лицу Высокого, не возникали они и в их Линейном отделе милиции, и тем более, не были описаны в методической литературе. Требовалось самостоятельно принять решение. На месте.
Молчание нарушил Коренастый: "А давай для плана возьмем. Смотри он и перемещается без посторонней помощи".
- Да, пожалуй, - многозначительно согласился Высокий и впервые посмотрел на ребят добрым взглядом и улыбнулся.
Когда юноша впервые оказывается со своей избранницей на ложе любви - волнению и смятению его нет предела. Он горит неудержимой страстью, но не хочет обидеть любимую. Он старается угадать ее чувства, но опасается ошибиться и причинить ей страдания. Он испытывает вожделенный трепет и жгучее желание, но боится выглядеть смешным и неуклюжим. О, это юное вздрагивающее тело! От прикосновения к нему голова идет кругом, мысли путаются и исчезают вовсе. Господи, почему сердце бухает на всю вселенную? Она же не услышит его признания. Разве можно без признаний? Все, чему учили его старшие товарищи - забыто. Ни кто, в этот момент, не поможет юноше преодолеть эти сладостные муки. Горе тому, кто обратиться за помощью к вину. Бахус ускорит события и упростит дело, но не разделит, а отберет все самое яркое, божественное и неповторимое. Потом, жизнь подарит много прекрасных и радостных мгновений - другого Первого раза не будет никогда.
С милицией все обстоит наоборот. Первый раз в милицию надо попадать пьяным. Хуже от этого не будет - если нашелся повод вас забрать, то состояние, в котором доставят в милицию, значения не имеет. Очень желательно, хотя бы немного, осознавать происходящее, иначе утром, на Вас свалится двойной груз: тяжелое похмелье и неприятная новость о вашем местонахождении. В случае разумного поведения Ваше первое посещение пройдет безболезненно. Не будет неуместных нравственных мучений и самоистязаний, не возникнут мысли о неблагодарности родителям и трудовому коллективу, верившему в вас, а страх за свою репутацию не будет преувеличен. Потом, когда закалится воля и огрубеет душа, все будет происходить легко и обыденно без алкоголя. Впоследствии, даже глубоко интеллигентные и ранимые люди, не испытывают от этого сильных душевных травм.
Конечно, наши путешественники, закупая и потребляя портвейн, не думали о последствиях. Жизнь мудро распорядилась сама - кондиция, у них, оказалась самая подходящая.
Шли недолго. Милиция оказалась рядом. Это было старинное, одноэтажное здание, которое находилась за высоким забором, и имело просторный дворик. Вполне возможно раньше здесь помещалось Линейное отделение царской полиции или что-то в этом роде. Во дворике стоял один мотоцикл со специальной окраской и два велосипеда. Первое помещение, куда попали ребята, вид имело мрачный.
Стены были выкрашены темной сине-серой краской. На уровни головы проходил широкий красный бордюр, отделяющий краску от побелки. На потолке тускло светилась лампочка. Комната была разделена на две половины деревянным барьером, окрашенным так же, как стены. За барьером стоял письменный стол, на котором светилась настольная лампа. За столом сидел лейтенант. Откуда-то раздавались сдавленные крики и стоны.
- Что-то серьезное? - спросил лейтенант у высокого сержанта.
- Нет. Вот официантка написала. Завтра сами что-нибудь добавят, сейчас бесполезно, - Высокий протянул лейтенанту заявление, написанное Черненькой и документы ребят.
Лейтенант долго читал листок, то поднимая, то хмуря брови. Потом посмотрел на ребят: "Снимайте ремни, вынимайте все из карманов и сложите в коробку". После этого вышел из-за барьера, прошел в конец комнаты и, позвенев ключами, открыл КПЗ.
Камера оказалась совсем не такая, какие показывают в кино. Почти до потолка, стены в ней были обиты деревом. На деревянном полу, вдоль стен были закреплены широкие деревянные лавки. Дерево было старое и отполированное одеждой предварительно-заключенных. В камере было не грязно, и горел мягкий, рассеянный свет, как в интимном кафе. Выглядело все это очень симпатично, и если бы выход был свободный, этому помещению легко можно было бы найти другое применение и посещать его почаще.
На лавке лежал худой мужик неопределенного возраста. Вид у него был странный. На нем была засаленная телогрейка, одетая на голое тело, солдатские галифе и коротко обрезанные валенки. В длинных и грязных волосах застрял репейник - свидетельство того, что иногда он выходит на волю. Ошеломляющее впечатление производило лицо мужика - оно было побрито. Мужик издавал громкое сопение и периодически вскрикивал.
- Больше не шуми. Ребят разозлишь, помочь не успею, - обратился лейтенант к мужику и немного подумав, добавил. - Впятером брали, еле справились.
Услышанное произвело на мужика сильное впечатление. Он резко замолчал, сел и почтительно подвинулся в угол. Друзья сели на лавку. В руках лейтенанта звякнули ключи и дверь закрылась.
А тем временем, в вагоне, вырабатывался план действий по спасению друзей. Приняли в нем участие даже некоторые пассажиры вагона. Все были настроены по-доброму и хотели помочь, но дельных советов ни у кого не было. Наконец полный гражданин в майке внес четкое и конкретное предложение. Но и оно было отвергнуто - ребята, несмотря на свое состояние, не решились взять на себя ответственность и поддержать его предложение о разгоне всей советской милиции и работников общепита. Обсуждение шло настолько бурно, что даже Антон заинтересовался происходящим и спросил: "А где Егор и Серега?" Наконец возникло предложение собирать подписи. Идея понравилась всем.
