Чем отличается первокурсник от школьника-подростка? Длинной носа, в остальном абсолютная симметрия. По ленинской комнате бегут два курсанта, второй пытается догнать первого, цепляется за тумбу и гипсовый бюст самого Иосифа Виссарионовича падает на пол. У вождя всех времён и народов отлетает нос. Попытка приклеить делает лицо ещё уродливее. Курсант растерян, а командир роты майор Зелецкий испуган: до пенсии всего ничего, а тут такое ЧП! Но не зря Зелецкий – Зелецкий. Он тут же докладывает начальнику особого отдела, на языке курсантов «молчи-молчи».
- Признавайся! Специально разбил бюст вождя? – строго допрашивает особист.
- Не верю. Врёшь! Специально!
Бедный курсант весь в поту, вот-вот начнёт заикаться, но майор непримирим, долбит своё и лишь через полчаса соглашается.
- Ладно. Верю, что случайно. Но смотри, с этой минуты ты у меня на особом контроле. Свободен. Позови командира роты.
- Товарищ подполковник, он случайно. Курсант хороший, честное слово!
- Что ты мне объясняешь, что я не понимаю. Мы, майор, боремся не с мальчишками, а с врагами Советской власти. Им пощады не будет! А этого я пугнул, чтобы впредь был внимательным и дисциплинированным. Этой беседы ему хватит года на три.
- А что делать с бюстом?
- Заверни в простыню и на чердак. Купи новый бюст и поставь на прежнее место. Инцидент исчерпан.
Однажды после полудня прозвучала команда: «Первый взвод, тревога! В две шеренги становись». Учебные тревоги дело привычное, но чтобы посреди дня и одному взводу – это удивляло. К строю подошел незнакомый старший лейтенант.
- Товарищи курсанты, вы поступаете в моё распоряжение. Все мои последующие команды выполнять беспрекословно, точно и в срок, как требует устав.
В дисциплинарном батальоне ЧП, заключенные взбунтовались, произошел инцидент со стрельбой и жертвами, несколько заключенных бежали. Ваша задача помочь найти их, задержать и доставить на место. Вопросы? Нет вопросов. Взвод, на пра-во! На выход шагом марш. На выходе из училища нас переподчинили вооруженным конвойным, посадили в машины и развезли по объектам. Мне досталось женское общежитие. Старший, рядовой крупного телосложения вооруженный автоматом ППШ у входа поставил мне задачу.
- В общежитии найдёшь комсорга Вишнёву. Она знает, где беглец. Твоя задача вспугнуть и заставить бежать на выход. Здесь я его арестую или застрелю, смотря по обстоятельствам. Паренёк он хлипкий, если сможешь, поймай и приведи ко мне или в милицию. Будь осторожен, у него может быть нож. Вперёд!
В общежитии моему приходу никто не удивился, быстро помогли найти Вишнёву.
- Ваш солдат на втором этаже у Надьки в 43-м номере. По лестнице вверх, там найдёте.
Разговор слышали многие, кто-то предупредил дезертира. Когда поднялся на второй этаж, то сразу увидел убегающего по длинному коридору солдата, но бежал он в обратном направлении и вышел через запасной выход с противоположной стороны.
Я сразу понял, убежать ему не удастся, расстояние между нами быстро сокращалось. Моя рука уже коснулась его гимнастёрки и надо же, споткнулся и упал. Пока вставал он вспрыгнул на полутораметровый каменный забор и завис на животе, пытаясь перевалиться. Я успел схватить за левую ногу и потащил вниз. Тут же последовал сильный удар правой ногой по моей ключице. Стиснув зубы, резко повернул его ступню на вывих. Паренёк взвыл от боли и свалился к моим ногам. Быстро встал и крикнул угрожая:
- Не подходи, порежу, - но тут же, застонал, потянувшись к вывихнутой ноге. Нож выпал и заскользил по траве под откос. Найти его в наступающих сумерках было практически невозможно. Сцепившись, мы со стоном катались по траве, пока не свалились в крутой котлован заросший бурьяном. Моё плечо сильно болело. Отпустив друг друга стали искать выход наверх, но яма была глубокой и крутой. Что делать?
