бороде. Ты мне Ваньку, давай, не валяй. (Показывает.) Через овраг и вон за лесом, куда ты меня вести собрался.
МАЛЬЧИК: Не собирался.
СТАРИК: Шубу-то, поди, у мачехи упёр?
МАЛЬЧИК: Больно нужно.
СТАРИК: Значит, у неё… У тебя ведь каждое слово наизнанку вывернуто. Ты хоть себе-то не врёшь?
МАЛЬЧИК: Только не надо меня учить как жить – во! (Проводит себе ребром ладони по горлу.)
СТАРИК: Мишь, ты малинки вроде обещал. А то в темени-то как нарвёшь.
МАЛЬЧИК: Нарву, если вопросов больше не будет.
СТАРИК: А я задавал разве? Человек вопрос задаёт, когда ответа не знает, а я про тебя и так всё знаю.
МАЛЬЧИК: (настороженно). Прямо уж.
СТАРИК: (довольный реакцией Мальчика). Недавно слыхал, эти, физики, установили, вроде у нас из мозгов выходит какая-то энергия. Ну, как молекулы, знаешь по школе, наверно. И если кому добро желаешь, эти молекулы по всему воздуху разлетаются и прямо в других людей влетают. Тоже, как плюсо'вые заряды, полезные организму, ну, вроде витаминов.
МАЛЬЧИК: Больно дармовые витамины.
СТАРИК: Тебе ж говорят, молекулы!
МАЛЬЧИК: Да уж, когда по башке долбанут, точно заряды летят.
СТАРИК: А то: минусо'вые заряды от любого дерьма идут, а плюсо'вые от хороших людей. Вот и вся арифметика. Отстаёшь, Мишка, сейчас уже мысли взвесили, не то что… Доказали, мысль – она как пыль, на всё вокруг садится. Можно любого как книжку пролистать.
Мальчик, покосившись на Старика, идёт рвать в кустах малину.
Хочешь, скажу какая у тебя фамилия?.. Заботин – угадал?.. Так что со мной, брат, дурочку не поваляешь. Ты ещё подумал, а я уже понял.
МАЛЬЧИК: (собирая малину). Чего-то малина здесь не больно сладкая. Сухая какая-то.
СТАРИК: Сойдёт – челюсть размять.
Старик осматривается вокруг себя, достаёт из кармана увесистую пачку денег, отдирает от земли дёрн и прячет туда деньги, маскируя травой.
Ты, конечно, по словам, по манерам за городского хочешь сойти. Нет, это хорошо, наверно. Только вот одет ты, не обижайся, как петух гамбургский – чёрт те в чём. Среди городских, как корова на выставке.
МАЛЬЧИК: Завтра куплю – переоденусь.
СТАРИК: (спохватившись). Купит он. На пятьсот рублей сейчас особо не накупишь, а больше, извиняйте, денег нема.
МАЛЬЧИК: Давно у вас нога-то?
СТАРИК: Да нет… к непогоде, видать.
МАЛЬЧИК: (выглядывая из кустов). Тяжело вам, старым. Вон у моей бабки: нога сначала отекать стала, потом гнуться перестала, потом она уже и наступить не могла. Мы её в больницу, а там врачи говорят: «Чтоб, говорят, вашей бабуле сохранить жизнь, надо отрезать больную кость».
СТАРИК: (настороженно). И чего?
МАЛЬЧИК: Сначала ступню отрезали, через месяц до коленки, потом «по самое не хочу». А ещё через месяц на вторую ногу перекинулось.
СТАРИК: Чего?
МАЛЬЧИК: Зараза, чего. В общем, весь год ей так две ноги и пилили. Потом всё равно померла от заражения крови. Пять лет уже. А, может, устала, что пилили весь год – кто ж выдержит.
СТАРИК: У меня такого раньше не было. Первый раз. Так что до обрезания, думаю, не дойдёт.
МАЛЬЧИК: Доктор ей сказал, днём бы раньше приехала, ничего б не было.
СТАРИК: Ну, у ней-то ноги сколько болели, а у меня-то в один день заклинило.
МАЛЬЧИК: Это у кого как. Кость даже сама по себе развалится, если там кальция мало. Стоишь на ровном месте, вдруг – бах – и упал! Перелом обоих конечностей.
СТАРИК: Ладно тебе дурачиться. Всё одно не напугал. Нарвал что ль?
МАЛЬЧИК: Несу. (Несёт Старику ягоду.)
СТАРИК: (пробуя). Ядрёная малинка, мясистая.
МАЛЬЧИК: Так себе.
Старик и Мальчик едят малину.
СТАРИК: Я эти места всегда любил…
МАЛЬЧИК: Говорили ж, не местный.
