Я стояла на пригорке и не могла решить, куда направиться, к какому месту на пляже, чтобы никто не мешал, и вдруг увидела две трубы. То, что я их увидела, ничего странного. Живу у моря, рядом бухта, и там, где она заканчивается, и начинается открытое море, на самом берегу сверкают на солнце бочки с нефтью, как самовары, и дымят трубы, разнося по степи удушливый запах бензина.
Нехорошо, что дымили. Хотя надо сказать, дым для меня как флюгер, чтобы знать, откуда дует ветер. Но сегодня не это главное. Две трубы рядом, расстояние между ними как моя ладонь, а дым относился ветром в противоположные стороны: четко прорисовались рога. Взмах палочкой дирижера - невидимки, и рога превратились в крест. Рога, крест, рога, крест. Это что, сигналы? Для кого? И еще туман, да, в то утро был туман. Впечатление, будто огромный черт высунул рога из преисподней и пытался вылезти. Но крест его отпугивал.
Люди семьями спешили к морю, и, непонятно почему, никто ничего не замечал. Иначе бы собралась шумная толпа.
Дым из труб разбегался, сближался, скрещивался, снова разбегался. Высоко в небе превращался в клочья и таял без следа.
Мне было жутко, хотелось бежать. Я резко свернула к морю, откуда труб не видно, подошла почти к воде и села на зеленую траву. Везде трава выгорела, но здесь зеленела. Рядом с морем протекал подземный родник, и в одном месте выбивался на поверхность, даже образовался небольшой водоем. Пляж назывался «Зеленый островок».
Я села, никого больше не было, - стоячая заболоченная вода отпугивала отдыхающих. Недалеко от берега густые заросли камыша, там же водились змеи. Родник в этом месте впадал в море, поэтому и вырос камыш.
Вот и хорошо, вот и славно, как приятно смотреть на воду и не отвлекаться на человеческие, надоевшие голоса. На воде утки. Черные, с белыми пятнами над клювами, плыли на юг, к солнцу, а утка с красной головой издавала резиновые звуки, как если бы воздух проходил через небольшое отверстие, и плыла к камышам. В детстве у меня была такая утка, желтая, с красной головой, без нее я отказывалась мыться в ванне.
Я поднялась и как под гипнозом, двинулась за красноголовой уткой и, поскользнувшись, упала в дурно пахнущую грязь. Вонючая, наверное, полезная. С трудом вылезла, илистое дно не отпускало, облепленная липкой чернотой, села на солнце, обсушиться. Грязь смывать не стала.
Откуда-то явились две девицы. Девственно белокожие, недавно приехали. Неужели полезут туда же, в болото?
Они не сразу подошли к этому месту. Ходили кругами, приближались ко мне и удалялись. Все, ушли, - радовалась я, но нет, снова приблизились. Что их так притягивало, когда рядом песчаный пляж, не знаю. Вид у них был такой, будто что-то искали. Или кого-то. Но ведь здесь кроме меня и уток никого больше не было.
Может, решили, что от грязи похорошеют? Я злилась на них, шли бы отсюда. Когда они, наконец, подошли близко к воде, рядом со мной, я отвернулась. Раздражение не позволило увидеть, только услышала два резиновых громких всхлипа и все. Вода сомкнулась над ними, поверхность разгладилась, как будто ничего не произошло.
В памяти четко сохранились: блондинка, кажется, натуральная, по-деревенски полненькая и гладкая, в голубом купальнике, и шатенка, худая, высокая, в белом купальнике с черным узором. Я еще подумала, как выигрышно смотрелся бы ее купальник на загорелой коже.
От них остались горка разноцветного тряпья и термос. Такой, о каком я давно мечтала. Но, махнув рукой, бежала. Бояться мне было нечего, не я их в гиблое место толкнула. Но ведь жуть как страшно! Были девицы, и не стало.
Домой возвращалась по едва заметной тропинке, давно протоптанной и забытой, как вдруг прилетели две вороны и сели в сторонке. Большие, черные, скорее, вороны, с ударением на первый слог. Но когда они затеяли галдеж, как две сварливые бабки, я поняла, нет, вороны, с ударением на втором слоге. Они взлетали, садились на тропинку впереди меня, и я не заметила, как пошла следом за ними. За насыпью, мусор вывезли со стройки, не обнаружила ничего кроме сухой травы. Птицы куда-то исчезли, будто и не было их.
На следующее утро я отодвинула штору и увидела, как на балкон опустились две птицы, сели в профиль и направили на меня два круглых глаза. Одна серая с черными крыльями, длинноногая и худая, вторая кругленькая как бочонок, и светлее первой.
Сырое мясо у меня было, они быстро склевали и улетели.
Пришла подруга, является, когда хочет, без приглашения. Ее профессия – вдова. Киллер в женском обличье. Любимое занятие – гляделки. Уставится своими темными очами и улыбается. Улыбка все шире и шире, пока не обнажится коронка на коренном зубе. Золотой блеск ослепляет, и я зажмуриваюсь.
После продолжительного хохота, наконец, опускается занавес, золотой блеск гаснет, и подруга начинает есть все подряд.
Как-то еды больше не осталось, даже муки не было, она почти полную солонку сыпанула в рот и не поморщилась.
Завидую ей, еще молодая и привлекательная, сумела, добилась экономической независимости. Чего еще ей желать, если главное в жизни, - это свобода.
Она походила по квартире, на балкон мельком взглянула.
- Вороны твои? - спросила она и внимательно посмотрела на меня.
Я удивилась, ведь улетели, и опять вернулись. Ненасытные.
- Забирай, не жалко,
- Вороны твои, - утвердительно сказала она. – У меня свои помощники есть.
- В чем?
- Во всем, чего бы я ни захотела.
