Ласковые лучи мирного июльского солнца осветили такую родную и такую знакомую всем картину маленького захолустного городка, что широко раскинулся на берегах речки Говнотечки.
Когда-то это была широкая река с красивым и звучным названием Глубокая, с крутыми берегами, красиво обросшими сиренью и липами, яблони ломились от урожая. Часто созрев, яблоко не могло удержаться на ветке, и под порывом ветра срывалось и падало на землю, но не могло оно удержаться на краю, и катилось вниз, и падало прямо в воду, и медленно плыло, переваливалась с боку на бок. Далеко внизу по течению благодарный рыболов ловил это яблоко, кусал его крепкими белыми зубами, и сладкий сок брызгал во все стороны. В чистой и вкусной воде её резвилась рыба.
Никто не уходил с рыбалки без улова. Даже маленькие мальчишки и те тащили домой парочку окушков или плотвичек, насадив их за жабры на зеленую ивовую веточку, что уж говорить про заядлых рыболовов.
Те приносили домой пару щук и штук двадцать окуней, карасей и плотвиц.
Вечером все с удовольствием ели душистую, пропахшую дымом уху, и дебелая хозяйка, смахнув рукавом вышитой петухами рубахи пот со лба, широким половником щедро наливала добавку проголодавшимся мужикам.
Куда ни бросишь взгляд-всюду поля,до горизонта засаженные пшеницей и рожью. Ветерок шевелит туго налитыми колосьями, и проходящему путнику кажется, что какой-то таинственный зверь ровно дышит , спрятавшись в глубине поля.
А вечером издалека раздаётся звон колокольчиков-это возвращаются домой коровки -кормилицы. Неспешно бредут они, тяжело дыша. Колышется между ног тяжелое, налитое молоком вымя. Скоро брызнет в жестяное ведро острой струйкой оно и полегчает ей,с удовольствием втянет она тёплое вкусное пойло и бережно вытрет тряпкой морду своей любимицы довольная надоем хозяйка.
....громко блеют в сарайке овцы,отыскивая себе место получше для сна, тяжело и довольно дышит усталая корова, курицы квохчут, усаживаясь на шесток, изредка тявкнет собака,чутко прислушиваясь к шумам и шорохам на улице.
Скоро везде гаснет свет, постепенно всё стихает,а если где и звякнет что, или скрипнет калитка, то звук этот глухо вязнет в густом и холодном тумане,что плотно покрывает уснувшие дома.
Не так и много времени прошло с тех благословенных времен, но как же всё переменилось.Речка, когда-то гордо носившая имя Глубокая ,почему -то резко обмелела, берега её заросли осокой и камышом, из воды безобразными шишками торчали камни, поросшие склизким и вонючим мхом.
Угрюмо нависли над водой , когда -то благоухавшие цветущими сиренью и яблонями берега.
И рыба куда-то исчезла, даже лягушки и то не могли выжить в грязной и мутной воде, что весело журчала ещё прямо по середине реки. Они дохли и их отмытые водой косточки белели то тут то там по отмелям...
Раскаленное июльское солнце равнодушно смотрело на городок, что как мог старался укрыться от его палящих лучей. Серые, выцветшие заборы уныло тянулись вдоль кривых и грязных улиц.
Старые домишки стояли покосившись на один бок, как неловкий танцор, у которого неожиданно случился прострел , и он никак не может разогнуть спину.
Деревья, когда-то щедро дарившие путнику прохладу и тень, повысохли , и их острые , жёсткие ветки , торчавшие наружу ,казалось ,нарочно старались дотянуться до прохожего и уколоть его побольнее.
Резкие порывы колючего ветра гнали по улицам обрывки афиш, куски старых газет, пачки от папирос и
шелуху от семечек.
Редкий прохожий с удивлением мог лицезреть повисшие на хилых кустиках под окнами рабочего общежития использованные кондомы. Они висели и шевелились, как тощие, оголодавшие от многомесячного поста пиявки.
А вот и центральная площадь. Посередине её возвышается памятник Великому Вождю и Учителю, когда-то с энтузиазмом поставленный рабочими местной текстильной фабрики, что столь успешно и с опережением отравила и речку и всю округу. В этот час и она пустынна, никого нет на ней. Только изредка, как-то бочком пробежит по ней торопящийся на обед совслужащий, да испуганно взлетит хилая стайка тощих лысых голубей, что дежурно пугаются выцветшей красной тряпки, что обычно уныло висит над зданием райисполкома.
Изредка, резкий порыв ветра развернёт её, а потом свернёт, и тогда над площадью разносится гулкий хлопок.
Старая ворона Варька,что давно живёт на чердаке в доме номер пять по Малому Коммунистическому тупику,
зорко посматривала с высоты третьего этажа на улицы и на площадь.
Недавно ей крупно повезло. Раньше всех своих собратьев углядела она довольно упитанного котёнка, что умудрился вывалиться из окна квартиры № 1, что занимала семья управдома товарища Пиздасосова,его жена Мария Ивановна Пиздасосова ,урождённая Мирра Моисеевна Каценеленбоген и их сын Ёська, удивительно противный толстый мальчишка с большими оттопыренными ушами и гнилыми зубами.
