Часть семнадцатая.
Не очень понимая, где нахожусь, я оглядывала незнакомое помещение. Судя по интерьеру, который я могла разглядеть в узкие щелочки не раскрывающихся шире глаз, жилище было явно не городское. Разрешение вопроса - что бы это значило, я решила оставить на потом, когда окончательно проснусь. А пока, сладко потянувшись, перевернулась на другой бок и снова с неимоверным удовольствием сомкнула веки, готовясь отойти ко сну. Но время шло, а сон не возвращался. И все стало не так. Раздраженно ворочаясь с боку на бок в поисках удобного положения, я провела еще некоторое время. И, наконец, осознав, что заснуть мне больше не удастся, откинула одеяло и села, прижав к груди ноги, обхватив их руками. В этом положении меня и застал хозяин.
Дверь открылась совершенно бесшумно. Все-таки еще плохо соображая спросонья, я не сразу догадалась прикрыться одеялом, но зато, едва увидев старичка, сразу вспомнила вчерашние приключения и почему оказалась в этом доме.
- Проснулась? Доброе утро, – приветливо поздоровался вошедший.
- Доброе утро, – кивнула и я. – Который час?
- Скоро десять.
- Правда? – совершенно искренне удивилась я. – Я думала, что гораздо меньше. Темно ведь еще.
- Так ставни закрыты. Вот и темно.
- А вы рано встали?
- Мое дело стариковское. Долго спать не могу. Работать – не работаю, на гулянки не хожу. С чего мне уставать? Рано ложусь – рано встаю.
- Вчера-то мы вас поздно побеспокоили.
- Так ведь я порой и днем покемарю. Завтракать будешь? Или не польстишься на мое угощение?
- А Марат?
- Парень-то твой?
- Ну да. Он где?
- Так ушел.
- Давно?
- Нет. Почитай, только что и ушел.
- Так, может, я его еще догоню.
- Вот еще!.. Чего это по морозу в догонялки играть? Как проснешься, велел тебе сказать, чтобы здесь его дожидалась. Так как на счет завтрака-то?
- Ну что ж… Можно и перекусить, если, конечно, не объем вас.
- Эк сказанула!.. Если живу один, так ты уж решила одинокий? Нет, милая. У меня два сына, дочка да семеро внуков. Чуть не каждый день кто-то навещает. Провизии у меня столько, что боюсь, как бы холодильник от натуги не лопнул. Ты, значит, поднимайся, умывайся, а я пойду на стол соберу.
Кухонька у старика была небольшая, но опрятная и уютная.
Я уселась за стол, обильно заставленный снедью.
- Зачем же так много, дедушка?
- Так ешь сколько съешь. Насильно никто тебя пичкать не собирается. Только я вот что скажу – организм с утра заправлять надо. Вот на ночь вредно наедаться. Это точно. А за завтраком ешь, сколько влезет.
- Спасибо, дедушка.
- Чего ж заранее благодарить. Может и не понравится еще.
- Ну, это вряд ли. Пахнет жутко аппетитно.
- Странно вы теперь разговариваете. Разве хорошая еда может жутко пахнуть.
- Я и не заметила, что глупость ляпнула, - рассмеялась я.
- Ладно, ешь давай. Разговорами сыт не будешь.
Я положила на тарелку три отварных картофелины, от которых все еще валил белый ароматный пар, втянула его в себя.
- Божественно…
- Ну, так вся пища от Бога.
- Я не об этом…
- Да понимаю я. Ты маслица положи.
Старик протянул мне масленку со сливочным маслом.
- Мне бы подсолнечного… У вас есть?
- Как не быть? Есть.
Я размяла вилкой картофелины и обильно полила подсолнечным маслом, добавила горку квашеной капусты и, оставшись вполне довольной получившимся натюрмортом, приступила к еде.
- Кто ж тебя научил так картошку есть?
- Баба Лина, моя няня.
- Баба Лина твоя, видно, из деревенских была?
- Да, - ответила я.
Рот мой был набит картошкой с капустой. Но так вдруг захотелось наплевать на все эти правила этикета, что я, не переставая жевать, продолжила.
- Она была няней еще у моего отца. Ко мне она, так сказать, по наследству перешла.
