Магнитолёт "Никатор"

Терминал «Б» столичного аэровокзала встретил его шумным столпотворением, смехом и бодрыми песнями под гитару. Зал ожидания был полон молодыми парнями и девушками, одетыми в новенькую форму бойцов студенческих строительных отрядов. В разных концах зала пели про ребят с семидесятой широты, про почту, летящую с пересадками с материка до самой крайней гавани Союза, про камушки, бросаемые с крутого бережка далекого пролива Лаперуза, про наш адрес Советский Союз, про тайгу под крылом самолета, про поездку за туманом, за туманом и за запахом тайги, про карты, заправленные в планшеты, про следы, оставленные на пыльных тропинках далёких планет и про яблони, которые обязательно будут расти на Марсе. Строчки про марсианские яблони уже потеряли свою актуальность и могли с чистой совестью быть списаны с повестки дня — яблони на Марсе уже росли, и росли в местном, марсианском грунте, правда, кривенькие, жалкие и чахленькие, но упорно цепляющиеся за каменистую почву корнями и упрямо тянущие тонкие изломанные ветки с блёклыми листиками к бледному марсианскому солнцу, служа наглядным образцом превосходства сил живой природы над бездушной материей космоса. Конечно, они отличались от эталонных красавиц, высаженных в оранжереях и плодоносящих не меньше трёх раз за марсианский год, здоровых, раскидистых деревьев, радующих глаз сочной зеленью листвы и сладко-кислым вкусом плодов, однако они, эти хилые искривлённые кустики были подлинными бойцами, авангардом будущего сплошного и глубокого преобразования марсианской пустыни в цветущий город-сад. Остальное было внеземным колоритом, романтикой и юношеским максимализмом, проходящим быстро и незаметно после столкновения с первыми настоящими, а не придуманными трудностями и опасностями.


К выходу на лётное поле подъезжали комфортабельные автобусы, диктор объявлял посадку и очередная партия студентов, сорвавшись с места, жизнерадостно устремлялась в широко распахнутые двери. Мелькали нашивки, разноцветные эмблемы, значки, названия учебных заведений и по этим названиям можно было без труда изучать географию страны от Калининграда до Владивостока и от Кушки до Салехарда. Толпа заполняла прохладные салоны и уезжала к застывшим в жарком июльском мареве громадам сверхзвуковых стратосферных лайнеров. Белоснежные «Туполевы-274», приняв на борт пассажиров, не спеша выкатывали на взлётные полосы, разгонялись и торжественно поднимались в небо, вытягивая навстречу воздушным потокам скошенные вниз острые клювы носов.


Опарин устроился в кресле у окна. Дорожная сумка стояла рядом, в ней был комплект чистого белья, полотенце, бритва, набор гигиенических принадлежностей (мыло, зубная паста, щётка, дезодорант) и планшетный компьютер. Одет он был скромно. Светлая безрукавка, тёмные брюки и грубоватые форменные ботинки с прикрученными к подошве магнитными набойками. Лицо его покрывал коричневый загар, сходящий на нет на уровне шеи. Мимо Опарина проходили студенты, не обращая на него никакого внимания, и только те, у кого на рукавах были нашиты знаки Академии Космогации, приближаясь к нему, невольно замедляли шаг. Они знали, что подобный загар нельзя приобрести нигде, кроме как за пределами земной атмосферы. Это знание делало их единомышленниками, сопричастными общей профессиональной среде. Опарин здоровался с ними едва заметным кивком головы. Курсанты шли дальше, и некоторые из них оглядывались, будто старались запомнить сидящего у окна астронавта.


На цифровом табло сменился график вылетов. Номера улетевших бортов гасли и в погасших ячейках загорались новые буквенно-цифровые обозначения. После короткой музыкальной заставки диктор проникновенно сообщил о начале посадки на рейс номер семь тысяч триста сорок три по маршруту аэропорт «Зеленодольский» - космодром «Северный». Курсанты, собравшись в небольшую колонну, организованно направились к выходу. Опарин отвлёкся, провожая их взглядом, и пропустил тот момент, когда к нему подошёл человек.


