ПРИБОР

Алексеев, Парк 100-летия Вождя, это сколько ж ему…, то есть мне…, то есть… какой нынче год-то, е-мое?!
       Внезапно из-за очередного плаката, демонстрирующего очередной подвиг, очередной пример для подражания, плавно забирая по радиусу, по встречной траектории вылетает шар с объективом и, не притормаживая, встречается с деревянным лбом целеустремленно линяющего Алексеева. Отчего тот, мгновенно теряет скорость (если быть точным, аж до 0 км/час) и вместе с потерей скорости теряет способность держать курс и вертикаль – падает и уходит в несознанку…
И вот лежит он без чувств, на голове, конкретно на лбу, как у молодого отдыхающего лося внушительный рог растет, что совсем в разрезе последнего события не удивительно. Рядом поверженный шарик валяется, в отличиеот Алексеева, пребывающего в отрубе и шевелящего еще по инерции ногами, обездвиженный напрочь. Он не пытается снова взлететь: на его боку внушительная вмятина, объектив – вдребезги, валяется тут же, жалкое зрелище!Из-за деревьев появляются еще два таких шара, полетают и зависают над местом аварии. Буквально через минуту подбегают упревшие от беготни люди в белых костюмах, та же олимпийская четверка, ногами потормошив, рывком хватают с земли мычащего, приходящего в себя Алексеева и волокут его в неизвестном направлении. При этом отчетливо слышно, как один из “белых” говорит:
- Я же говорил, говорил! А вы: не опасный он, не опасный!
- Плевать я хотел, есть инструкция, ее нарушать не будем! – Уверенным голосом утверждал необходимость следования указаниям сверху другой.
       Очухавшийся Алексеев начал было трепыхаться, чувствуя, что его помимо воли прут не пойми куда загадочные мужики из некой, похоже, государственной секты. К тому же, в дополнение к этой неопределенной ситуации ощущался вполне определенный дискомфорт и боль в области рогового отсека и Алексеев сделал попытку потереть лоб для сверки, дабы, видимо, проверить, раскидистые рога там на свет божий лезут или так, рожок произрастает, не более… Расценив эти телодвижения как очередную попытку сопротивления, четверо “белых” сцапали его за все четыре конечности и в висящем положении, мордой к земле, вперед ногами, пыхтя и отдуваясь потащили дальше. Через пару минут они остановились и опустили притихшего Алексеева на дорожку. Тот, подумав, что они притомились и желают заслуженного отдыху, задумал встать, дабы оглядеть окрестности, но почти сразу перед собой увидел горизонтально лежащий зеленый ящик, габаритами где-то 2.5 метра - на метр - на метр, на котором явственно проступала трафаретная надпись “СКОЛКОВО-2”.
- Ну наконец-то, хоть что-то толковое делать начали, - не вставая оценил ящик Алексеев, - простенько и со вкусом. Такое наукоемкое оборудование, не иначе как летать должно, - ехидничал проницательный Алексеев.
И не успел он даже по настоящему поразиться, узрев пасущегося в кустах бегемотика, как услышал над ухом:
- Ну что, передохнул, дружище? Пора, в добрый путь!
- 4115, - приказом прозвучал второй голос.
Крышка ящика в ответ на команду со скрипом распахнулась. Это по-нашему, имея в виду скрип, подумал Алексеев, и вдруг почувствовал, как его нахраписто снова сгребают сильные клешни и начинают заталкивать в этот самый ящик.
- Вы че, совсем охренели? – Вопрошающе вопил возмущенный противоправными действиями “белой бригады” упирающийся и пинающийся Алексеев.
- Нормально, нормально все, тебе понравится, нравоучительно и почти доброжелательно успокаивал один из “четверки”, помогая ногой тромбовать Алексеева.
       Наконец, ящик захлопнулся. Стало темно как всем известно где, вдруг по бокам металлического корпуса зажглись две диодных полосы-подсветки. Несмотря на то, что, в принципе, Алексеев клаустрофобией не страдал, он с непривычки все же напрягся, сердце запрыгало-застучало; он заорал, оглушая себя, мол, эй, козлы, отворяйте воротА! Но вызволять его никто явно не собирался. Словно поняв это, вместе с Алексеевым, будто приходя на помощь, ящик подпрыгнул и жутко заколбасился. Ну в пень такую помощь, сказалбы Алексеев, если мог бы в эти мгновения хотя бы думать. Вместо этого внутри ящика он колотился так, как задорно взбивается о скачущую тушу возмущенного быка тело наездника, участвующего в лихом родео. В общем, в процессе бесподобной тряски у Алексеева складывалось впечатление, что посредством ящикоподобного хитроумного изобретения из него хотят вытрясти не только всю приобретенную за годы сознательного и не очень существования дурь, но в довесок и душу. Это была адская помесь американских горок, смонтированных нашими умельцами с путешествием того чемодана из кинофильма “Дежа-вю”, где чемодан доставлялся из гостиничного холла в номер посредством супер-пупер транспортера новейшей российской разработки. Езда на вагонетках из блок-бастера про Индиану Джонса “отдыхала” два раза подряд…

