Королевство потерянных

Вечерело. Легкие сумерки незаметно просочились в город, рассыпались по дворам, закатились погуще под деревья, уже окутанные зеленоватой дымкой молодой листвы. Воздух наполнился чуть заметным ароматом весеннего вечера – тонким коктейлем из запахов юной зелени, земли, с примесью непременного автомобильного духа и еще чего-то съестного. Казалось, запахи, звуки, и даже эти сумерки, составляют единую композицию, которую ощущаешь не органами чувств, а более глубоко, до самых глубин человеческого естества, называемого душой…
Мих шел с работы пешком. В хорошую погоду он всегда так поступал – неспешно меря шагами знакомые улочки, срезая путь дворами и переулками, сквозь заросший овражек и напрямую через железнодорожные пути, игнорируя тяжеловесный мост несколькими кварталами дальше. Ему нравилась эта дорога – она была его тайным маршрутом, извилистой линией, не нанесенной ни на одну карту. Пробираясь знакомыми, и все-таки самую чуточку таинственными дорожками, можно было думать о чем-то совсем нездешнем. И случайные прохожие тогда казались будто  нарисованными фигурами, ловко вправленными в лабиринт декораций города неведомым мастером.
Мих завернул за угол старой кирпичной пятиэтажки, бросил косой взгляд на торец дома, где рельефными впадинами выделялись ненастоящие окна – жутковатое зрелище, если задуматься. Казалось, за этими слепыми прямоугольниками выцветшего от времени кирпича замурованы неведомые сущности, скованные цепями, дремлющие в забытьи и ожидающие лишь своего часа, когда стены рухнут…  Мих дернул плечом и чуть ускорил шаг. Срезая дорогу по чуть заметной тропинке между кустами едва зазеленевшей сирени, он заметил движение возле самой стены. В тени кустов и буйствующей молодой крапивы виднелся рыжий бок и сосредоточенно склоненная круглая, рыжая с белым голова. Кот сосредоточенно пытался сковырнуть что-то мелкое и блестящее, дергал лапой с выпущенными когтями, переминался в нетерпении.
Мих почувствовал, как по коже под мягкой клетчатой рубашкой прошел холодок. Уютная ткань показалась вдруг холодной и влажной. Все стихло, кот поднял усатую морду и, пронзительно глянув на человека желтыми глазами, выгнул спину и обнажил клыки. Вот оно. Снова. Мих судорожно сглотнул, прижал ладони к бедрам, решая, что делать. Соблазн был слишком велик, и никакой страх не мог отогнать это острое предчувствие встречи. Сколько раз он давал себе слово, вырываясь из холодных объятий ужаса и восторга, что больше никогда… Он уже не мальчик, ему минул двадцать один год, а ощущения совсем не изменились, словно семилетний пацаненок продолжает жить где-то внутри и ждать, ждать новой встречи.
Кот навострил уши, будто что-то услыхав, затем неторопливо развернулся и одним бесшумным движением исчез в переплетении ветвей и молодых побегов. Мих осторожно выдохнул, отвел ботинком стебли крапивы и осторожно, словно пробуя землю под собой, поставил ногу. Еще два шага, и вот перед ним уже тускло поблескивает серебристая цепочка, запутавшаяся в кривых отростках давно валяющейся и успевшей глубоко войти в землю ветки. Он наклонился и аккуратно распутал ее, стараясь не порвать тоненькие звенья. Цепочка оказалась серебряной, довольно простой, но с причудливо-филигранным кулончиком в виде стилизованного изображения солнца, с переливчатым желто-коричневым камнем в середине. Мих глянул в ту сторону, где исчез кот, но животного, конечно, и след простыл. Правда ли эта безделушка была столь дорога ее владелице? Был ли кот в числе свиты? Парень с сомнением зажал в ладони находку и торопливо пошел вдоль стены, чуть постукивая иногда костяшками пальцев по серо-желтому кирпичу.
