Холодный, соленый ливень! Это вам не грибной дождичек в берёзовом лесу. – Осмотреться в отсеках! Задраить переборки! - Командир на своем посту. Это его голос разносится по отсекам. Значит все нормально! Еще живем! Еще воюем! Еще боремся! А эсминцы уже рядом. Хорошо слышны визгливые голоса их винтов Взрыв! Взрыв! Взрыв! Вновь гаснет свет. Но тут, же вспыхивает аварийный. Слабый, желтый, худосочный. Лодка гудит , как мембрана , вбирая в себя грохот рвущихся рядом бомб . - Осмотреться В отсеках ! Доложить обстановку на центральный!-
- Торпедный?! Нормально! Держимся!
- Держимся! Держимся! Держимся! - -Держаться! Еще, Держаться! -
Это очень трудно - держаться, когда смерть висит над головой. Вновь слышны голоса эсминцев. Накатываются с носа лодки. Встречным курсом идут . Очень малое расстояние меж ними . В клещи взяли . Слышат нас . Наверняка слышат . Успеть бы пересечь им курс . Уйти из зоны поражения . И залечь . Затаится . Дотянуть бы до темноты . Лодка делает отчаянную попытку вырваться из узкого коридора , оставленного ей эсминцами . Резкий поворот. - Двигательный! Дайте на винты все что можете! Всю энергию батарей! Всю! До последней капли! Помножьте её на свое желание жить и дайте!
Страшный удар снизу подбрасывает лодку вверх. Яростный вой винтов над головой. Обвальный грохот взрывов глубинных бомб…. Визг и стон рвущегося металла…. Резкие хлопки выбиваемого водой из разбитых отсеков воздуха. Поднимаются наверх воздушные пузыри. Лопаются с треском. Погибли! Погибли! Погибли!
- Гут! Гут! Гут!- Радуются немецкие моряки.
- Много воздуха поднялось! Это победа! Нет больше русской субмарины нагло, на глазах у конвоя торпедировавшей танкер с, так нужной великой Германии, нефтью. Трясущимися от нервного возбуждения руками отмечают они на своих картах место гибели русской подводной лодки. Они уже слышат малиновый звон наград, ликующие вопли поздравлений, шипение шампанского в хрустальных бокалах.
Очнулся Лежнев от того, что кто-то настойчиво тряс его за плечи. Очнулся, открыл глаза и ничего не увидел. Черная, непроницаемая для взора ночь окружала его. Климов, - позвал он штурмана и удивился слабости своего голоса. - Климов!
-Ты жив, Алеша?! Ты жив?! Я уж думал, что один я остался. Думал все. – услышал он сквозь шум, льющейся откуда – то воды прерывающийся голос своего штурмана.
- Почему один? Почему все? Что с лодкой? - Лежнев попытался сесть. Боль тут же безжалостно вцепилась в затылок. – Ты лежи Алеша! Лежи! – Торопливо зашептал рядом штурман. – Понимаешь Алеша, на дне мы! Понимаешь? На дне! - Лежнев не удивился, узнав, что лодка лежит на дне. Удивило его то, что штурман называл его по имени. Никогда раньше он не позволял себе этого . – Подожди , не паникуй ! - резко оборвал он его . – Запроси лучше другие отсеки . Как они там ? Я бы сам, да встать пока не могу. С головой что – то … - Запрашивал уже,- откликнулся из темноты штурман.
-И что? Молчат? - Молчат. –
- Связь нарушена,- стараясь придать своему голосу как можно больше уверенности, сказал капитан. Он и себя попытался убедить в этом. « Конечно, просто нарушена связь между отсеками. Такое уже было. Наладить связь. Включить освещение. Дать знать людям, что они не одни. Что он , Их капитан на своем посту. А это значит, все в норме. Отлежаться на дне до ночи, Исправить все, что можно исправить и всплыть. А там путь один - на базу.» Он еще не верил что погиб. И лодка его тоже погибла. - Ты постучи по переборке , - попросил он штурмана . – Хотя постой . Сам я . Сам. – Он сел. Усилием воли поборол вцепившуюся в затылок боль. – Сейчас, Климов, сейчас,- бормотал он сквозь стиснутые зубы. - Будет связь. Обязательно будет.- Рукояткой пистолета он несколько раз стукнул по холодной, мокрой стали борта. И замер, прислушиваясь. И почти сразу оттуда , из-за переборки – Ответный торопливый стук. –Живы ! Живы! Родные! Милые! Живы!
- Алеша! Слышишь!? Алеша! Стучат! Стучат! – Хрипит рядом штурман. – Не одни мы здесь! Понимаешь, Алеша, не одни! - Их было всего двое. Двое мокрых, испуганных молодых парней. – Товарищ капитан ! Товарищ капитан! Вы живы! А мы уж думали – все, хана нам пришла. Они еще верили во всесильность своего капитана. Раз он жив, значит, будут жить и они. Они просто привыкли верить в это. Застонал и очнулся сначала один, а за ним и второй стоящие на рулях матросы. Ожили. Сгрудились в темноте вокруг него, своего капитана, еще не зная, что погибли. Что судьба уже поставила на них, еще живых, свой крест. Они этого еще не знали. А он уже знал. Он понял это потому, что молчали другие отсеки. Он вдруг ощутил свою лодку как продолжение самого себя. Как продолжение своего собственного тела. Ощутил и испугался, настолько израненным, избитым и беспомощным было оно. Он понял, что им уже никогда не подняться на поверхность. Никогда не увидеть солнца. Не услышать шума ветра . Он сам , его штурман и четверо матросов навсегда останутся здесь . На дне . Что этот , темный , тесный , наполовину уже затопленный морской водой отсек стал ,им , еще живым , могилой . Все как в песне:
Не скажет ни камень, ни крест где легли.