                                                                     4

       … Мотать стало меньше. Вдруг снизу что-то – бах! Где-то сбоку – хрусть!  Сверху – чпок! Крышка ящика откидывается и взору едва живого качественно отбитого со всех сторон Алексеева предстает бездонное, светящееся прозрачной голубизной небо и едкий слепящий шарик, висящий в зените, в котором Алексеев с не до конца убитым в процессе тернистого путешествия ящика блоком памяти, все же признал, хоть и с трудом, солнце.
       О том, сколько длился “заезд” думать не хотелось. Хотелось поскорее выбраться наружу, глотнуть воздуха, а там будь что будет. Суетливо и неловко вывалившись из зловещего ящика – прямо как сброшенный из кузова грузовика куль картошки, Алексеев сначала застонал, прочувствовав правду жизни отбитыми о железо боками и конечностями, но почти сразу замер… Он лежал на теплом, даже очень горячем золотистом песке, а перед глазами…, изгибаясь лентой прибоя… За спиной стояли, размеренно покачиваясь от слабого ветра высокие раскидистые пальмы. И там, на верхотуревроде бы даже болтались кокосы, Алексеев напряг зрение…
- Да, точно, мохнатые пальмовые яйца, как есть, - тихо, то ли радостно, то ли ошеломленно пробурчал он. Их было сложно спутать с чем бы-то ни было другим, даже такому далекому от экзотики человеку, как Алексеев.
Если бы он был чуть более наблюдателен, а о кокосах судил не только благодаря отсмотренным в детстве мультфильмам, то возможно, там, среди листьев-опахал и “пальмовых яиц”, как он их назвал, он смог бы разглядеть и пару блестящих летучих шариков с объективами, проворно занырнувшими за раскидистую зеленую листву.
       А между тем вокруг никого. Ни души. Лишь приветственно возвышался на штанге щит, на котором все тот же Вождь обнимал драгоценную амфору, чудесным образом обнаруженную им во время пробного погружения с аквалангом. Что ни говори, а удача просто-таки навязчиво преследовала его во всем и это было очевидно. Под плакатом выцветшая надпись загадочно приветствовала от имени радостного Вождя: “Добро пожаловать!”.
- Снова здрасьте! – Громко поздоровался с плакатом Алексеев и, поклонившись в пояс, добавил, - давненько не виделись!
Береговая полоса круто забирала как с левой, так и с правой стороны.
Алексеев встал, пнул ногой гулко отозвавшийся на пинок злосчастный телепортационный агрегат, одним углом закопавшийся в песок, и пошел по врожденной мужской привычке налево. Пройдя совсем чуть-чуть, он в недоумении остановился. Выходило, что прибрежная линия все закруглялась и закруглялась. И распрямляться никак не собиралась. Он шел и шел, а она, земля неведанная все налево загребает и налево… И от этого факта у Алексеева неприятно засосало в левом боку, отчего для порядку пришлось даже несколько раз икнуть. В боку же засосало не от усердного хождения по кругу (от этого скорее затошинило бы), а от осознания, что… скорее всего… Нет-нет, он не хотел в это верить! Он не хотел верить, что это – остров. Совсем круглый. И маленький. Очень-очень. И он на этом очень-очень маленьком острове совсем-совсем один. Тут Алексеев встрепенулся и на этот раз побежал. Туда, где “припарковался” необычный