- Извините, товарищ. Вы Опарин, Савелий Викентьевич?


- Да, - сказал Опарин, вставая и одергивая брюки. - Я Опарин.


- Очень приятно. Лузгачёв. Олег. Референт директора Комитета и по-совместительству водитель. Машина подана, Савелий Викентьевич. Мне приказано доставить вас в кратчайший срок и без всяких происшествий, - Лузгачёв улыбнулся. - Директор ждёт.


- Я готов, - по-военному кратко ответил Опарин. - Идёмте.


- Вещи, - сказал Лузгачёв, - я могу взять.


- Ничего, - сказал Опарин. - кроме сумки. Не беспокойтесь, она не тяжелая.


- Всё своё ношу с собой, - одобрительно констатировал Лузгачёв. - И если быт не тянет нас ко дну многопудовой гирей, поспешим.


- Да, - согласился Опарин, взвешивая рукой сумку - быт не тянет. Никоим образом.


- Тогда за мной, - сказал Лузгачёв, подводя итог короткому знакомству. - Прокачу с ветерком. И сразу же успокоил: - Без излишнего лихачества.


Нужное им здание располагалось в глубине тенистого парка. На фасаде была прикреплена лаконичная вывеска «Академия Наук СССР. МКПИТР», что означало «Межотраслевой Комитет Перспективных Исследований и Технических Разработок». Лузгачёв предупредительно открыл массивную дубовую дверь. Опарин вошёл в просторный вестибюль. Вестибюль был пуст, не считая дежурного охранника, сидящего за ТИБом (терминалом интегральной безопасности), позволяющего собирать и обрабатывать данные с камер видеонаблюдения, электронных замков, пожарных и газовых датчиков, датчиков давления и движения, управлять в ручном режиме разветвленной системой пожаротушения, блокировкой и разблокировкой аварийных проходов, лифтов и эскалаторов.


Дежурный, в звании старшего лейтенанта, вежливо спросил у Опарина паспорт.


- Паспорт? - Опарин сконфуженно посмотрел на Лузгачёва. - Паспорта у меня нет.


- Товарищ старший лейтенант, - сказал референт, - товарищ Опарин — астронавт-испытатель международного класса и колонист, постоянно проживающий на Марсе, в интернациональном марсианском поселении «Циолковский-Два», ввиду чего не имеет паспорта гражданина СССР. ВРЕМЕННО. Вместо внутреннего общегражданского документа личности у товарища Опарина универсальное идентификационное удостоверение, выданное Марсианским Колониальным Представительством ООН.


- Мне без разницы, товарищ.., - дежурный офицер мельком взглянул на экран, - товарищ Лузгачёв, главное, чтобы у товарища было что с чем сравнивать.


- Пожалуйста, - Опарин протянул дежурному пластиковую карточку.


Охранник вставил удостоверение в карт-ридер. Лузгачёв иронически закатил глаза: «ничего не поделаешь, порядок».


- К директору, значит, - сказал дежурный.


- К директору, - подтвердил референт.


Дежурный вернул Опарину карточку.


- Проходите, товарищи.


- Спасибо, товарищ старший лейтенант. Савелий Викентьевич, куда вы, по лестнице? Лифтом быстрее!



Первое, что увидел Опарин, войдя к директору Комитета была огромная карта Советского Союза, занимавшая всю стену. На её фоне директор — невысокий полный мужчина выглядел как пародия на коварного диктатора, в тиши кабинета разрабатывающего планы по установлению мирового господства. И внешность у директора вполне соответствовала образу: бритая до глянцевого блеска голова, пухлые щёчки, влажные чувственные губы, щёточка жёстких, побитых сединой усов, уж очень напоминающих усы некоего деспота прошлого века, властвовавшего в одной из европейских стран. И облачён директор был сообразно роли: полувоенный френч бледно-зелёного солдатского сукна, белая, расшитая аутентичным народным орнаментом косоворотка с расстёгнутым воротом, пара цветных карандашей и ручка-самописка, торчащие из нагрудного кармана. Директор читал с монитора, морщился, хмурился и рассерженно черкал в новомодном плёночном блокноте цифровым пером.


