Руслан Маратович Мухамедьяров "Куда глаз хватает"

случае днём, во втором случае – ночью. Любопытно, я остался без неба. Постой-ка, в сетчатом тюле из белесого марева расползаются дырки. Боже, в прорезях такие невиданные цвета! Мало того, что они невиданны, так они ещё горят. Чего бы ни опалил огонь, того цвета он делает насыщенней. С чем же сравнить цвета этой туманности? Может, костром из павлиньих перьев. Сквозь мои глаза проникают небывалые краски. Голова закружилась, я побледнел, тошнит. Я с болью ощущаю, как, растягиваясь, свисает парный зрительный нерв. Ёмкая красота перебирается по трясущимся от своего веса висячим мостам. Конец».
«Начало. Доброго времени суток, Земля! Вчера, должно статься, это было Большое Магелланово Облако (неправильная галактика), и мне не удалось толком поспать. Думы, которые иным часом посещают меня, о том, кто я есть, не давали мне покоя. Как объяснить, что я живу? Я целиком и полностью состою из микроскопических изменений. Мы похожи на родителей, как похожи шишки ели на саму ель. На Земле можно наблюдать мельчайшие преображения, хотя бы природы. Тут, в космосе, осязаемое гигантски и постоянной округлой формы, формы тондо. Космос открещивается от малого. Отныне мне не застать ползания червей, высыпавших после дождя, сворачивающегося при таянии снега. Я начинаю всерьёз брать в голову свою призрачность. Туманность Голова Призрака (эмиссионная туманность). Конец».
«Начало. Земля, последнее лето на тебе запомнится мне мотыльками. Избалованные дневным светом мотыльки с наступлением сумерек не знали, куда себя деть. Им мерещилось, якобы мир сжался до лампы и якобы они отрезаны от него. Они панически бьются об неё, стремясь попасть туда. Мотыльки в истерике не перестанут – до изнеможения будут тянуться к свету. Жаль, не все дождутся того счастливого мига, когда по рассвету они поймут, что они внутри мира, а не снаружи. Я пересёк Туманность Мотылёк (эмиссионную туманность). Этот мотылёк на веки вечные окружён красной зарёй. Конец».
«Начало. Однажды за признание одной красоты выше прочих, богиня красоты карала меня: приковывала то к стене в прихожей, то к подоконнику на кухне, то к дивану в зале, то к воде в озере, заматывала глаза повязкой и отдавала на растерзание уродливому позднему сожалению. Беспощадное чудовище сумело прокрасться и сюда. Татьяне нравилось обнимать меня сзади, едва уходя в левый бок и выступая за моё тело. Мы смотрелись подобно шрифту с тенью от букв, которым я нередко расписывал поздравительные открытки для неё. Примёрзший снег к веткам деревьев и проводам выглядит таковым. Тем самым шрифтом я скрупулёзно вывел на листочке «Дабы любить, недостаточно любви». Я призывал мучительного зверя покинуть меня! Галактика Андромеды (спиральная галактика) продолжается. Конец».
«Начало. Земля, я благодарю твоих конструкторов за то, что мой космический аппарат реактивный, и поэтому он перебарывает гравитацию. Вселенная – от начала времён запущенная необъятная юла, которая с каждым оборотом расплющивается. Абсолютно всё крутится вокруг оси, даже закопанные одностоечные опоры воздушных линий электропередач с подкосом. Они соединены между собой прогибающимися проводами, проходящими через фарфоровые или стеклянные линейные изоляторы. Железобетонные трапецеидальные приставки, которые прикреплены к деревянным опорам стальными хомутами из проволоки, приколоты к земле. Галактика Циркуль (активная галактика). Родители запрещали проходить мне сквозь треугольное пространство. Как и тогда, сейчас я их ослушиваюсь. Конец».