СТАРИК: Местный-одноместный. Я раньше тут жил, считай, земляк твой. Все эти места как свои пять пальцев… На этой полянке мы втроём, Верка жена, Васька сын мой, картошку пекли, песни пели… да-а. Мы эту полянку обозвали «В трёх соснах», как ресторан… Сейчас не местный, а похоронят здесь, опять местным стану.
МАЛЬЧИК: (мечтательно). Картоха в золе – клёво!
СТАРИК: Тридцать пять лет здесь не был – это ж с ума сойти. Как там сейчас народ-то поживает, в Затевахино?
МАЛЬЧИК: Мрут как мухи. Скоро никого не останется.
СТАРИК: Чего же, сибирская язва на них напала или этот, СПИД?
МАЛЬЧИК: Вирус какой-то, фиг его знает.
СТАРИК: Беда.
МАЛЬЧИК: Год назад моя бабка над деревней летающую тарелку видела, говорит, оттудова сыпанули гадости какой-то, теперь вот и косит всех. Я, может, из-за этого и убежал – жить-то всем охота.
СТАРИК: У тебя ж бабка пять лет назад как померла.
МАЛЬЧИК: Да? Значит, это другая была.
СТАРИК: Брехло собачье ты, Мишка. Набери-ка лучше лапнику, на землю подстелим. Вишь, на травку роса легла, сейчас всё тепло из нас потянет. Ты, я вижу, ночевать со мной собрался, а на сырой земле мы до утра не дотянем.
МАЛЬЧИК: (вспыхнув). Что я, прислуга что ли?! Нарви, разожги, постели! (Резко встаёт и идёт собирать лапник.)
СТАРИК: (насмешливо). Не ругайся давай – старших надо уважать. (Пробует дотянуться до сумки.)
МАЛЬЧИК: За что их уважать-то, за то что после себя гадости столько оставили?
СТАРИК: Ты отца за что уважаешь?
МАЛЬЧИК: Я его ненавижу.
СТАРИК: А чего тогда его хлеб жрёшь? Шёл бы, зарабатывал.
МАЛЬЧИК: Вот и иду. Я и раньше только зимой дома жил, холодно на улице. Летом вон в Лизуны или в Подгорье, а этим летом в город на рынок ломанулся. Бабкам тряпьё сдавал.
СТАРИК: Нет, Миш, это не по-христиански, даже не по-человечески. Вот ты у мачехи сдёрнул шубу, а ведь она, Мишенька, челове-ек! Даже плохой человек, он в первую очередь – челове-ек! А потом уже всё остальное.
Старик прекращает безуспешные попытки добраться до своей сумки.
(В сердцах.) Да пропади ты!
МАЛЬЧИК: (яростно, выскакивая из-за деревьев). Дерьмо она навозное! Все мамкины вещи пропила. Меня ещё маленького у соседей заставляла бельё с верёвок таскать. Когда соседи узнали, на меня всё свалила, потом ещё и лупцевала при них (кривляясь): «Как же ты, Мишенька, нас перед соседями позоришь, они же нас любят». А дома говорит: «Я тебя, выродок, в колонию засажу, а папашу твоего в тюрягу! Есть, говорит, и получше мужички».
СТАРИК: Значит, отец твой чем обидел, тоже её понять можно. Бил, поди?
МАЛЬЧИК: За такие слова убить мало.
СТАРИК: Зверством тут не поможешь, тут понимание, терпение…
МАЛЬЧИК: Терпение – один раз, вообще, надралась, с топором за мной, я в сортире закрылся, так она одну доску выбила, топор туда просунула и давай у меня перед носом махать – чуть не достала.
СТАРИК: Это всё от нервов. Любовь, измена, драка, вино – семья есть семья.
МАЛЬЧИК: Ну уж такой семьи мне сто лет не надо.
СТАРИК: Мишь, подбрось дровишек, чего-то совсем темно. (Немного подумав.) Да сумку мне подтащи, там у меня печенье с яблоками – пожуём.
Мальчик идёт к костру, потом за сумкой.
Надо было бы отцу поступить по-мужски, разойтись с ней по-хорошему.
МАЛЬЧИК: Чего им расходиться, им вместе бухать плохо ли. Отца один раз на год за драку посадили, она с каким-то сморчком жила. Так он от неё через месяц сбежал, даже чемодан забыл. Кому они нужны.
Пауза. Мальчик приносит сумку.
СТАРИК: Спасибо. Так сколько тебе на обнову надо, посчитал бы.
МАЛЬЧИК: (не задумываясь). Три тысячи пятьсот восемьдесят.
СТАРИК: А что ж тыщу просишь?
МАЛЬЧИК: Кто ж больше даст.
СТАРИК: Верно, тут я тебе не помощник. Ты угощайся, чего мнёшься.
Старик и Мальчик едят яблоки с печеньем.
МАЛЬЧИК: Вон, первая звезда загорелась, я желанье загадал… Хотя фигня всё это.
СТАРИК: Я б, конечно, дал тебе вперёд деньги, только убежишь, поди, а?