- Давай, ты поможешь мне выбраться, а я подам руку и вытащу тебя, - предложил я.
- И потом в разные стороны.
- Нет, я тебя отведу в дисбат.
- Не пойдёт!
- Тогда я выберусь сам, а ты тут за ночь окочуришься.
- Ладно, согласен, - ответил беглец дрожа от холода.
Он подставил плечо, и я с трудом вылез наверх и вытащил его.
- Курсант, будь человеком, не говори про нож. Срок получу не мерянный.
На выходе из пустыря встретили конвойных разыскивающих нас. Про нож я умолчал, хотя очень хотелось блеснуть перед товарищами.
Сегодня, после шестидесятилетнего перерыва, я думаю: «А правильно ли я поступил, смолчав про нож?» Вопрос не праздный. Время было сталинское чёрно-белое без полутонов. Либо да, либо нет. Старший лейтенант ясно сказал – произошло убийство. Степень причастности к нему задержанного мной солдата не ясна. Следовательно, я не помог следствию, скрыл от него важный факт. И меня нужно было наказать.
Многие, возможно большинство одурманенные пропагандой со мной не согласятся, но я всё же, выскажусь. Сталинское время в юридическом плане было самым справедливым. Во-первых, судили и наказывали сверху вниз, то есть не стрелочников, а начальников-организаторов и чем преступник старше по чину, тем строже наказание. Немало репрессированных среди соратников и родственников вождя. Во-вторых, судили тройками без защитников, пользующихся правом скрывать от следствия факты преступления, что позволяет выгораживать элиту. И расстреливали священников не за веру, а за призывы к свержению Советской власти. Во время войны многие священники были награждены медалями, и я знал таких священнослужителей лично.
Давайте мысленно представим священника призывающего к свержению существующего строя сегодня. Его бы не судили – точно, а убили из-за угла, повесив преступление на грабителей.
После занятий я задержался в учебном корпусе и возвращался в казарму один.
Дежурный сверхсрочник на КПП спросил:
- Курсант, ты с первого курса? Курсанта Сысоева Григория знаешь? Передай, к нему приехал отец.
Ко мне подошёл взволнованный мужчина и добавил:
- Курсант, это я. Обязательно передай.
- Да не волнуйтесь Вы так, обязательно передам, - и подумал: «Что это с ним? Чокнутый какой-то».
- Сысоич, тебя на КПП отец ждёт. Торопись, а то он сильно волнуется.
- У меня нет отца. Он погиб на войне.
- Как нет? Я сам с ним пять минут назад разговаривал. Беги быстрей, а то скоро на ужин.
Сысоев побледнел, руки задрожали.
- Это мне наказание за глупость.
- Беги. Если бы наказывали за глупость, мы все бы жили не в казарме, а на гауптвахте, суеверный ты мой.
Вернулся Гриша увешанный пакетами с вкусной снедью и стал всех угощать.
- Представляете, была похоронка, а он вернулся живой.
- А где он все эти годы был?
- Узнал про похоронку и не вернулся к нам. Завёл другую семью. Теперь у меня где-то появились младшие брат и сестра. Нет, мать что-то знала. Однажды, года три тому назад я случайно подслушал подозрительный разговор матери с соседкой, но ничего не понял.
- Сысоич, что ты плёл про глупость?
Он отвёл меня в сторону и рассказал грязную историю, не для всех ушей. Мы не были близкими друзьями, но обстоятельства сложились так, что свели нас.
- Ты заметил, что наш командир взвода капитан Кокуш три дня не возвращается домой, ночует в казарме. Это из-за меня, из-за моей подлости.
- Да брось выдумывать, все знают у него постоянные нелады с семьёй. Что он первый раз не ночует дома?
- На этот раз всё не так просто. Три дня назад он оставил в канцелярии на столе свой блокнот. Я полистал и наткнулся на перечень облигаций трехпроцентного займа. Взял подшивку газет, нашёл таблицу выигрышей и вставил в его список номер выигравший сто тысяч. Теперь они с женой выясняют, кто из них присвоил сто тысяч.