Придя домой, в съемную крохотную квартирку на девятом этаже, он разложил цепочку на столе и принялся готовить ужин. Когда картошка начала шипеть на сковородке, он вышел на балкон и забарабанил пальцами по перилам, всматриваясь в светло-синюю полоску, еще заметную на окончательно потемневшем небе. Идти или нет? От одной мысли все внутри замирало, словно смотришь вниз с самого края высокого обрыва. Это как прыгать наугад в темную воду, плещущуюся далеко внизу: страшно, опасно, но уже знакомо и желанно. Часы на стене показывали десять, картошка подгорела, а чайник остыл. Мих настроил будильник сперва на три часа, потом перевел на четыре, но, подумав, опять перекрутил на три. Ему не хотелось встречи в этой убогой квартирке, требовалось что-то иное...
Он знал, что сон сегодня не придет, потому просто устроился с книжкой на нерасстеленной кровати. Напряжение росло, он несколько раз закрывал глаза и думал: ничего не нужно делать, пусть. Бросить безделушку за окно, выспаться перед следующим рабочим днем и ни о чем не думать. Разносить по городу документы, улыбаться хорошеньким секретаршам, расписывающимся за полученный пакет и мчаться дальше, и не вспоминать черных бабочек да кружевные крылья, серебряно-черные.
Время тянулось невероятно медленно, но стоило отвлечься на воспоминания, как тут же зазвенел сигнал. Мих неторопливо сел, выключил будильник и убрал телефон в карман джинсов. Надел все ту же рубашку, несмотря на прохладу ночи, бросил в карман джинсов заветную цепочку, но затем передумал и просто зажал ее в кулаке.
Улица встретила Миха тишиной, разбавленной звуками оживленной улицы в двух кварталах слева, жидким светом фонарей да свежей, влажной прохладой. Парень поежился и заспешил направо, мимо плотных, размалеванных граффити ролет закрытого магазинчика, вдоль унылого серого дома и зияющей пасти арки, ведущей во двор. Свернул за угол, пересек узкую и пустынную улочку и углубился, наконец, в маленький скверик, складывавшийся из нескольких дорожек, огибающих старый потрескавшийся фонтан, в котором много лет уже не было воды, кроме дождевых луж. Мих отошел в сторону от фонтана, миновал фонарь и придирчиво осмотрел спрятавшуюся за недавно подстриженными кустами  снежноягодника скамейку. В темноте не было заметно потрескавшейся краски и досок в «заусенцах», только аккуратные очертания да чуть поблескивающие от выпавшей росы кованые подлокотники. Мих потоптался еще немного, оглядывая короткую аллейку в обе стороны и пытаясь рассмотреть за кустами, не идет ли кто с улицы. Однако, в столь поздний – или скорее ранний – час никто не собирался проходить через сквер. Ничто больше не мешало, и рассвет был близок.
Внутри все онемело, будто кто-то милосердный сделал анестезию и заморозил все чувства и даже ощущения. Мих аккуратно выложил на холодный металл подлокотника цепочку, проследил, чтоб она случайно не упала, и сел рядом. Это было уже спокойное, почти равнодушное ожидание, однако любой звук, даже едва заметный шелест молодой листвы на легком ветерке, заставлял вздрагивать. Затем с соседнего дерева на дорожку слетела ворона. Ее оперение поблескивало в отсвете фонаря. Ворона склонила голову и Мих замер. Тогда она короткими прыжками приблизилась и снова глянула искоса. Парень облизнул пересохшие губы.
- Уходи, - сказал он негромко, и собственный голос показался ему вороньим карканьем, - Кыш!
Он чуть притопнул ногой, ворона отпрыгнула в сторону, но даже не раскрыла крыльев. В стороне качнулась ветка, и Мих рассмотрел на ней еще одну или две темные тени.
