Коуча – красивого мужчину без возраста, похожего на доброго волшебника. А недавно она познакомилась с самой Основательницей и Наставницей. Оказывается, та специально приехала из Самары, чтобы создать сеть детских клубов «Счастье – счастье-счастье» Сначала в Москве и Подмосковье. «Лиха беда начало! Будем расширяться! Все дети должны быть счастливы! А взрослые – те же дети, - лучезарно улыбаясь, поведала она Женьке. – И можешь звать меня просто Наставница. А некоторые ребята зовут мамой». Женька, хотя ей было очень неудобно, мамой пожелала называть только свою мать. Наставница не обиделась. Она - понимающая, чудесная, самая лучшая! Да, конечно, Женьке предстоит много учиться, прежде чем она встанет на вторую ступень и ей позволят носить розовую майку со смайликом – форму любимого Клуба. Но как прекрасна жизнь, когда в ней есть Цель и по-настоящему Близкие Люди.
В комнате на низком диванчике, почти касаясь подбородком обеденного стола, сидела Лида. Она пила кофейный напиток «Кризисный», читала Дюрренматта и правой рукой старательно надрачивала храпящему рядом мужу. Если ей нужно было перевернуть страницу – процесс прерывался на секунду. Тут же храп смолкал, и раздавалось смятое, недовольное «ыыНнну?». Когда интим продолжался, Виталий Иванович благополучно засыпал дальше. Лида немного морщилась от боли в уставшем запястье и мечтала оказаться на месте Альфреда Илла. Хотя она и не мужчина. Хотя и за всю жизнь никого не обманула и не подставила. А так – чего проще: ты в могиле отдыхаешь, для тебя муки окончены. Выжившие – забывают нищету и процветают. Все довольны.
В дверь влетела Женька, только что вернувшаяся с работы. Месяц на новом месте преобразил ее до неузнаваемости.
- Самый лучший детский клуб – и мальцам, и взрослым люб!!! – по-пионерски звонко прокричала она вместо приветствия.
- Не ори – этого разбудишь – вяло отозвалась Лида. Кивнула на чашку, – И долей кипяточку, пожалуйста. А то кофе остыл, а я, видишь, встать не могу. Нехорошо мне.
Лида, наверное, надеялась, что сестра не догадается, отчего ритмично дергается плед, под которым лежит ее благоверный. А может, просто, забила на всё. Догадается – и пусть догадается. Что??
Женька осеклась, прояснившимся на секунду взглядом окинула сестру, ее мужа, прикрытого, но оттого не менее бесстыдного. Жижа, напоминающая кофе, в надколотой чашке. Старательно подклеенная скотчем клеенка. Серое осунувшееся лицо сестры. И плед – вверх-вниз, раз-раз, туда – сюда. Всё усталее взмахи. Больно Лиде. Тоскливо эмбриону в ее пузе. Тяжело. Всем тяжело. Всё тяжело. Ужас и безысходность, почти забытые благодаря Клубу, вновь сжали мозг в тиски. Но, помня советы Коуча, Женька тряхнула головой, и проскандировав «Кофе долой! Шоколадки – долой! Йогурт – вот друг настоящий твой», срочно заблокировалась от источника негатива. Попросту – убежала к себе.
Лида усмехнулась, одним глотком допила остывшую бурду. И кто им только слоганы пишет? А самое главное – как прочищают мозги! Женька третий день ходит в химически-розовой футболке клуба. Не застегивается, нараспашку по улице идет. У них, она рассказывала, это всячески поощряется – постоянно носить знак принадлежности к большой счастливой семье – Клубу: розовую футболку с зеленым смайликом. И выдают ее не всем и не сразу. А только тем, кто влился в семью. Так говорит Женька. Так говорит её этот, как его - на что-то паучье похоже…а, Коуч! Так говорит Основательница и Наставница. Лида уже и не заметила, что больше не наяривает вяловатое толстое достоинство мужа. Зато муж заметил, проснулся, но не заругался. Встал, воткнулся губами в Лидин рот. Оцарапал пересохшее лицо жены своей кудреватой, вновь отращенной, щетиной. Окатил запахом гниющих в горле пробок. Огляделся. Взял программу на прошлую неделю, читанную – перечитанную. Вышел. Судя по всему – в сортир. Вот и еще один изменившийся. Только ему понадобился почти год, чтоб из лощеного преподавателя элитного ВУЗа, превратиться вот в Это. Увольняют, увольняют. Не берут, не берут. Гоняют, гоняют. Лучше б сразу – расстреливали. И ртом в семье меньше, и умирание не такое долгое и мучительное.