Подруга строго смотрела на меня, и это было непривычно.
- Может, объяснишь?
- Что тут объяснять. Чего ты хочешь? Исполнения желаний. Вот и радуйся, -она разглядывала птиц.
- Они привязались ко мне, когда две девицы утонули. Одна худая и высокая, другая полненькая. Они хотели жить. Понимаешь?
- Откуда ты знаешь? – вяло отозвалась она, любуясь золотым перстнем на указательном пальце.
Ее не интересовало, чего хотели другие.
Я достала из холодильника тыквенный суп и тушеные кабачки. Она поморщилась, но от еды не отказалась. От еды она никогда не отказывалась.
Наконец, я собрала грязную посуду, положила в мойку, она сладко потянулась, посмотрела на часы.
- Хочешь тренинг посетить? Я сегодня иду. Так и быть, заплачу за тебя. Полезный. Понимаешь, все взаимосвязано: природа и люди, желания и возможности. Нельзя пожелать себе невозможного, потому что мы не знаем того, чего нет, и не может быть. Что из этого следует?
- Ну, наверное, любая сказка может стать былью.
- Ага, и станет.
Тренинг начинался в восемь вечера, недалеко от моего дома, мы дошли пешком. Когда я вошла в неуютный, плохо освещенный зал, размерами с футбольное поле, тут же захотела покинуть его. Тусклая лампочка у входа, свет уличных фонарей и все. Но подруга схватила за руку и не отпустила.
Тренеру было около пятидесяти, лысая голова и атлетическая фигура. Даже в темноте хорошо просматривались рельефы разработанных мышц, - на нем были одеты белая майка и светлые бриджи.
Он заговорил. Стоящие у дальней стены люди сливались с темнотой. Их гулкие голоса как отзвуки далекой грозы, отвлекали от того, что говорил тренер.
Подруга протянула ему деньги, и в тот момент я увидела в окне своих ворон. Они суетливо вращали головами и, мне показалось, были недовольны тем, что я осталась.
Когда сформировалась группа, я даже всматриваться не стала, судя по голосам, все женщины.
Тренер встал у окна, так, чтобы его освещал уличный фонарь.
«Все идет своим чередом, след в след», - сказал он и сделал рубящие движения, - я почувствовала запах квашеной капусты и хруст на зубах. - Часы вспять не идут, спираль закручивается в одну сторону. Мы можем идти по винту от начала до конца - он закрутил указательным пальцем, - а можем перепрыгивать с одной спирали на другую, до самого верха. Прыг – скок, - он стал переминаться с ноги на ногу. - Начало, середина, верх, - резко выбросил руки, будто хотел выкрутить фонарь на столбе, - и, наконец, мы находимся на кончике спирали: место встречи жизни и смерти. Время остановилось».
Да, встреча под часами без стрелок.
«Можно себе представить одновременно жизнь и смерть? Жизнь – смерть – жизнь – смерть. Пульсация. Нам же нужно представлять одновременно. Допустим, крылья бабочки раскрылись – закрылись в одно мгновение. Все слилось: бабочка в колесе времени. Попробуй, останови его. Теперь я обращаюсь к вам, ибо женщина наделена воображением в большей степени, чем мужчина. Я пою оду воображению, ибо забыть о времени, или повернуть его в обратную сторону способна только женщина».
Участницы одобрительно зашумели. «Сделаем перерыв», - сказал тренер и направился к выходу.
Когда налетели вороны, воспользовались тем, что кто-то открыл окна для проветривания зала, я бежала.
Подруга рассказала, что учитель долго сопротивлялся, но вороны сходу выклевали ему глаза, и он без толку размахивал руками, а они разрывали его на куски. Кровищи было.
- Зачем они так? А?
- Надоело слушать бесполезные и пустопорожние разговоры о времени. Нет ни прошлого, ни будущего, есть только настоящее. А то раскаркался, жизнь – смерть. Вот и заткнули его навсегда. Правда, успел спеть свою лебединую песню, - ах, женщины, ах, воображение, - подруга расхохоталась.
Мне тоже стало смешно. Давно я так не смеялась.
Собираясь уходить, она вдруг достала из сумочки деньги и положила на стол.
- Тебе. Я взяла все, что он собрал с нас. Ему они уже не нужны, - и снова расхохоталась.
Отсмеявшись, она спросила:
- Совет хочешь?
- Хочу, - с готовностью ответила я. – Хочу. Теперь ты за учителя.
Она довольно улыбнулась.
- Одежды не бери. Выбрасывай, не жалей.
- Почему? – удивилась я.
- Благополучные тебе не встретятся. Они ходят другими путями. Но только их одежды можно носить. Все остальное заразит тебя глупостью и несчастьями. Ты ведь уже это проходила. Вспомни, когда попала в больницу.
Она права. После того, как погибла младшая сестренка, неожиданно, нелепо, при переходе через дорогу на зеленый свет, мне достались ее нарядные платья. Умерла она в девятнадцать лет, а мне уже было двадцать четыре года.
Сестра занималась с детства гимнастикой, соблюдала диету, и мне казалось, что не влезу в ее платья. Влезла. Сначала было туговато, но потом все нормально, я похудела.
В ее одеждах чувствовала себя даже красивой. Соседи говорили, что я похорошела. Отчего это? Уж не влюбилась ли?
Сестренка была любимая. Я помнила ее, совсем маленькую, с бантиками, похожую на пупса. Ножки толстенькие, в розовых туфельках, осторожно передвигались в сторону шкафа.
Восхищенный голос матери: «Первые шаги и сразу к зеркалу!»
Малышка вгляделась в отражение, поправила бант на голове, улыбнулась себе. Счастливое окружение из мамули и бабули захлопало в ладони.
Странно, что любовь к сестре никто из
