Неисповедимы пути... Глава 2.

знал тут никого. Просто на этой территории так было заведено и всем нравилось. Разумеется, разносили шампанское, виски, водку, соки. На небольших садовых столиках, поверх сияющих бронзой подносов, лежали маленькие бутерброды с икрой, мясом и сёмгой, яркое солнце не успевало их подсушить, мужики и некоторые дамы пили и закусывали, а пара стюардов в белых рубашках и чёрных жилетках едва успевала подносить свежие закуски. И вот, наконец, в большом отделанном настоящим дубом зале с куполообразным потолком и множеством стрельчатых окон в виде средневековых бойниц, началось выступление двух девушек, почти девочек, скрипачек. Они исполняли что-то необыкновенно завораживающее, то лирически протяжное и до слёз печальное, то задорно бойкое, от чего хотелось им помочь, в такт музыке, прихлопывая в ладоши. Струны под действием смычков наполнили окружающее пространство некой вибрацией, и уже со второй вещи эта вибрация, переливаясь, создав нестерпимый резонанс, преодолев перепонки органов слуха, пройдя насквозь тела, превратила сердца человеческие в оголённые сплетения нервных окончаний, приготовив их к восприятию голоса Создателя. Замолчали все, все до единого, и даже нарочитые скептики, и уставшие от жизни циники, и те, кто хотел веселиться от души, выпив для того сколько нужно, тоже притихли и немного нахмурились… А в самом конце дуэт сыграл, а вернее сказать, излил такое, от чего душа Наташи, забыв о собственном "Доме 2", вдруг безотчётно захотела влюбиться по-настоящему в непременно достойного мужчину, одновременно сильного и нежного, преданного до гробовой доски и надёжного, как старый добрый танк времён последней войны с немцами. Она даже мысленно стала проверять, кого можно было бы назначить на эту нелёгкую роль, правда, очень скоро запуталась в лицах и качествах своих знакомых. Ничего не вышло, любовь должна прийти неожиданно, для этого простой подбор точно не подходил. Ей вспомнился старый роман длиной в два с половиной года, который закончился около четырёх лет назад. Партнёр, как и она, несвободный, встречались обычно тайком, нечасто, а когда наступал момент расставания, ей почему-то всегда хотелось плакать, а лучше даже выть в голос, проклиная всех, включая небеса за дьявольскую несправедливость. Возникали мысли уйти от мужа в никуда, на съёмную квартиру, найти работу и жить как большинство людей, но это бы, конечно, не помогло, её любовник не собирался рушить свою семью. Из головы он не уходил долго, пока вдруг, совершенно случайно не появился другой человек. Влюблённости в него не ощущалось, но тот как-то умудрился своим ненавязчивым вниманием вытеснить прежнего. Старше более чем на десять лет, новый друг постоянно устраивал мероприятия, по его выражению. Возил её на вечера поэзии, на закрытые выступления для немногих, с приглашёнными модными музыкантами из столиц, а ещё выезды на острова, в заповедник и даже в какой-то монастырь и, конечно, восторженные глаза, тихий бархатный голос и много цветов, которые домой нести совсем нельзя, но и отказаться от которых не было сил. Казалось, зная её печаль, он просто не давал ей времени на душевные копания и мытарства, к тому же, ещё работая в то время, она как-то так всегда оказывалась занятой. Наташа не испытывала к нему сильных чувств, да и в сексе у него получалось, что называется в соответствии с возрастом, но ему удалось-таки это сделать! Они дружили и сейчас, но встречались до крайности редко, почти всегда без интимных отношений, так, поболтать в кафе о знакомых, послушать последние анекдоты. Всё бы давно уже закончилось, но их связывало общее подозрение, что родившийся три года назад мальчики – их совместный ребёнок, она даже назвала малыша его именем, Владимиром. Подобные мысли пугали, казалось, они не протекали в мозгу беззвучными импульсами, а произносились вслух, чётко и ясно, с указанием точного адреса настоящего отца её сына. Всякий раз, когда она случайно, а по-другому и быть не могло, начинала обдумывать обстоятельства появления на свет малыша, ей становилось страшно, страшно от того, что это правда, что рано или поздно всё раскроется, страшно, что муж, заподозрив, проведёт генетический анализ, а после вышвырнет их на улицу, в лучшем случае купит какую-нибудь малосемейку и то, дай бог. Почти каждый раз во время этих дум возникала паника до истерики и в испуганном лихорадочном сознании крутилась одна фраза: "Только не это! ".
