. И так же тревожится за их спутницу.
– Ты тоже любишь ее?.. – вырвалось у него против воли.
Тот, чуть вздрогнув, обернулся к нему. Хотел что-то сказать, но, видимо, передумал. Это правильно, решил Обб. Говорить тут не о чем. Какое-то время они глядели друг на друга, и Обб знал, что в его глазах сейчас такое же выражение, как и у его друга. И в этом выражении больше всего было сочувствия и понимания. Оба понимали – ревность здесь неуместна. Мадлен давно всю себя посвятила ремеслу видящей. И хотя это не было препятствием для замужества – она даже не хотела об этом слышать. И все это знали. Раньше или позже (скорее всего – раньше) Мадлен окончит свои дни во время одного из таких, подобных сегодняшнему, сеанса.
Часы медленно тянулись. Видящая блуждала по далеким неведомым тропам. Внезапно что-то переменилось. Девушка продолжала неподвижно стоять на краю скалы и на первый взгляд казалось, что все по-прежнему.
Молодые люди одновременно кинулись к ней. Оттащив ее в укрытие под большим камнем, они принялись тормошить ее, приводя в чувство.
Мадлен открыла глаза. Она была полностью обессилена. Друзья кое-как укутали ее в балахон, дали попить.
– Ну что, вниз?– вопрос Орса был скорее риторическим. К удивлению юношей, Мадлен отрицательно покачала головой и попыталась что-то сказать.
– Еще кое-что проверить, - Обб, похоже, сумел что-то разобрать из ее бессвязного шепота.
– Может, лучше я?.. – спросил Орс. Обб покачал головой.
– Они наверняка уже почувствовали нас.
– Поэтому лучше будет, если я пойду. Я сильнее, чем ты.
– Вот именно. В случае чего – ты со мной справишься. А я с тобой – не уверен…
– И как я потащу вас обоих – в случае чего? – мрачновато осведомился Орс. – Мне это не под силу.
– Сначала отведешь ее. И пришлешь за мной помощь.
Орс, сдавшись, кивнул. Обб вышел на край скалы и заставил себя забыть о друзьях, ждавших в укрытии.
* * *
День выдался на редкость утомительным. Их присутствие на горе действительно было замечено. Во время сеанса Обб отчетливо ощущал, как в его сознание кто-то пытается вломиться, подавить его волю. Ему, как, впрочем, и любому из видящих, это было не в новинку. Он знал, как с этим справиться.
Вниз они отправились, когда на землю опустились