Эх, пойти бы на панель! Нашла б себе…Цаханассьяна. Да какое там - 34 года. Старуха. Мертвая губа. Не поцеловаться, не отсосать. И как еще перекосит с годами – хрен его знает. И в животе кто-то сидит. В количестве двух душ. Теперь уже точно. Будущее. Новые страдальцы. Вот Женька могла бы – в проститутки! Но сестренка не такая, чтоб торговать собой – хоть за еду, хоть за золото. Она, Лида, в ней в уверена. А самой Лиде уже всё равно… Какая разница – мужнин ***, чужой *** – лишь бы выехать на нём из бес-про-свет-но-сти! Вот Женька - выбрала для себя Детский Клуб «Счастье-счастье-счастье». Ей трахают не вагину, а мозг. И миллионера там точно не встретишь. Хотя и на панели – тоже. Всё сказки, гротеск. Дюрренматт, Дурренматт… Лида помассировала правую руку. Встала, тяжело побрела по улицам родного агонизирующего Гюллена на кухню: вымыть и чашку, и мерзко пахнущую сыром ладонь. Противно. Но привычно. Скорей бы завтрашний день пролетел. Послезавтра к 6 утра - на службу, на сутки. Тоже убого – закуток три на три метра из фанеры. Продавленное кресло, телевизор с одной программой. Духота, мыши бегают. В подъезде - кавказцы проходящие на пол харкают. И не-кавказцы тоже…. Но чужое убожество не так ранит, как свое.
В туалете зашумела вода. Недовольный Виталий Иванович вышел и зло поинтересовался, где дезодорант. Дезодорант кончился неделю назад. Виталий Иванович, не вымыв руки, удалился в комнату.
Женька сидела за столом и смотрела в зеркало на свое отражение в розовой футболке, заряжаясь позитивом. Как учили, она шепотом повторяла: «Всё хорошо! Всё отлично! Всё прекрасно! Мы несем добро людям! Мы любим детей! Я рождена для удачи и счастья!» Ей вспомнилось, как Основательница и Наставница при первом знакомстве вскользь упомянула о возможности проживания в «доме счастья». Так Наставница называла каждый филиал Клуба. Действительно, при большом помещении имелась комнатка – чистая, красивая, ярко освещённая, хотя и без окна. Розовая и зеленая! Чудо! В этот мини-рай недавно заселилась Женькина новая подруга Фатима. Нет, не подруга – сестра! У нее родители восстали против работы дочери в Клубе. И, чтоб не дать косным людям закрыть себе дорогу к успеху, она покинула родной дом. Вернее, какой дом, когда там такое отношение? И такие взгляды? А чем у Женьки лучше? Как же она сразу не додумалась! Только не торопиться, подождать до утра. И много вещей не брать. Кому нужно это тряпье, эти ошметки прежнего, непозитивного, жалкого существования. Как хорошо, что она никому не сказала адрес своей работы. Но все равно – надо будет попросить Старших товарищей, чтобы переведи ее в другой филиал. От греха подальше. Можно и вообще не в Москву. Какая разница – ведь дети везде одинаковые – такие светлые, такие незатуманенные. И всюду Женьке будут рады! С такими мыслями она переместилась на кровать и уснула, не раздеваясь. Не хотелось раздеваться и залезать в эту пахнущую неудачами и беспросветностью постель. Постель, купленную на распродаже ее бывшей сестрой. Постель, постеленную ее бывшей матерью….