«Начало. Давеча лицезрел затмение неизвестной звезды. Незнакомая планета совершила первое касание. Мало-помалу планета залезает на диск звезды. Галактика Чёрный Глаз (спиральная галактика). Планета поменьше звезды – полного затмения не будет. Перед моими глазами забегали Татьянины тёмные глаза. Лишь её глаза могут излучать тот взгляд, что в отношениях внушал мне храбрость, а в разрыве внушает мне раскаяние. Для моей Вселенной она-звезда светила, и в моей Вселенной тогда цвела жизнь: с первозданной природой, с добрыми людьми. Потом она-звезда стала остывать и засеивать мою Вселенную мёртвым. Годами назад испущенные тлеющие взгляды добираются до глухих уголков моей Вселенной, но тщетно. Она-звезда однократна – и не воссияет былым светом. Глаза принимают раньше всех и держат дольше всех. Планета с конечным касанием вылезла из диска. Конец».
«Начало. Верящая Земля, я не верю своим глазам. На горизонте заблистала светло-жёлтая, окаймлённая светлой коричневато-серой полоской «летающая тарелка». Возможно, состоится самая неправдоподобная для меня встреча – встреча с неземной формой жизни. Она может оказаться и схожа с нашей, но вряд ли, ведь космос, сколько я лечу, не повторился. Призанятно мне, какие инопланетяне, какая у них флора и фауна, какая культура. Что бы то ни было, это обернётся шоком. Из множества светящихся крапинок вкруг «летающей тарелки» я страстно сторожил ту, которая бы явилась космическим кораблём. Всё – впустую. Вкупе с тем, и из «летающей тарелки» не вылез ни единый летательный аппарат. Увы, никто с «летающей тарелки» ко мне не пожаловал. Конец».
«Начало. Неужели? Это же дом инопланетян. Посреди черновато-зелёного поля изваян эксцентричный, озадачливый полис, представляющий собой пару широчайших улиц, которые скручены в спираль. В сердце спирально-радиального полиса рисуется центральная площадь, откуда берут начала немногочисленные улицы. Почему же никого нет на улицах? Быть может, они попросту невидимы для моих глаз? Окутываю веками глаза и стараюсь их придумать. Инопланетяне – бугристые газы, которые живут в вакуумном пространстве, они – его часть. Инопланетян приметить нетрудно по искажениям и преломлениям пространства. Они выдаются тем, что их газовые тела втянуты вовнутрь, словно с другой стороны кто-то неизменно щипает и не выпускает из рук. Надо полагать, инопланетяне обитают в плоскости не параллельной нашей, а перпендикулярной».
«Начало. Земля, извини, что я вчера задремал. В детстве я с друзьями, по обыкновению, ночью поднимался на крышу дома, чтобы оказаться среди заставленных антенн. Казалось невообразимым, что невидимый сигнал, который поймала антенна, станет виден и слышен. Повсюду волны. Тогда впервые я поверил в существование незримого и беззвучного. Мы сидели под антеннами, а сигналы, тем временем, как прирученные птицы садятся на руки дрессировщиков, опускаются на антенны. Воздух заселён волновой жизнью. Я ничего не знаю про воздух, я ничего не знаю про космос. В моём уме крутится видеозапись, где спутник с зеркальными антеннами отражает солнечный свет и ниспускает на Землю «солнечных зайчиков». Сияющее пятно скользит по поверхности Земли, высвечивая сушу и море. Галактики Антенны. Конец».