МАЛЬЧИК: Убегу.
СТАРИК: Ты б хоть костыли мне что ли какие смастрячил. Я б сам доковылял. По двести за костыль.
МАЛЬЧИК: Через овраг? На костылях? Фигня! Девятьсот рублей наличными и вы скачете со мной до тропинки… Ладно, рюкзак я тут спрячу, а вас доведу до первого дома, где лес кончается.
СТАРИК: До земли спасибо. Только как ты меня через овраг попрёшь? Кишки не вылезут?
МАЛЬЧИК: (показывая на пояс). Во – ремень. Вам на плечо, а верёвку (достаёт из рюкзака) через дерево наверху – как по канатной дороге поедете.
СТАРИК: Больно ты щуплый, чтоб меня наверх упереть.
МАЛЬЧИК: На спор? (Мгновенно оживившись, протягивает Старику руку.) Вытягиваю – полторы штуки мои.
СТАРИК: (не подавая руки). Вот вытяни, тогда поговорим.
Мальчик ловко обвязывает верёвку за пояс Старика.
Ты чего это удумал на ночь глядя-то?..
МАЛЬЧИК: (торопливо). Успеем. Я ещё до крайнего дома вас доведу, до Большовых… Они долго спать не ложатся.
Пока говорит, Мальчик с удивительной прытью приматывает Старика верёвкой к сосне. Старик сначала не может понять что произошло, как у него оказались спутанными руки.
СТАРИК: Это ты чё… в плен что ли меня взял?
МАЛЬЧИК: (отскочив в сторону). Ага, щас «ножичком чик – и в колодец».
Пауза. Не понятно, то ли Старик и вправду пытается заплакать, то ли притворяется.
СТАРИК: Из-за каких-то вонючих денег старика жизни лишать?
МАЛЬЧИК: Не из-за денег, а из-за жадности.
СТАРИК: (не слушая его, продолжая своё). Значит, вот так вот его ни за что ни про что по башке саданёшь и весь в крови по локоть дальше пойдёшь?
МАЛЬЧИК: (сплёвывая через губу). А чё жа!..
СТАРИК: (крича). Люди-и! Убива-ают! Люди! Убиваю-ут!
МАЛЬЧИК: (спокойно). Не услышат. Тут хоть стреляй.
СТАРИК: (в отчаянии). Да что ж это за напасть такая! Хотел сыну памятник поставить, а тут какой-то «паштет», какой-то маньяк малолетний!.. Да если б у меня не нога, да я б из тебя!.. Эх… (Плачет то ли от бессилия, то ли от жалости к себе.)
МАЛЬЧИК: Крокодиловы слёзы.
СТАРИК: Сам ты крокодил. Я тебе вправду говорю. Специально денег насобирал, думал, Ваське своему памятник сделаю, по-человечески, да что тебе рассказывать… Такая история!..
Мальчик идёт к костру и подкладывает веток.
(Чуя недоброе.) Ты же, Миша, даже не представляешь какая у меня тут трагедия творилась! Первая-то жена, Верка, я говорил, утонула у меня, так я через год женился – Люська, это вторая моя, через дорогу напротив жила, – а Васька, сын, давай мачехе тут пакости строить. Она картинку со стены снимать, а он кричит: «Это мамкина!» с кулаками прямо! А Люська тоже – козища та ещё!.. Сняла – так он потом у неё всю косынку изрезал. Ну, она и начала мне мозги заворачивать, зачем нам, говорит, вместе мучаться, давай вразбег… В общем, я дурак, перепугался, Ваську за шиворот и в сарайку. Ну, и там пороть… Вот. Толканул нечаянно – два ребра поломал ему. Тоже дурак, конечно. И до такой силы они друг дружку не терпели, аж есть за одним столом не могли. Ну и как-то зимой – морозище стоял – он взял да обозвал её. Мне, конечно, кровь в башку, схватил его за шкорки – и за дверь! Подопнул ещё – отт собака!.. Я-то думал напугать, а он сбежал. После всю ночь по снегу лазил, так и не нашёл… Вишь-ка, теперь эта самая нога и сохнет. Поделом, наверно, а?..
МАЛЬЧИК: У меня отец тоже головой вдаренный, меня даже на цепь возле конуры сажал, хоть дом, говорит, сторожи, а то от тебя толку – только жрать да срать. Больной, чего взять.
СТАРИК: (внезапно). Ты, Миш, убей меня, прямо тут, а я тебе даже спасибо скажу. Я ведь грешник конченный, Миша, считай, сам своего сына угробил. На небе тебе спасибо скажут, а милиция не узнает. Главно, что б ты сам убивать-то не забоялся.
Мальчик заходит за спину Старика.
Не бойся, Миш, я кричать не буду, похриплю только да замолкну. Давай, не боись… Давай, Миша…
Мальчик засовывает руки в карманы Старика. Ничего не найдя,