   В том месте дорога прямая и ровная, без выбоин и заплаток от ямочного ремонта, словно изготовленная в далёкой благополучной Европе и чудесным образом перенесённая в российскую действительность, делала поворот под прямым углом и опять стрелой уносилась в ею разрезанные сопки, через мосты и эстакады, в сторону любимого города, где так много знакомых, незаконченных дел и увлекательных отношений. Но в данный момент Наташа должна была срочно остановить машину, покурить и направить ход мыслей в сторону от сына, от тайны его появления, от своей той давней ситуации. Она плавно нажала на тормоз, придав рулём автомобилю необходимый вектор в сторону обочины, и, когда тот остановился, спокойными уверенными движениями достала из лежавшей на соседнем сидении чёрной кожаной сумочки розовую пачку тоненьких женских сигарет. Разумеется, она волновалась, разумеется, ей срочно хотелось избавиться от нахлынувшего морока воспоминаний, вернуться в свой годами выстраиваемый, понятный уютный мир успешной, востребованной женщины. Взволновавшие её чувства располагались в самом центре её души, в специально созданном для мучений и терзаний отделе, плотно окружённом другими частями, с другими, более приятными эмоциональными нагрузками, а потому внешне всё выглядело вполне адекватно, и даже самый опытный психолог не усмотрел бы тут и тени переживаний. Наташа была уверена, нет, она точно знала, что сейчас, как и всегда, даже в очень сложных жизненных ситуациях, у неё будет ровная осмысленная речь, не станут дрожать руки и зрачки, как у годами тренированного разведчика, не поменяют своего размера. Ей удалось приучить себя, натренировать мозг и нервную систему реагировать именно так, как ждали от неё окружающие или так, как необходимо ей в данный момент. Однажды она раскрыла простой секрет женской психики, который заключался в том, что сознание, оказывается, можно дробить на кусочки и контролировать одновременно, без ущерба для любого из них. Именно тогда самые неприятные и самые опасные части было решено расположить в центре, а не на эмоциональных задворках, для того, чтобы их содержимое гарантированно не выплеснулось в поведенческий отдел и не наделало всяких глупостей, вроде унылых, никому не нужных разбирательств, в сущности, с дорогими людьми или, ещё хуже, в неконтролируемые претензии мужу. Но вот водить машину с возбуждённым центром мучений и угрызений совести Наташа всё-таки боялась, несмотря на тройной запас психической прочности. Её срочно требовалось остановить, дальше, выкурить сигарету, вспомнить о последнем удачном событии, наметить план своих дальнейших жизненных приключений, посмаковать всё это и тем, успокоившись, ввести себя в норму, в привычную размеренную колею. Конечно же, наше сознание не состоит из кубиков, которые по своему желанию мы можем тасовать, переставлять или компоновать, и ещё, цветущая женщина с забытым высшим образованием филолога вовсе не проводила никаких долгих мучительных тренировок по совершенствованию своих реакций, просто, ей это всё так виделось, ощущалось на рефлекторном уровне, она так делала, с одной стороны. С другой, у неё было много тренеров, причём совершенно бесплатных, можно даже сказать бескорыстных, они как-то сами стали возникать лет так с семнадцати отроду, как только мама и папа заселили её, первокурсницу, сдавшую на отлично все вступительные экзамены, в студенческое общежитие. Первого она запомнила на всю жизнь, первого они помнят всегда, как правило, не забывается ничего: ни обстановка, ни погода, ни его имя и даже его запах остаётся в памяти до древней старости, если суждено дожить до неё. Андрей располагался со своими друзьями в соседней комнате, мужчина уже после армии, он приехал в командировку из далёкого района ремонтировать или строить один из корпусов университета. Особых ухаживаний не наблюдалось, да их никто особо и не ожидал, покупалось пиво на розлив каждый вечер, скрипящий на зубах солью пересушенный минтай, постоянно снующий народ, игры в карты, анекдоты, ключи от пары свободных комнат и тому подобное. В тренеры Наташа его записала потому, что была с ним только один раз, а точнее одну ночь, после чего он просто перестал общаться с девушкой, да ладно бы только это, он стал принародно рассказывать, что и как произошло, наверное, тем самым поднимая свой рейтинг в глазах окружающих. И когда приходилось проходить возле него, ноги невольно тяжелели и подгибались, норовя уронить её, покрывшуюся алыми пятнами, на пошарканную в линолеуме белёсую дорожку, и ещё, к стыду, сразу же хотелось помочиться, прямо здесь и прямо сейчас, проходы неконтролируемо открывались, и стоило больших усилий, чтобы приостановить процесс. Именно приостановить, потому что все равно возникало нестерпимое желание в течение ближайших минут забежать в туалет, а после долго мыть руки и умываться холодной водой, придавая себе человеческий вид. Подобное происходило каждый раз при виде Андрея, даже если он не замечал её, и прекратилось, как только тот съехал совсем и, слава богу, неизвестно куда. С этим событием пришло облегчение, словно ей вдруг разрешили дышать не через раз, а смело и открыто полной грудью, когда захочется. Через пару месяцев окружающие и она вместе с ними забыли об инциденте, который впоследствии и досадным-то никто бы не назвал. Сказалось действие природных факторов молодой памяти, а также нахлынувшие неудержимо другие события.
   Наташа припарковала машину на самом верху одной из многочисленных сопок с роскошным видом на море, ей нравилась его непостижимая даль, она любила эту даль, каждый раз пытаясь в вечной дымке уловить то самое место, которое принято называть горизонтом, она всем своим телом, каждой его частичкой ощущала бесконечность, и бесконечность пространства дарила ей надежду, практически уверенность на долгую и до гробовой доски нескучную жизнь. И тогда приходила безотчётная радость, тихая, негромкая, добрая, своя собственная эмоция, которых всегда немного и которые не принято афишировать, мы складываем их в маленькую корзинку из невесомой бересты и прячем от посторонних глаз в потайное место в душе. Мы знаем про это место, мы о нём помним, мы даже наведываемся туда, чтобы, покопавшись во всякой подобной мелочёвке, попытаться в оправдание доказать себе, что мы не совсем законченные козлы-циники и все-таки способны на божественно красивые чувства.
   Сигарета, скуренная впритык к фильтру, полетела вниз через леера, упорно перескакивая отдельные камешки придорожного щебня, её зачем-то тянуло к воде, скорее всего то было банальное земное притяжение и воля случая, но Наталью подобная, необъяснимая резвость заинтересовала и она проследила траекторию