«Начало. Нынче я попал под метеоритный снег, который порошил взор. Будучи юными, я и мои четыре товарища сравнили увлекательное явление с предзимними снежными часами: часы переворачивались кверху дном и из недавно нижнего, с собранным за день снегом сосуда, оказавшегося уже вверху, сыпались крупинки. Дневное небо к вечеру опустошалось от снега. На земле, зато от него светло. На ночь небо оставалось тёмным, лишь со звёздами, прилипшими к стенкам верхнего сосуда. Утром под ногами тает снег, а небо – заполнено снегом. Помимо плавания в воде летом, мы зимой приноравливались плавать в снегу. Мы были убеждены, что научимся плавать и в воздухе. За брошенным взглядом мы в связке из пяти друзей пускались в экспедиции. Мы грезили странствовать каждый последующий раз дальше предыдущего, отлучаться от дома не на один день. Под весом своего тела мы проламывали снежный наст, тонули в мягком под ним слое. Вокруг ни чьих следов, только наши. Славное чувство. Позёмкою снег с треском падал по насту, несмотря на то, что он горизонтальный. Сухие стебли растений придавали панораме грусти. Но самое удручающее зрелище для меня – зелёные хвойные деревья окрест белого снега. Мне становится в их окружении так печально. Дойдя до желанной точки, мы втыкали в снег знамя с изображением звезды. Героическое чувство. С весной снег с нашими следами исчезал, роняя наши флаги. Однако и весной, а затем и летом, осенью мы не переставали быть пилигримами. Квинтет Стефана. Конец».
«Начало. Друзья Невидела отворяли небольшие металлические дверцы на уровне земли в правом конце дома и спускались в подвал. Там они обматывали палки полосами рубероида, которые прижимали алюминиевыми проволоками, поджигали. Факел был не у всех. Вместе или группами, ребята брели в лабиринте из стен и труб на другой конец дома. Ребята помладше, ребята, побоявшиеся, шли вдоль дома снаружи. Дом был прямоугольный, метров шестьдесят. Дневные ребята шагали к ночному окну (высотой в один кирпич и шириной – в три) в левой части дома. Ночные ребята шагали к дневному окну. Наземные ребята поспевали к окну раньше подземных ребят, поэтому дожидались их. Представьте то воодушевление, когда они встречались взглядами. Из числа смелых выявлялись более смелые – проходящие пещерным маршрутом без света. Но и из числа более смелых выделялись смелейшие. Они проползали по тесной норе, которая начиналась под дверцами в подвал, проходила под асфальтовой дорогой во двор и выходила к канализационной шахте водяной колонки. Мышки (сталкивающиеся галактики). Конец».
«Начало. Надземное небо жарким летним днём перекатывает по себе солнце, боясь обжечься. Тёплая река Стерля плотно застлана береговыми ивами и тополями, и не догадывается о зное. На широких участках берега, как около дома, где живёт Невидел, образовались мелководные застоявшиеся заводи. Донный ил в них лишь тонкой коркой обдан водой, и стаи головастиков безмятежно плавают. Если опустить ногу или руку, то ил и вода поменяются местами. Залежавшийся ил оживал крохотными кусками и наряду с головастиками кишел. Они терялись друг в друге. Привыкнув к чужеземцу, заводь принимала прежний вид – ил накрывала ногу или руку, а головастики – щекотали. Головастики забавны – овальное упругое пятнистое тело, юркий хвост, будущая лягушка. Есть в головастиках определённо что-то космическое. Галактика Головастик (спиральная галактика). Конец».
«Начало. Земля, что не говори, а я всё-таки везунчик. Какая удача – я раскопал многолетний четырёхлистный клевер. Я тотчас выдумал легенду:
«Жил-был мальчик, который хотел стать космонавтом и отправиться в космос. На что бы он ни глядел, во всём видел космос: в пятне от кофе, случайно размазанном по столу, – астероид, комету; на уличные фонари смотрел через тюль с настолько частыми и тонкими нитями, что от лампы на четыре стороны света расходились сине-зелёно-жёлто-красные полосы, которые он принимал за цветные околозвёздные газы. И ему ни до чего не было дела.
Однажды на каникулах мальчик гостил у бабушки и дедушки. Их частный одноэтажный бревенчатый дом, будто создан для такого мечтателя. Из окна он мог разглядывать верхушку леса и низ неба; на чердаке, среди кучи тетрадей и книг, мог находить и изучать мамины, тётины, дядины тетради и книги по физике и астрономии; сколько угодно мог сидеть на крыше и наблюдать за миром вокруг него чуть приподнявшись, откуда