- Я жду, - сказал он воронам и вздернул подбородок. Вокруг разлилась тишина, пропали, кажется, даже отзвуки дороги и шелест зелени. Снова ожидание, утомительное и напряженное. Из-за поворота дорожки вышли два кота – один массивный, с грациозной походкой хищника, второй тощий, подрагивающий высоко поднятым хвостом. Впрочем, коты не стали подходить близко, они уселись в нескольких метрах от Миха, затаившись в тени куста. Пришла шальная мысль – может, уйти прямо сейчас? Однако теперь эта мысль показалась нелепой. Как пригласить важного человека с помощниками на деловую встречу и уйти, оставив все важные бумаги на столе.
Воздух, наконец, дрогнул, мазнул по щеке, как прикосновение летящей ткани, и скудный свет фонаря стал еще бледней. Сначала в конце аллеи, у фонтана, затрепыхались крошечные точки. Затем их стало больше, целое облако, черное и подвижное, катящееся по дорожке. Ужас и восторг одновременно сковали, обездвижили тело, затопили разум. Безотчетный страх, древний и дикий, страх перед тьмой и ее детьми, трепыхался в душе, в такт биению крыльев заполонивших все вокруг черных бабочек. Их было так много, что, казалось, сейчас нельзя будет вдохнуть. Они мелькали, задевали лицо бархатистыми крылышками, но не издавали даже шелеста, какой мог бы быть от множества крошечных существ, столь плотно теснящихся в воздухе. Затем как-то внезапно они все рванулись в стороны, и улица стала почти пуста, не считая тонкой и невысокой фигурки напротив скамьи. Мгновение будто замерло, растягиваясь на одно, два, три биения сердца, восхищение перемешалось со страхом, почти эйфорическое счастье и отчаяние теснили друг друга.
Хрупкая фигурка была облачена в длинную серебристую тунику, в струящейся ткани которой, казалось, мелькали звезды. Даже сквозь леденящий ужас Мих испытал некоторое удивление, всматриваясь в длинные светлые волосы, заплетенные в пышную косу, в тонкие черты очень юного лица, наконец, в крылья - ажурно-кружевные, иссиня-черные крылья бабочки, чуть подрагивающие за спиной. Пересиливая сопротивление собственного тела, Мих выдавил:
- Кто ты?
Незнакомка обворожительно улыбнулась, маленькие острые зубки блеснули меж тонких вишневых губ, серебристо-серые глаза заискрились неподдельным любопытством.
- Интересно! – сказала она, обращаясь к рыже-белому коту, вальяжно вышедшему вперед. – Так он не знал, что будет, когда принес мне желанное?
- Знал, - голос слушался плохо и звучал будто заторможенно, однако Мих сосредоточился на своем удивлении, это помогло хоть немного ослабить оковы ужаса, - Ты не Силефия.
- Даже имя знаешь, - дева-бабочка качнула ажурными крыльями, затем шагнула вперед и тонкие пальцы ловко подхватили цепочку, только кулон качнулся, мерцая золотистым камушком. – Меня зовут Аммилина. Хочешь в мою свиту?
Мих судорожно вздохнул. Сколько раз он мечтал, чтобы Силефия сказала ему это! Сколько раз просыпался ночью, прислушиваясь к отголоскам сна, в котором он сопровождал королеву потерянных, как верный страж и помощник…
- Смотри, - девочка - а она выглядела в самом деле, скорее как подросток, нежели как созревшая девушка – обернулась, и из тени вышли давешние два кота.
- Они пришли сюда, чтоб войти в мою свиту. Я беру их, - Аммилина наклонилась и легко подняла замершего упитанного кошару, и легко коснулась губами его лба. Кот мелодично мурлыкнул, не отводя взгляда от новой хозяйки, а она поцеловала и второго, а затем снова повернулась к Миху, - Видишь? Так просто. И ты больше не будешь страдать от дуновения ужаса, которое сейчас гложет тебя.
- Нет, - ответил Мих, и это стало откровением даже для него. Но даже страх отступил, когда он задумался об этом, и стало легче дышать. – Где Силефия?
Маленькая дева-бабочка чуть скривила губы и поднесла к глазам цепочку, словно не было дела важнее, чем