В обществе это было обыденным и привычным. Подписи, в стране, начали собирать, когда наших путешественников еще не было на свете. Собирали их, чтобы заклеймить позором врагов народа, чтобы выразить одобрение какому-нибудь мудрому решению Партии, чтобы рапортовать Вождю о невиданных победах в труде. Потом подписи стали собирать в защиту прав угнетенных народов, в осуждение вредных писателей, произведения которых, как правило, ни кто не читал. Подписывали требования о прекращении мировой гонки вооружения, и даже, о предоставлении свободы Анджеле Дэвис и Нельсону Манделе, что особенно воодушевляло друзей.
Прежде, чем ставить подписи, необходимо было написать заявление. Быстро нашли бумагу и ручку, освободили стол и начали писать. На этом дело остановилось. Не то, что бы текст не получался лаконичным и убедительным, он не получался вообще. Тот набор слов, который предлагался, совсем не разъяснял суть, а только запутывал дело. По сравнению с ним, разговор сержанта с Черненькой был верхом логики и красноречия.
Время шло. Бурное обсуждение результатов не принесло, и народ стал расходиться. Было поздно и ребятам хотелось спать. Но вдруг мобилизовался Антон и заявил: "Спать нельзя, это будет предательством по отношению к мужикам. Сейчас обязательно надо составить текст и подписать у тех, кто не спит. Многие очевидцы могут до утра сойти с поезда".
Предложение было признано крайне разумным и друзья стали сочинять. И через некоторое время, подтвердив старую истину: "Чем меньше советчиков, тем лучше", - друзья придумали вполне сносный текст, который не только не оскорблял, а поднимал на невиданные высоты отечественный общепит и милицию. А виноват во всем был нелепый случай, от которого ни кто не застрахован. Появилась надежда, что при определенном подходе, его могли одобрить, даже, официантки.
Заявление получилось очень доброе и совсем никчемное. Конечно, ребята поймут это утром, но сейчас, в силу эмоционального и физического состояния, им казалось, что они приняли единственно правильное решение.
Друзья обошли весь вагон и подписали петицию почти у всех бодрствующих пассажиров. С чувством выполненного долга они тут же уснули...
...Егор с Сергеем сели на лавку
- Правда, "мусорам" наваляли? - спросил мужик
- Да.
- Завтра утром придет старлей. Отыграется. Свирепый, гад.
- И ему наваляем.
Многозначительно помолчали.
- Витек, бля, - представился мужик.
- Как ты сказал, фамилия? - спросил Сергей.
Мужик долго соображал, а потом, по-детски, заулыбался беззубым ртом - шутка ему понравилась.
-Серега.
- Егор.
Разговаривать не хотелось. Ребята прислонились к стенке и прикрыли глаза.
Представилась бурная река. Крутые берега, огромные острые камни, водовороты и пороги. По берегам темный, неприветливый лес. Егор, на своей старой, хорошо подготовленной и проверенной байдарке идет по реке. Не первый раз он проходит на ней сложные участки и опасные пороги. Она послушна и надежна. На нем большой, яркий спасательный жилет. Впереди большой, опасный порог. Он пойдет по главному сливу. Это почти водопад, но он сделает это! Уже слышен порог. Пока это не рев, а очень глухой, наполняющий все пространство, гул. Даже неискушенный человек чувствует, какая грандиозная сила и мощь находиться впереди ...
В камере тепло и спокойно. Тихо посапывает Витек. Сон постепенно завладел сокамерниками.
... В реке, среди волн, между огромных, черных камней застрял разбитый деревянный плот. Большие бревна веером торчат вверх. На остатках плота, судорожно вцепившись в веревки, держится муж Лиды. Он жалок и беспомощен. Вдали, среди бурунов, изредка показывается чья-то голова. Это Лида! Егор изо всех сил гребет к ней. Порог уже рядом. Он гремит в полную силу. Успеть! Только успеть!!! Вот показалось начало слива. Внизу, огромная "бочка" с сильным обратным течением, дальше - громадные волны. Если девушка и сумеет схватиться за байдарку она не сможет удержаться за нее в этом месиве воды и пены. Байдарка бесполезна, она будет только мешать. Спасательный жилет должен удержать их обоих. Поравнявшись с Лидой, Егор выпрыгивает из лодки, хватает девушку и крепко прижимает к себе. Впереди самое опасное - "бочка".
- Вдохни, - успевает крикнуть Егор, и они погружаются в пучину. Исчезло небо. Грохот и бурлящая вода кругом. Не хватает воздуха. Крепкие руки судорожно сжимают хрупкое, податливое тело. Только удержать ее около себя, не выпустить! Еще немного!
Мелькнуло синее небо, пены стала меньше, "бочка" позади. Начались большие волны, но они уже не так опасны. Можно дышать.
Порог кончается.
Плес.
Отмель.
Егор выносит обессилившую Лиду на берег. На ней, то самое, тонкое платье. Мокрое - оно стало почти прозрачным. Девушка не замечает этого. От испуга и холода ее бьет дрожь. По лицу стекают крупные капли воды. Егор снимает с себя спасательный жилет и одевает на Лиду - будет немного теплее. Они опускаются на камни. Чтобы согреться, какое-то время они сидят, крепко прижавшись, друг к другу.
- Если не Вы, я бы наверно погибла? - спрашивает девушка.
- Вы отдохнули? Пойдемте. Скоро стемнеет.
Они идут вверх по берегу. Постепенно высокая трава и густые кусты сменяются молодыми березками. На высоком берегу, среди деревьев, стоит старая, потемневшая скамейка. На ней сидит Шукшин. Заходящее солнце освещает его обветренное лицо. Он щурится и слегка улыбается. Перепутать это лицо
