Глава 14
Жизнь бабушки Шуры.
- Какие ещё обои? – спросил Серёга, закусывая водку оставшимся после селёдки репчатым луком.
- Как какие? Простые обои, в цветочек, которые на стенку приклеивают, – ответила хозяйка.
Пока Серёга разглагольствовал с хозяйкой об обоях, батя налил ещё по стопке.
- Будем! – предложил он сыну и опрокинул в рот водку.
- Будем, батя, будем, лишь бы водка не кончилась, – пролепетал сын заплетающимся языком, но пить не стал.
«Надо пореже стопки метать, а то под стол свалюсь, лучше бабушку послушать», – подумал он про себя.
-Так обои ведь бумажные, а бумагу разве едят? Мы в карантине как сильно голодали, но бумагу жрать в голову не приходило.
- Хозяйка, покачав головой, цыкнула языком в беззубом рту и с горечью произнесла:
- Значит, плохо голодали, вот поэтому и не приходило в вашу голову. Что можно есть кроме обычной еды?
- Да я бы не сказал, что плохо, – ответил Серёга обиженным голосом и опрокинул в себя оставленную им в стопке водку.
- Если хотите, я вам всю свою жизнь расскажу, от рождения и до старости, – предложила бабушка Шура.
- Валяй, рассказывай, – пролепетал Серёга и, уткнувшись носом в стол, засопел.
Мать Серёги, молча наблюдавшая за пьянкой мужа и сына, горестно вздохнув, произнесла:
– Расскажи хоть мне, что ли? Этим двоим, похоже, уже всё равно. Муж в подтверждение её слов, громко рыгнув, свалился со стула на пол и тоже уснул.
- А может, лучше мужиков уложим, а то валяются, как свиньи, на полу, не дай Бог, укусит ещё кто.
- Кто их дома укусит? – удивилась мать. - Если только я со злости покусаю.
- Э, милая моя, знаешь, сколько тут всякой гадости по ночам ползает! Фаланги, скорпионы, маленькие, правда, но ядовитые ужас! Бывает, и змея заползёт, так что на полу спать опасно, если только овечью шкуру под себя постелить, – стала пугать Шура.
- Какие ещё такие фаланги? – удивилась мать.
- Ты не удивляйся, а давай, бери сыночка за руки, а я за ноги, и понесли его, родимого, в спальню. Потом за муженьком твоим вернёмся, – тараторила старуха.
Серёга сквозь пьяный сон слышал, как его взяли за руки, за ноги и куда – то понесли. Потом он слышал, как с него снимают одежду, как ревет мать, а чей–то голос говорит:
- Не плачь, пройдёт, пройдёт, я тоже этой заразой в лагере переболела.
Затем Серёга слышал, как принесли отца, его богатырский храп, голос матери и опять провалился в глубокий сон.
- Дети в школу собирайтесь, петушок давно пропел! – услышал он знакомую с детства поговорку. Открыв глаза, Серёга увидел отца, стоящего над ним и держащего в руках стакан с водкой.
- Вставай, дитятко, похмеляться будем! – предложил отец, крутя перед лицом сына полным стаканом водки.
- Всё мне что ли? Одному столько не выпить, давай пополам?
- Конечно пополам, и столько–то еле выпросил, – возмутился отец и отхлебнул половину налитой в стакан водки. Крякнув, он вытер рукавом рубахи губы и протянул оставшуюся половину водки сыну.
– На, пей, не мучайся, да пойдём бабкины байки слушать, тихо будем сидеть, может, ещё нальют.
- Что ещё за байки, она, что, сказочница что ли? – приподымаясь с кровати, и беря из руки отца стакан с водкой, спросил Серёга.
- Может и сказочница, откуда мне знать, вчера вроде вместе отключились, ты слышал, как тебя тащили?
Серёга задумался, в его памяти возникли чьи–то голоса, они говорили про пауков и змей. Потом в памяти всплыло, как плакала мать, больше ничего существенного Серёга вспомнить не смог.
- Вроде помню, но плохо.
- Тогда умывайся, и приходи на кухню, все уже там, – предложил отец и, покачиваясь, вышел из комнаты.
Корзун сел на кровать, поставив голые ступни на холодный пол.
- Бр-р! – вырвалось у Серёги, он резко оторвал ступни от пола, к горлу подкатила тошнота.