Во славу мы русского флага. Лишь волны морские…..
Но волн здесь нет. Мрачная тишина за бортом. И стометровая толща воды, над головой навсегда отрезавшая их от живого мира. Он должен им что-то сказать. Но что? Что можно сказать обреченным на мучительную смерть людям? Как им сказать, им живым, что они уже погибли. « Не скажет ни камень, ни крест где легли….» - Братцы, я хочу сказать вам… - Они уже поняли. Насторожились. Страшно терять только что обретенную надежду на спасение. Он ощутил этот исходящий от них страх, даже не видя в темноте их лиц. - Братцы, я хочу сказать вам, что вы, что мы уже все погибли. Лодка погибла Мы никогда уже не сможем всплыть . Я ваш капитан . Возможно , я виноват перед вами . Но я только выполнял свой долг . Наш долг . Мы для этого прошли сквозь минные поля немцев. Сетевые заграждения. Мы прошли сквозь них. И свой долг выполнили. Он хотел еще сказать им, что идет страшная война. Что они - только одни из очень многих погибших в этот день. Но не сказал. Он ждал от них стонов, обвинений, проклятий. Он готов был принять их. Принять от них все, от этих молодых парней, которым и жить – то по настоящему некогда было, и тем самым облегчить уготованную им судьбой страшную кончину. Он очень остро ощущал свою вину перед ними. Но не было слез, причитаний, обвинений. Была лишь тишина нарушаемая бьющими откуда - сверху то холодными , тяжелыми , как свинец , струями соленой морской воды.
Сейчас они позавидовали тем, кто уже погиб. Кому уже не придется задыхаться в тесном отсеке, отбирая друг у друга последние глотки воздуха. - Значит, все - таки хана нам? - Нарушил, наконец, тишину чей-то тоскливый голос. - А вы не промахнулись? – Вдруг деловито спросил второй голос, не давая возможности капитану ответить на первый вопрос. – Что! Лежнев вздрогнул от неожиданности. Он ждал чего угодно, только не этого вопроса. – Я спрашиваю, товарищ капитан, не промахнулись ли вы торпедами?
- Нет, не промахнулся, ответил Лежнев, жалея, что темнота скрывает лицо говорившего. - Обе в цель,- подтвердил штурман. Сам взрывы слышал.
-Значит, не зря погибли, - так же спокойно подвел итог матрос. Они его оправдали, понял капитан. Эти молодые парни , не познавшие еще как следует жизнь , оправдали его за свою собственную гибель . «Нет , не зря вы погибли , ребятки мои ! Не зря! Сотнями тонн горючего оплачена ваша гибель. Сотни самолетов не смогут подняться в воздух. Превратятся в безжизненные груды металла лишенные топлива танки. Многие сотни русских солдат останутся в живых и ускорят гибель рейха. Но на войне за все надо платить жизнями. Сегодня пришла наша очередь. « - Товарищ капитан,- тот же спокойный голос из темноты перебил мысли Лежнева - Товарищ капитан, ваш пистолет с собой?
- С собой конечно - откликнулся Лежнев, еще не понимая, для чего понадобился матросу его пистолет. - Но зачем он тебе?
- Зачем? – усмехнулся матрос. Лежнев это понял по голосу.
- А чего с ней в жмурки – то играть? Себя только мучить. Все одно уже на том свете. – Конечно! - обрадовано подхватил чей - то молодой, звонкий голос, радуясь найденному, наконец, выходу. - Погибнем как люди. Как положено, по человечески. Сколько нам тут еще жить осталось? - Странно прозвучал этот молодой, жизнерадостный голос в полузатопленой лодке. Словно, приглашал он своих друзей на прогулку, а не на смерть. – А как положено, по человечески ? – подумал вдруг Лежнев, прислушиваясь к шуму поступающей в отсек воды. - Да разве можно погибнуть по человечески, когда тебе только едва за двадцать перевалило? Когда жить еще, жить, чертовски хочется?! Как это можно понять - « По человечески «?!
Но они уже решили все без него, сами. Эти молодые парни оказались умнее его, старого морского волка тридцати пяти лет отроду. И действительно! Зачем мучить себя? Не проще ли обмануть судьбу, приготовившую им такую безжалостную, страшную кончину и уйти раньше? Бросить вызов скалящейся из темноты в страшной улыбке косоглазой смерти, жаждущей увидеть, как обреченные люди, задыхаясь в темноте, вырывают из глотки друг друга последний глоток воздуха. Да, они оказались умнее его. Для того что бы вывалившийся из руки застрелившегося пистолет не затерялся в темноте, они привязали к нему шнурок, выдернутый из чьего – то ботинка . Один стреляется , второй , Чья очередь подошла шагнуть в небытие , держит конец шнурка . Они продумали все , до последней мелочи поражая Капитана Лежнева своей деловитостью и спокойствием . А когда думать уже стало не над чем, обнялись на прощание. Крепко, по мужски, обнялись. Все шестеро.
« Не скажет ни камень, ни крест где легли …. « Гулко ударил первый выстрел. Злое, колючее пламя, вырвавшись из ствола пистолета, на короткий миг выхватило из темноты бледные, сосредоточенные лица оставшихся в живых моряков. « Один « отметил в уме Лежнев. А второй уже шагнул в вечность на длину привязанного к пистолету шнурка.
И вновь выстрел и яркая вспышка пламени…. «…. Во славу мы русского флага….» Еще выстрел. И еще…. « Два! Три! Четыре! ….» - вел страшный счет капитан. И вдруг из темноты, слабо так: _ Алеша, Алеша…. Климов! Штурман! Его голос. Неужто…. Лежнев вдруг задохнулся от нахлынувшей ярости и презрения. Он даже не