Виталий Иванович шёл брать плату с квартиросъёмщицы. Шёл и представлял себе ее ухоженную кожу, аппетитную фигуру, огромный рот, призывный взгляд… И гнал от себя эти мысли. Не потому, что был верным семьянином. Просто понимал, что ему – не светит. Не дадут. Жиличка - элитна, как организуемые ей мероприятия. Какие такие, интересно, мероприятия? С тех пор, как они с Лидой решили сохранить беременность, Виталия мучил спермотоксикоз. Супругиных рукопашных стараний ему не хватало. Собственноручный секс с журналами надоел. Минет Лидиной парализованной губой получался жалкий. Никакой получался минет. Традиционный же трах был под запретом до самых родов. Виталий Иванович уже безумно злился на жену за то, что залетела. И по прежнему не мог простить ей того аборта. Он и сам не знал, чего хочет. Вернее, знал. По*****ся, пожрать мяса и победно вернуться в свой институт. Желательно, спустив толстоносую кучерявую преемницу с лестницы. Пинком. На первое и второе не было денег, на третье – пороху.
Лида зашла в комнату Женьки. Створки шкафа были распахнуты. На кровати лежала записка. «Я ухожу. Вы непозитивные. Постарайтесь научиться быть счастливыми! Буду жить в нашем Клубе! И не ищите меня! Лучше ищите цель в жизни! Евгения» Лида почувствовала головокружение. Оперлась о стол. Живот скрутила дичайшая боль….
- Мама – крикнула Лида. Крик был не громче комариного писка. Трусы пропитывались кровью. Теплое потекло по ногам.
Виталий Иванович сидел на кухне их с Лидой квартиры. Оказалось, что здесь ныне проживает не одна женщина, а три! Две совсем юные, но уже потрепанные девицы ничуть не смущаясь, захороводили вокруг оторопевшего Виталия. Ростовчанка представила их, как землячек, приехавших поступать в театральное училище. Странные у нее землячки, откровенные молдаванки. Как же они всё тут переделали! И не сказать, что к лучшему. Подзасрали кухню. Занавески поменяли. И кругом свечи, свечи…Оплывшие, в заляпанных подсвечниках. Вонь неспущенной в открытом туалете мочи смешивалась с запахом дешевых духов и благовоний из азиатской лавочки. Виталий грустно вспоминал, как долго и трудно добывалась эта квартира. Его родители решили разменять свои хоромы. Лидины внесли доплату, продав дачу. Сколько они с Лидой вложили в ремонт. Себе во многом отказывали, должали, но гнездышко оборудовали. И вот….
Съемщица ушла в комнату за деньгами, а её гостьи парили ему мозги о тяжелой и неправильной жизни в Москве. Они были какие-то нечистые, притягательные, порочные, красивые и мерзкие одновременно.
Мама Лиды протирала пыль, и клевала носом. Она не спала всю ночь. Сердце щемило. Несколько раз вставала взять валидол. Каждый раз сталкивалась в коридоре с голозадым зятем. На того, вероятно, напал понос. Иначе зачем бы ему всю ночь бегать в сортир. Утром хотела покормить младшую дочь завтраком, но та ее ласково выставила с кухни. Беспокоится, чтоб мать поспала! Какая умница! Вот, с детишками работать начала. Надо будет посмотреть, что это за клуб. Кажется, Лидин голос. Или нет?
- Лида зовет – произнес Лидин папа. – Только возвращайся скорее. Мне надо….
И осекся. И тихо – тихо добавил:
- Клизму бы. Уже четыре дня. Больно, живот давит.
На кухню вернулась главная квартиросъемщица. Поймав взгляды Виталия, усмехнулась. И предложила расплатиться натурой.
- Они тебе заплатят – вельможно кивнула она на девчонок. Обе разом!
Виталий Иванович не устоял. И его хрен – тоже, как ни старались дивы. Пока они стонали, мяли, наяривали – он смотрел на появившееся на потолке комнаты зеркало. Оно ему мешало. Он не знал, что с ним делать потом. Как там выглядит потолок? Придется снова красить? И куча ковров, за которыми совсем скрылись обои! Как они с Лидой выбирали стеновые покрытия – чтоб и недорого, и изящно. Клеили сами – не доверяя гастарбайтерам. А уж пятно непонятного происхождения на кипенно –белой двери вообще выбило Виталия Ивановича из колеи. Вот и занялся, называется, сексом! То
Но вот герои Вашей повести, такие никчёмные, мне их даже не жаль.
"Я не люблю насилья и бессилья."