Друг пеликана

сиротой. Фостер вспомнил, как его добрая Мэри пыталась отвлечь Алисию от грусти и одиночества - она всячески звала девушку помогать по дому, всегда приглашала на ужин и даже на ланч на лоне природы. Он вспомнил, как Мэри пыталась также сдружить их дочь Келли с Алисией, но хоть девушки и охотно общались друг с другом, но так и не стали близкими подругами. Он вспомнил, как и сам искренне пытался отвлечь девушку от мыслей о трагедии.  
  Когда он лишился жены, а повзрослевшая дочь покинула его, уехав работать в Глазго, он сам стал одиноким - Алисия, помня его заботу и внимание, в свою благодарность стала больше проводить с ним время. Одиночество сплотило старика и женщину - она стала для него вроде второй дочерью, он же был для неё новым отцом. Она сама стала покупать ему каждый день "Дейли Телеграф", на День Отца дарила всякие подарки (причем покупала их не на тётины деньги, а на свои, ибо помимо обучения в институте, находила время подрабатывать официанткой в одном из ресторанов столицы), каждое Рождество пекла ему любимый малиновый пирог и заваливала открытками с собственными стихами! Такую усердную заботу Фостер не получал даже от собственной дочери и поэтому был очень признателен ей. Рождественский пирог от Алисии, её открытки и различные ручные изделия из дерева и ткани ему было гораздо приятнее получать, чем какие-то бесполезные дары в виде фарфоровых хряков-копилок, статуэток и прочих безделушек от четы Джонсонов!
  Фостер вспомнил, как он проводил наедине с молодой женщиной в этом Сент-Джеймс-парке многие дни и вечера: как они обсуждали различные темы из своей и общественной жизни; как она тоже помогала ему над решением кроссвордов; как они молча смотрели на плавающих в пруду лебедей; как вместе кормили хлебом забиячливых гусей; как взявшись за руки просто бродили по парку, словно действительно близкие люди. Он вспомнил, как именно здесь, Алисия, смотря на него взором своих огромных серо-зеленых глаз, даже призналась в том, что влюблена в него с самого детства! Это признание тогда сильно вскружило ему голову, и как он все же смог избежать великого искушения поцеловать её сочно накрашенные, трепещущие девственные губы, Фостер не понимал и теперь. Он лишь сказал тогда влюбленной женщине, что относится к ней только как к дочери. Как взрослый он мысленно понимал, что правильнее сказать это, хотя на самом деле испытывал к ней вполне естественное мужское желание. Ему казалось что он говорил ей ту самую ложь "во спасение", хотя на самом деле внутренне боялся, что такой "нежный, невинный цветок" возможно и не найдет себе более достойную пару в этом жестоком мире. Однако, его страхи всё-же оказались напрасными - в один прекрасный день, гуляя по Сент-Джеймс-парку, Алисия случайно познакомилась с Дейлом Уилсоном, за которого вскоре и вышла замуж, этим вынося окончательный "смертельный" приговор своему одиночеству, так долго преследовавшему её с юных лет. Фостер вспомнил, как был искренне рад этому, (ведь именно он повел Алисию под венец!) убедившись, что ей достался действительно хороший ответственный мужчина. Он был также несказанно счастлив и тогда, когда она попросила стать для её Ричарда крестным отцом. Однако, это счастье молодой соседки снова сделало его одиноким - теперь Алисия, уделяя время мужу и ребенку, очень редко проводила его с ним. Даже в то время, когда её муж, по службе где-то бороздил моря и океаны на авианосце "Королева Елизавета", она, выходя в этот парк уделяла внимание уже не ему, а лишь своему малышу.
  Глубоко размышляя над всем этим, Джеймс Фостер, словно озабоченный старикан, продолжал впиваться мелкими серо-голубыми глазами в Алисию Уилсон. Женщина же, не замечая пристального взгляда своего "второго отца", в этот момент что-то тихонько напевая своему малышу, немного склонилась над люлькой. В тени кленового дерева её большие глаза казались темно-серыми, а губы более сочными. Одна прядь её густых прямых светло-рыжих волос красиво накрыла ей полщеки и чуть-чуть шеи, этим придав ей некое кокетство. Овал её лица, обрамленный этим роскошным рыжим "золотом", казалось мягко сиял - от молодой женщины действительно веяло светлой одухотворенностью, которое ей придавало счастье материнства.  
  "Всё-же как она поразительно похожа на Алисию Сильверстоун! - вспыхнула в голове Джеймса Фостера периодически возникающая у него мысль. - Она и сама подчеркивает свое сходство с этой актрисой, хорошо ухаживая за своей внешностью. Да, звездная Алисия действительно прекрасна, и может она не столь талантлива как остальные, но зато гораздо высоконравственнее их, ибо избегает всяких светских раутов, редко дает праздные интервью, имеет только одного единственного мужа и воспитывает новорожденного ребенка, которого тоже не могла иметь длительное время! Однако, моя Алисия хоть немного и корректирует свое сходство, но никогда не любила говорить о ней - фамилия Сильверстоун напоминает ей об одноименной автогоночной трассе, коротая в свою очередь о трагичной для её отца "Формулы-1"..."
  Смотря на Алисию, он покосился и на студенток, внутренне оценивая красоту молодой девушки с их красотою.
  "В сравнении с ними, Алисия словно ангел света, - с улыбкой констатировал он. - Если у тех лишь свет внешней красоты, у моей же "дочки" она есть ещё и внутренняя, более глубокая. Такие женщины как Алисия никогда не вызовут у нормальных мужчин похотливых "сатирских" чувств, они могут вызвать у них лишь искреннее рыцарское восхищение!"