«Надо всё же похмелиться», – подумал Корзун и выпил остаток водки. Сразу полегчало, тошнота прошла. Серёга посмотрел на забинтованные грязными, рыжими от гноя бинтами, ноги. «Бинты бы как поменять. Нельзя, чтобы мать видела, разревётся ещё», – промелькнуло в голове. Подумав, он встал, надел спортивные брюки и закурил.
- Умыться или полениться маленько? Лучше поленюсь, я вчера умывался, – докурив, Серёга пошёл на кухню.
Родители и хозяйка сидели за столом и пили чай, посередине стола стоял большой блестящий самовар и парил.
- Ну, вот! А я-то дурак, думал, что вы похмеляетесь, а вы чаи гоняете, – с сожалением произнёс сын, усаживаясь за стол рядом с матерью. - Мать, ты чего ночью плакала?
- Ноги твои меня напугали, а ещё больше бинты, поменять бы их надо, – чуть не плача, ответила мать.
- Да, я тоже так думаю, только где взять бинты, не знаю.
- Слушай Серёга, неужели в нашей армии даже бинтов на всех не хватает? – влез в разговор батя.
- Что значит, не хватает? Их вообще нет. Эти бинты я у Малика в ЗИПе взял, а ты - не хватает! – поддел отца сын.
- Шура, а на станции аптека есть? – спросила мать у хозяйки.
- Аптека есть, но только бинтов ты там не купишь, разве марли продадут, и то, если скажешь, что для солдата, – посоветовала старуха.
- Тогда пойду, схожу, чаю я уже попила, а похмеляться мне не надо, – глядя на мужа, зло сказала мать. - Пойдёшь со мной? – спросила она у отца.
- Не пойду, тяжко мне, купи нам лучше пивка, – попросил муж.
- Куплю я тебе и пива и себца с манинотой! – рыкнула мать, одеваясь. Батя сник, и, взяв чашку с чаем, стал громко на него дуть, при этом бубня себе под нос:
– Вот так всегда, как работать, так Мусса, а как жрать, так татарин.
- Чего пыхтишь, козёл безрогий? Возьми в сумке недопитую водку, а то издохнете на пару, пока я в аптеку хожу, – снисходительно сказала мать, и вышла из дома. Батя выскочил из–за стола как ошпаренный, и убежал в спальню.
- Вона как его раззадорило, – засмеялась бабка. Отец вернулся ровно через минуту, держа в руке начатую бутылку водки.
- Подставляй свою чашку, похмелимся по настоящему, – предложил он сыну. Серёга подставил чайную чашку, водка наполнила её, издавая резкий, но радующий душу запах. Корзун выдохнув, залпом выпил целую чашку водки, и искоса посмотрел на отца, тот уже разделался со своей порцией и, закусывал солёным огурчиком.
Вылив в рот последнюю каплю водки, Серёга понюхал корочку чёрного хлеба и предложил:
- Пойдём, покурим, отче?
Хозяйка, до этого молча следившая за происходящим, прервав молчание, произнесла:
- Курите здесь, чего бегать, вчера курили, не стеснялись.
- Шура, ты вчера порывалась рассказать про свою жизнь, да так и не рассказала, может, сегодня расскажешь? – попросил батя.
Хозяйка спокойно допила свой чай, перевернула чашку верх дном, и, поставив её на блюдце, спросила:
- С самого рождения рассказывать, или?
- С самого рождения, ты, наверно, до революции родилась?
- До неё родимой, до неё. Когда на площадях закричали «Долой царя-батюшку», мне уже седьмой годок стукнул, – пояснила старуха,- а уж когда временное разогнали, а большевики грабить начали, да людей стрелять, я уже совсем большая была, хоть замуж выдавай, – засмеялась Шура.
- Ты чего ерунду мелешь, старая карга? Когда это большевики народ грабили, да людей стреляли? – «полез в пузырёк» отец.
- Ты тоже в то время жил, да? Или со слов историков говоришь? Ты, если всё знаешь, сам и рассказывай! – обиделась бабка.
- Нет, я родился намного поздней, но я член коммунистической партии, и врать тебе не позволю.
- Ну, тогда нечего было и просить, чтобы я рассказывала, взял бы учебник истории да почитал. Там всё правильно написано, – и бабка, встав со стула, и что-то бубня себе под нос, ушла в коридор.