- Ну, ты сволочь! Иди немедленно сознайся.
Кокуш был хорошим человеком, его любили все курсанты.
- Не могу. Будь это майор Зелецкий, сознался бы с удовольствием.
- Тогда я сам скажу. Хороший человек не должен мучиться. Не бойся, тебя не выдам.
Кокуш сидел в ротной канцелярии и что-то писал.
- Товарищ капитан, разрешите обратиться? Курсант Мелас.
- Да. Слушаю.
- Один из нас подло над Вами подшутил, вписал в Ваш блокнот номер облигации с выигрышем в сто тысяч. На самом деле у Вас такой облигации не было.
- Кто?
- Этого я Вам не скажу, но поверьте, он сильно переживает и просит прощенья.
- Значит это ты.
- Нет, не я, но если Вы уверены, то пусть так и будет. Разрешите идти?
- Идите.
С этого момента Кокуш ночевал дома.
Особенно запомнились учения в марте 53 года, трое суток в поле в шинелях и кирзовых сапогах при 30-градусном морозе. Спали по очереди в бронетранспортёре, спрятав разутые ноги в пах напротив сидящего курсанта. Подполковник Дашенцев снимал сапог и показывал ногу в капроновом чулке.
- Мое открытие. Нога мёрзнет, но не обмораживается, т.к. сухая, а у вас влажные портянки замерзают.
Думаю, дело в другом, спали офицеры в машине летучке, которая отапливалась.
В последнюю ночь мороз был особенно жестким. Находчивый Калабин предложил переночевать в скирде. Скирда оказалась сложенной из прессованных брикетов. Мы вытащили несколько штук и залезли в логово, прикрыв вход соломой. Вначале, надышав, казалось, согрелись, но постепенно стали коченеть.
- Нет, так мы замёрзнем наверняка, прессованная солома не держит тепло, - констатировал Володя, - надо возвращаться в бронетранспортёр.
Все ушли, а я попросил оставить меня и засыпать дыру соломой. Замерзая, почувствовал тепло и стал засыпать. Спас случай, очнувшись на мгновение, пошевелился, но не тут, то было, верхний пласт осел и придавил так, что не вырваться. В страхе силы удвоились, и я сантиметр за сантиметром выбрался наружу. Ноги, как деревянные ходули.
По условию учений назначенный сигнальщиком, стал пускать в ночное небо ракеты одну за другой, но никто никакого внимания. Увидел вдали костёр и, с трудом передвигая окоченевшие ноги, пошел на него, постепенно согреваясь на ходу.
Разжигать костры на учениях запрещено, но начальство разрешило, взяв на себя большую ответственность.
Кто грелся у костра в морозную ночь, поймёт. Повернёшься к огню грудью, грудь горит, а спина ледяная, повернёшься спиной через минуту всё наоборот. Жить не хочется!
Кто-то предложил идти в ближайшую деревню и попроситься переночевать. Так и сделали. Но никто в хату не пустил. Хохлы и под Харьковом хохлы.
- Обышь цэ днём! – ответ во всех домах.
Набрели на здание сельсовета, вскрыли замок, затопили печь штакетником. Выставили дежурных, чтобы сбежать пораньше утречком. Но измученные курсанты уснули вместе с часовыми.
Утром был большой скандал. Председатель грозил судом за сожженный забор. Руководитель учений оправдывался, как мог, грозил виновных стереть в порошок. И тут пришло сообщение: «Умер товарищ Сталин». Учения прекратили, так вождь оказал последнюю услугу верным солдатам Отечества. Вера была настолько сильна, что в душе у каждого поселилась неистребимая тревога: «Как жить дальше? Что же теперь будет!»
На второй день неожиданно на плацу построили всё училище, заместитель начальника училища произнёс длинную скорбную речь. У многих на глазах появились слёзы.
Неожиданно из строя первокурсников вывели курсанта и зачитали его письмо к родным, в котором он сообщал, что в училище творятся необъяснимые