транспорт. Может быть он и обратно… Обогнув остров и, вылетев с другой стороны, Алексеев увидел плакат, а ящик… Тут он споткнулся и ввалился всем прикладом в песок. Коротко ругнувшись, он стряхнул с лица песчинки и встал. Ящика абсолютно точно не было! Упорхал куда-то ящичек-то, тю-тю, пока он здесь, значится, разгуливал да клювом щелкал. Приехали! Дубина! Надо было полежать в нем чутка, передохнуть с дороги – и назад. А он нет, выбрался и на экскурсию сразу же, турист хренов! Глядишь, обратным рейсом и вернулся бы, может быть даже целым. Дубина, дубина! Алексеев в отчаянии крепко шлепнул себя ладонью по лбу, отчего охнул и потер основательно набухшую шишку. Бред какой-то экзотический! Еще коряга эта, мать ее за ногу!
       Ковыряя пальцем в глазу, щедро засыпанном песком, он развернулся, чтобы пнуть корягу еще раз, в воспитательных целях, чтобы не цеплялась, гадина, к ногам в ответственный момент. Но это оказалась вовсе не коряга, а какая-то почерневшая доска, торчавшая из песка. Алексеев размахнулся и размашисто и сильно вмазал по ней ногой, вымещая на ней накопившиеся от всего произошедшего обиду и зло. Доска хрустнула, но не сломалась. Что-то звякнуло. Вылетев из песка, доска выворотила наружу несколько желтых монет. Алексеев припал на колени и начал остервенело рыть песок…
       Пить хотелось как обычно с утра в первый день Нового Года. Найденный в невысоких жиденьких кустах кокосовый орех был коряво и неумело избит изнывающим от жары Алексеевым с помощью выловленных в воде окатышей. От усердия и потраченных сил Алексеев даже не понял, что такое он пил и удалось ли напиться в принципе. Устало поскоблив когтями кокосовой мякоти, и, без особого удовольствия пожевав ее, он размашисто откинул скорлупу в сторону и завалился в тенек на спину рядом с внушительной горкой нарытых у кромки воды золотых монет.
- Интересно, будет ли изжога, если пару-тройку обскоблить да за раз употребить, - рассуждал он, имея в виду кокосы, как бы между делом лениво и вальяжно запуская руку в золотую кучку и щедро посыпая себе на брюхо желтые кругляшки, - а если долго их жевать, неделю, две, к примеру, интересно, что будет? Ну ничего, ответ на этот вопрос скоро появится сам собой, хочешь ты этого или нет, - философствовал он. Вот такая вот, мальчик, хреновая сказка, - продолжал бубнить Алексеев, - солнце…, пальмы…, море…, а может и океан, хрен-то его знает, на вкус не определишь! – Полусонно тянул он, - бабки имеются, - отчетливо озвучили эту мысль фоном звенящие на пуземонеты, - попугай вон с пальмового листочка в глаз целит, а кокос – в лоб, - нет, правда, не жизнь, а сказка. Макаки только длинноногой нехватает… Сбылась мечта идиота. Да, как есть идиота! – Обреченно бубнил он, закрывая глаза, не в силах больше бороться с навалившейся сверху как слониха усталостью, - и-ди-о-та…

                                                                  5

       …Внезапно сквозь сон Алексеев почувствовал, что кто-то гладит его по лицу. Испуганно пытаясь отвести голову в сторону, ничего не соображая  и не разбирая, еле приходя в себя от тягучего сна, он поднял веки и увидел перед собой обезьяну. Елки-палки, она-то