Батя, тоже насупившись, закурил сигарету и стал разливать водку по чашкам.
- Давай выпьем, – предложил он сыну и, не чокаясь, вылил себе в рот целую чашку водки.
Серёга, выпив половину, отставил в сторону чашку и недовольно сказал:
- Батя, ну чего ты, пусть бы балакала, ведь она жила в то время, ей лучше знать, что и как было. А ты взял и влез, хозяйку обидел. Давай вернём её назад.
Батя, глотавший дым большими затяжками, сморщился и сквозь зубы процедил:
– Ладно, уж позови эту белогвардейскую агитаторшу.
- А чего я-то? Ты прогнал ты и возвращай, – возмутился сын.
Отец недовольно зыркнул глазами на сына, но всё же встал и пошёл в коридор. Бабушка Шура стояла на крыльце и разговаривала через забор с соседкой, ковыряющейся в своём огороде.
- Не так сажаешь, не так, – кричала она соседке. Та молча кивала головой, но делала всё по–своему, не обращая внимания на советы Шуры.
- Александра Васильевна, извините меня за несдержанность, пойдёмте домой, – сквозь зубы процедил отец.
- Вот-вот, несдержанность, именно так. Разве я тебя против советской власти агитировать собиралась? Я тебе поведать хотела о судьбе моей горемычной, а ты – «старая карга»! Ладно, уж пошли, доскажу, – и старуха, сбивая домотканый половичок, зашаркала по коридору. Хозяйка с удовольствием уселась на свой стул и хитро спросила: – На чём я там остановилась?
«Ох, хитрая бабка! Хочет, чтобы мы повторили, что большевики людей расстреливали, не быть этому».
- Ты замуж собиралась, – хитро улыбаясь, произнёс Серёга.
- Когда это я замуж собиралась? Мне было тогда… пацанка, в общем, ну, ладно, слушайте дальше. Ну, вот в октябре к власти пришли большевики, во главе с немецким шпионом Лениным и брехуном Троцким.
Батя аж на стуле подскочил от таких слов, но спорить не стал, просто скривился, как от лимона, и ушёл. Старуха, довольная своей победой, продолжила:
– Все думали, что большевики месяц, ну два, больше не продержатся, а они вон как долго правят, ничего их не берёт. Раз сами большевики уходить не пожелали, недовольное ими население решило устроить «гражданскую». Уж кто на них только не нападал: и немцы, и чехи, и офицерьё, ничего не помогло - всех победил мужик с солдатом и матросом.
После победы приступили к строительству светлого будущего, под чётким руководством большевистских вожаков. Ох уж и натерпелись мы! Голод, тиф, мать умерла, остались мы вдвоём с отцом. Да и мы бы сдохли от голода и болезни, да у отца сеструха в деревне жила. Вот с её помощью и выкарабкались, дождались светлого будущего под названием НЭП. Я сама больше в деревне жила, чем в городе, на коровьем молочке, да сметанке, может, поэтому и блокаду пережила. На смену НЭПу пришёл отец народов, великий Сталин. Поначалу всё тихо было, но тишина продолжалось недолго, и опять начались аресты и расстрелы.
- Если всё так плохо стало, зачем тогда революцию делали? Жили бы при батюшке-царе, – раздался батин голос.
Серега повернул голову, отец стоял в дверном проёме и курил.
- Да я себе этот вопрос тоже много раз задавала, и выхода не находила. Нет ответа на этот вопрос, что сделано, то сделано, – ответила рассказчица.
- Ну а что дальше было? – не утерпел Серёга. Его очень заинтересовал рассказ старухи. Про Троцкого он с детства слышал поговорку: «врёшь, как Троцкий», и поэтому не удивился её рассказу. А вот про большевиков, что они расстреливали людей, и про то, что Ленин, великий Ленин, с именем которого люди шли на смерть, был немецким шпионом, Корзун слышал первый раз в жизни.
- Дак что дальше было? – опять спросил он у старухи, наливавшей себе чай.
- Дальше? – старуха задумалась. - Дальше великий вождь народов пересажал и перестрелял всех своих сподвижников и соратников. Оставил около себя только близких, безропотных друзей.
- Ты-то хоть