- Раньше такое нередко случалось. Тебе сколько лет?
- 23.
- Я думал меньше. Совсем старый стал. Вот и глаз уж не тот. Раньше-то я в таких вещах не ошибался. Про отца, стало быть, гадать не стану.
- Отцу 64.
- Я так и думал, что не молодой. А нянька твоя уж совсем, наверное, старенькая?
- Она умерла.
- Давно?
- Двух лет не прошло…
- Другая бы сказала, давно. Любила, значит, ее.
- Мне ее очень не хватает. Она, конечно, старенькая была… А все-все понимала. Ум у нее был ясный и характер замечательный. Добрая вне всякой меры, а все ее слушались. Правда, правда. И дед, и отец… Даже моя мама перед ней такая смирная становилась, покладистая. А уж Людмила Станиславовна не из тез тех, кто смирится, если ее слово не последним будет.
- Что это ты мать-то так официально величаешь?
Я пожала плечами.
- Привычка. У нас в доме ее все так называли. Не знаю почему.
- Что ж ты ее так и в глаза называешь?
- Нет, конечно, - рассмеялась я. – Людмила Станиславовна такого бы не потерпела.
- А тебя-то как зовут?
- Аглая.
- Что так? – удивился старичок.
- Да, – кивнула я. – Имечко не самое удобоваримое. Но это длинная история.
- Это я к тому, что с нянькой росла. Семья, стало быть, не простая. Русофильством страдали? Или так, дань моде? Сейчас многие своим чадам имена позаковыристей выискивают.
- Да нет. Чистая литературщина.
- Расскажи. Потешь старика. Спешить нам вроде некуда.
- Да, в общем-то, ничего интересного. Папочкины фантазии. Нас у отца три дочери. Нет. Теперь уже четыре плюс Родька. Но на момент моего рождения я была третьей. Старшую дочь отец назвал Александрой. Без всякой задней мысли. Через десять лет у него родилась вторая дочь. При выборе имени для нее он проявил уже больше фантазии. Помните, «Идиота» Достоевского?
Старичок кивнул.
- У генерала Епанчина три дочери: Александра, Аделаида и Аглая. Вторую назвали Аделаидой. Ну а с выбором имени для меня проблем уже не было.
- Чего ж именно так?
- Так ведь фамилия.
- Вы Епанчины что ли?
- Ну да.
- Ага, Епанчины. Художники такие есть. Отец Сергей и сын Николай.
Я с удивлением воззрилась на старика.
- Ты ешь, ешь. Вот грибочки. Вкусные. Сам летом собирал. А дочка засолила. Приятно смотреть, когда человек с аппетитом ест. Соскучились вы все по простой пище. Ресторанная дребедень под всякими там кисло-сладкими соусами разве с этим сравниться.
- А?..
- Удивляешься моей осведомленности?
Я согласно кивнула.
Теперь рассмеялся старик. И смех его, как и он сам был очень симпатичным. Не дребезжаще-кряхтящим как это обычно случается у очень пожилых людей, а весело-задорным, что ли. Но не это меня сейчас занимало.
- Я, милая, много чего такого знаю, о чем и не подумаешь, глядя на меня. Так Епанчины-то эти, не родня ли тебе?
- Родня. А, правда, откуда вы про них знаете? Ну, дед ладно… Он все-таки всемирно известная знаменитость. А про отца далеко не всякий москвич слышал. А вы так уверенно… И по именам.
- Интересуюсь. По молодости учился я живописному ремеслу. Да только потом жизнь так завертела, что о многом и вспоминать-то не хочется. А на старости лет вот…
Старик прислушался.
- Вроде стучится кто-то?
Я тоже прислушалась. Действительно слышались глухие удары. Видимо, кто-то барабанил по обитой дерматином входной двери.
- Пойду, посмотрю. А ты ешь, не стесняйся. Коли и переешь так ничего страшного. В Москве своей наголодаешься.
Старик встал и пошел из кухни.
- Да, - уже на пороге обернулся он ко мне, - про отца твоего. Талантливый он художник. Я зря говорить не буду. Сама понимаешь, выгоды с этого никакой не поимею. Талантливый. Может против Сергея и немного «пожиже» будет. Только многие, как теперь говорят, «раскрученные» против него вообще ничего не стоят. Так и знай.