  Он всё же оторвал свой взгляд от молодой соседки, и сразу же увидел Криса Котмана - знакомого художника-пейзажиста, который привычно ставил свой станок со свежим холстом напротив вида на пруд, в то время как его подмастерье продолжал продавать туристам готовые шедевры у входа в парк.
  Фостер улыбнулся художнику Сент-Джеймс-парка и кивком головы поприветствовал его - тот тоже ответил соответствующим жестом.
  Хоть Крису Котману было уже далеко за сорок, он был высок и худощав словно спортсмен-подросток. Он имел худое вытянутое, но симпатичное лицо с большими голубыми глазами, прямым немного остреньким носом и небольшими вечно сжатыми губами. Мягкость его внешности предавали светло-русые волосы (которые имели прическу смахивающую на женское каре), тонко подстриженные опущенные усы и небольшая квадратная бородка, ещё более удлинявшая его лицо. Как всегда он был одет в просторную, непромокаемую куртку цвета морской волны, белоснежную рубашку, темно-коричневые брюки, и темные лакированные ботинки.
  "Крис мог бы нарисовать Алисию в образе Мадонны с младенцем, - вдруг подумал Джеймс Фостер, следя за приготовлениями художника. – Если бы обращал внимание не только на пруд и деревья, но и на тех, кто находится в парке".
  Старик улыбнулся своей мысли. Он сразу вспомнил те многие вечера в пабах, когда они, вместе с футбольными фанатами, опустошая кубки с темным прохладным "Гинессом", бурно болели перед мониторами за родной футбольный клуб "Челси". Уже тогда он понял что Котман явно не испытывает никаких естественных желаний в отношении представительниц прекрасного пола.
  Держа в руках распахнутую "Дейли Телеграф", Фостер ещё раз оглядел знакомых людей, отдыхающих в королевском парке - ссорящуюся чету Джонсонов, счастливую Алисию, качающую своего малыша в коляске под сенью громадного дерева, художника Котмана, уже приступившего к своей творческой работе, и некоторых остальных знакомых, вместе с туристами мирно прогуливающихся по большой дуге светлой каменной дороги. Наблюдая за всеми ими, он вдруг пришел к неожиданному выводу – многие были здесь друг с другом знакомы, но при этом никто по настоящему не был с кем-то духовно близок!
  "Да, таковы реалии современной европейской жизни, - с некой грустью начал размышлять старик. - Все вроде бы со многими знакомы, но при этом все равно остаются глубоко одиноки! И даже более чем одиноки! Ибо одиночество, которое испытываешь в толпе людей, наиболее острое, суровое одиночество, нежели то, когда находишься один дома забившись в темный угол, всю ночь слыша лишь гулкий стук собственного сердца и надрывный плачь ревущей за окнами грозы! Да, мы все имеем много знакомых, но редко кому из нас выпадает счастье встретить действительно родного по-духу человека. Это кошмарное духовное одиночество есть даже во многих супружеских парах - ведь не случайно же, соцопросы показывают, что мы самая неудовлетворенная в сексе нация, несмотря на то, что девочки-подростки, в погоне за огромными пособиями, (благодаря которым сейчас стало очень модно жить на изждевении у государства) у нас рожают уже в 15-16 лет! Социологи списывают нашу неудовлетворенность на частую ненастную погоду, однако, каждый мудрый человек Соединенного Королевства понимает, что главная причина не в погоде, а в духовной пустоте. О, одинокие люди Британии, Франции и Германии - сколько вас на самом деле? В Лондоне вас великое множество - и это во втором по-численности городе Европы! А ведь сюда, в поисках лучшей жизни, всё продолжают и продолжают стекаться эмигранты от Восточной Европы, до Индии! Они приезжают сюда, а у нас, в свою очередь, самые лучшие деятели культуры ещё с эпохи "Роллинг Стоунз" стараются сделать карьеру в США! Какой поразительный круговорот! Эмигранты едут сюда в поисках стабильной работы и житейского счастья, хотя именно у нас, лондонцев, полно своих проблем. Эти проблемы, словно подводные камни, будто коварные рифы, они ещё пока скрыты от большинства, но грозят в любое время грозно всплыть на поверхность. Эти "подводные камни" нашей Британии поражают своим разнообразием: радикально настроенные ирландцы всё-же хотят освободить свою часть острова, и из года в год всё чаще грозят нашему городу терактами; шотландские националисты в свою очередь грозят парламенту тем, что отсоединят свою Шотландию от королевства; исламисты грозят терактами из-за присутствия наших солдат в Афганистане (и судя по тому, сколько уже мусульман овладело нашими пригородными кварталами, вытесняя местных жителей, кто-нибудь из них вполне может это сделать; многотысячные скинхеды ещё с 70-х годов, словно ретивые анархисты выступают вообще против любого правительства и всё чаще проявляют свои вандальные акции на улицах столицы под маской "антиглобализма"; даже далекие австралийцы уже открыто намекают нам что выведут Австралию из протектората Британии как только скончается Её Величество Елизавета II! И все эти разношерстные люди выбирают своей целью именно Лондон! Разве это не может не внушать нам беспокойство?! Да, у нас самые профессиональные спецслужбы в мире, высококвалифицированные агенты Скотланд-Ярда, но разве стражи порядка и видеокамеры наблюдения способны уследить за всеми людьми, которых с каждым годом становится всё больше и больше?! Наш Лондон словно бочка, которая начинает уже трещать по швам из-за все большего количества прибывающего пороха! И только то, что у нас действительно истинная демократия, делает пока этот порох сырым. Ибо, в какой другой стране есть такая демократия, которая