- Адриан Гаврилович, - произнёс Лузгачёв, - товарищ Опарин, по вашему распоряжению.


- Зови, зови, Олег, не задерживай!


- Я, уже, собственно, прибыл, - сказал, немного смущённо, Опарин.


- Прибыли, - сказал директор, бросая перо. - Чудесно. Едва с самолета и прямиком в самое пекло. Нет, Савелий Викентьевич, это я про погоду, а не про нашу контору. У нас учреждение солидное, академическое. Наши сотрудники приличные люди, - директор выделил слово «приличные», явно адресуя его референту (Лузгачёв неопределённо хмыкнул), - хотя и у нас, бывает, градус творческой полемики зашкаливает и страсти кипят (снова неопределённое хмыканье). Идите, Олег, вас ждут в шестой лаборатории.


- Ну-с, Савелий Викентьевич, как долетели?


- Спасибо, …


- Маркелов, Адриан Гаврилович, директор МКПИТР.


- Адриан Гаврилович, без приключений.


- Удивлены, - внезапно спросил Маркелов, одергивая френч.


- А.., есть чуть-чуть.


- Не удивляйтесь, - рассмеялся Маркелов, - я не такой. Не ретроград, не зажиматель критики, не бюрократ и не чинопочитатель. Нет, вру. Я и то, и другое, и третье, но строго в гомеопатических дозах, что отличает хорошего администратора от зарвавшегося, охамевшего от бесконтрольной власти дуболома. Просто в нашем отраслевом министерстве, совместно с Академией наук решили устроить к ноябрьским праздникам грандиозный капустник силами подведомственных предприятий и учреждений. Я играю министра среднего машиностроения, потому что у меня фактурная внешность. Типичный сталинский нарком. Это мое сценическое амплуа и я им, как ни странно, вполне доволен. Так что, Савелий Викентьевич, приглашаю вас на премьеру.


- Не обещаю, Адриан Гаврилович...


- И не надо, Савелий Викентьевич, не надо. Я могу с точностью предсказать, где вы встретите очередную годовщину Великой Октябрьской Социалистической Революции.


- Что ж, в таком случае рассчитываю на контрамарку.


- Всенепременно, Савелий Викентьевич, всенепременно и без всякого сомнения. Однако, - директор резко сменил тон, - пригласили вас, Савелий Викентьевич, как вы догадываетесь, не ради лишней контрамарки. Мы хотим предложить вам работу. Задание государственной важности. Не скрою, миссия опасная, и в то же время масштабная и захватывающая.


- Интригующая вступление, - сказал Опарин.


- Погодите, это была преамбула, - сказал директор, - а амбула, обещаю, вас ошеломит.


- Я слушаю, Адриан Гаврилович.


- Минуточку, - директор потянулся к бордовой папке. - Небольшая формальность, Савелий Викентьевич. Подпишите одну бумагу, и я продолжу.


- Какую бумагу?


- Подписка о неразглашении государственной тайны. Я, имярек, ознакомлен, предупреждён, обязуюсь соблюдать и сохранять...


- Где надо подписать?


- Вот, здесь. Число, подпись, расшифровку подписи разборчиво. Отлично! - директор убрал папку в сейф. - А теперь непосредственно к амбуле. Беседа наша носит характер предварительной, а потому неофициальной.


Маркелов скинул френч, повесил на спинку стула, закатал рукава косоворотки и заговорщицки подмигнул Опарину. Достав из ящика стола пульт дистанционного управления, он встал рядом с Опариным и сказал: «Смотрите на экран, Савелий Викентьевич»


Карта СССР погасла и на её месте возникло изображение серо-чёрной каменной глыбы, видом напоминающей перепечённую округлую картофелину.


- Астероид 2045 LF, открыт, если такое