Я, было, хотела ответить, что совершенно с ним согласна и тоже считаю отца во многом недооцененным, но старичок уже ушел.
- За тобой приехали, - оповестил меня, вернувшийся старик.
- Марат?
- Нет. Другой.
- Андрей?
- Не знаю. Не представился.
- Ой, а я ведь так и не знаю, как вас зовут.
- Да на что тебе? Зови просто дедушкой. Мне так даже приятнее.
- Хорошо. Только все же, как вас зовут?
- Зовут меня Петром Андреевичем, а фамилия - Велехновский.
- Велехновский?
- Что? Знакомая фамилия?
Я пожала плечами.
- Как будто слышала. А вот где? Не могу вспомнить.
- Ну и не мучайся. Фамилия, конечно, не так, чтобы часто встречается, но не один же я Велехновский на белом свете.
- Нет, я обязательно вспомню. Вы, дедушка, такой занятный тип… Что-то мне подсказывает, что не про однофамильца вашего я слышала. А вы с моим дедом не были знакомы?
- С Сергеем Епанчиным?
- В молодости. Вы ведь почти ровесники, нет?
- Да ты, я смотрю, вроде меня: любопытная.
Старик весело прищурился. Я подумала, что, если он не дал сразу прямого ответа, то догадка моя, скорее всего, попала в цель. Но сказать об этом не успела, потому что послышались чьи-то шаги, и старик живо на это откликнулся.
Часть восемнадцатая.
- Сюда проходи. Здесь мы.
Склонившись над тарелкой, я закрыла глаза, чтобы получше сосредоточится. Теперь я была уверена, что фамилия Велехновский не раз звучала в моем присутствии. Иначе, с какой стати подсознание так живо на нее откликнулось. Что-то связанное с дедом. Но мысли мои тут же сбились с намеченного курса, когда я услышала голос вошедшего человека; чуть глуховатый с заметной гнусавинкой, что предполагало какие-то проблемы с носовой перегородкой. Может проигнорированная в детстве необходимость удаления аденоидов? Какие глупости лезут в голову, когда необходимо преодолеть растерянность и собраться, чтобы не выглядеть полной дурочкой.
- Проходи, проходи. К столу садись. Угощение простое, но Аглае понравилось.
Я с улыбкой кивнула. Главное, чтобы улыбка не показалась ему уж очень глупой.
Он сел на стул рядом со мной. Петр Андреевич поставил перед ним чистую тарелку, положил вилку, нож.
- Картошка немного остыла, правда.
- Вот и хорошо. Я не люблю, когда еда слишком горячая.
- И Аглая так же.
- Не любит горячего?
- Да нет. Характер хороший. Не ломается, не привередничает.
Что это они обо мне в третьем лице. И зачем меня нахваливать? Будто на смотринах.
- А давайте я вам наливочки принесу. Вкусная наливочка, домашняя.
- Не время вроде для наливочки, дедушка.
- Ну, время или нет, а вы мои гости. Что ж так и уедете, не попробовав моего фирменного напитка?
- Несите, дедушка, несите. Попробуем и наливочку.
Старик ушел, и я была готова убежать за ним следом. Давненько я не ощущала себя такой беспомощной маленькой девочкой.
- Я думала, что вы уже уехали.
- Какое там! Все еще дрыхнут.
- А вы?
- Я нет, как видите.
- Нет, я не об этом. Вы, в самом деле, за мной?
- Да.
- Странно.
- Почему?
- Тащиться в такую даль по морозу…
- Так я верхом.
- Как это верхом?
- Не вЕрхом, а верхОм. Не понятно? Я на лошадке прискакал.
Для пущей убедительности он «проскакал» по столу указательным и средним пальцами. Либо он был не очень высокого мнения о моих интеллектуальных способностях, либо еще в доме Демьянова заправился чем-то вроде предложенной здесь наливочки, что и спровоцировало игривость его настроения.
- Все равно холодно.
- Ерунда. Ни с чем не сравнимое удовольствие скажу я вам. Прежде я зимой никогда верхом не ездил. Тоже думал, что холодно и все такое прочее. А зря, как выяснилось.
- В таком случае я очень за вас рада.
- Не слышу в голосе