Хорошая была квартира у товарища Пиздасосова, четырёхкомнатная, с балконом, украшенным целующимися амурчиками. Окнами квартира выходила на центральную площадь и памятник Великому Вождю замечательно отражался в зеркальных окнах квартиры товарища Пиздасосова.
Прохожие , проходя мимо, смотрели в окна и заметив отражение памятника Великого Вождя, вздрагивали и убыстряли шаг. Им казалось, что Вождь пристально смотрит им прямо в глаза,как бы спрашивая:"А что ты сделал для революции?!"
Котёнок испуганно мяукал,тряс ушибленную лапку, тараща выпуклые голубые глазки, в которых отражалось и голубое небо и облупившийся памятник и весь мир.
Варька взлетела, а потом резко спикировала и ловко ударила котёнка прямо в темечко. Котёнок жалобно мяукнул и испустил дух.
С большим удовольствием Варька выклевала его глаза, а потом и подзаправилась нежными кишочками.
От свежего мяса она пришла в хорошее настроение и теперь сидела на ветке старого дуба , такого старого, что, как говорила старушка Похлёбкина с квартиры №25, а она знала , что говорила, так как жила в этом доме уже 108 лет и видела самого царя Николая-Палкина, дуб этот собственноручно посадил аж в 1717 году Государь Император Пётр Алексеевич .
Утолив голод, Варька крепко уцепилась когтями за толстую ветку дуба и стала тщательно чистить свой большой блестящий клюв, как вдруг она заметила , что прямо под ней остановился сам управдом товарищ Пиздасосов, довольно упитанный товарищ с большим животиком, круглым румяным лицом и большими оттопыренными красными губами.
Товарищ Пиздасосов любил складывать свои губки бантиком и тогда всем казалось,что это уже не губы, а курячья гузка чмокает и насвистывает Интернационал.
До Великой Революции товарищ Пиздасосов служил помошником присяжного поверенного и даже, как говорят, пострадал за убеждения.
То ли он хранил прокламации в служебном сейфе, то ли расклеивал отпечатанные на гектографе прокламации, трудно теперь сказать, но однажды его арестовали и посадили под арест на 10 суток.
Как говорят, его в участке высекли розгами и с тех пор товарищ Пиздасосов полюбил домашнее сечение.
Каждую субботу он выволакивал на середину кухни скамью, что обычно стояла у стены, супруга его Мария Ивановна,урождённая Каценеленбоген,привязывала его крепко бельевой веревкой к скамье, обнажала его жирную волосатую задницу и секла по ней толстой ивовой розгой, приговаривая при этом удивительно красивым и крепким мужским басом:"А,сучий выблядок, будешь знать как обижать свою супругу,будешь..."
" А..а...- тихо повизгивал управдом, его кривые ноги с большими коричневыми пятками подёргивались, тело вихлялось из стороны в сторону, а его удивительно длинный и толстый детородный отросток набухал и вскоре из него сочилась густая тягучая жидкость. А потом неизбежно наступал момент, когда горячая волна оргазма накатывала на него, он судорожно дергался, его небритый кадык перехватывала сладкая истома и он бурно кончал. Урожденная Каценеленбоген недоуменно смотрела на то, что лежало перед ней, брезгливо бросала в угол истрепанный ивовый прут и тяжело дыша вытирала пот со своего раскрасневшегося лица. Потом она ставила чайник на плиту и минут через 15 супруги Пиздасосовы довольные и умиротворенные сидели за столом и пили душистый чай с малиновым варенье.
Надо сказать, что Варька ужасно не любила Ёську, сына товарища управдома. Этот прыщавый переросток ненавидел птиц и всегда бросался в них камнями и палками.
Однажды он умудрился таки попасть в ворону и сильно зашиб ей правую лапку, так что и год спустя она немного прихрамывала.
Варька не могла удержаться от такого удачного стечения обстоятельств и решила отомстить управдому и в его лице ненавистному Ёське.
Хрипло каркнув, она взлетела, и,тщательно прицелившись, опорожнилась на управдома едва переваренным же котёнком товарища Пиздасосова.
Варька так удачно произвела говнометание, что ,если бы у неё был карман ,в котором хранился бы комсомольский билет, то она тогда точно бы получила знак "Ворошиловский стрелок" второй степени, так как огромный кусок её вонючего вороньего кала попал прямо на новую парусиновую фуражку товарища Пиздасосова, который как раз стоял и задумчиво смотрел на медленно проплывавшие в голубом пролетарском небе облака.
Говно попало прямо на большую красную звезду, что гордо сияла посередине фуражки. И со стороны можно было подумать, что это фашистские армии пытаются задушить первое в мире государство рабочих и крестьян.
Пиздасосов любил смотреть на небо, ибо именно в такие минуты в его блестящую лысую голову приходили самые светлые мысли.
Это стояние на реке Калке обычно продолжалось минут 15 и в эти минуты Марксен Октябриевич напоминал собой памятник Великому Вождю, что местные жители между собой прозвали Большим Страшилой.
Вот и сейчас в его голову только-только вползла лукавая мыслишка, как ему изящно облапошить вверенное ему государством учреждение, как большой кусок вонючего вороньего кала медленно стёк ему прямо в правый глаз.
"Аааа..- дико закричал управдом!- Блядь, что за суки срут из окна?!"
Он брезгливо вытер глаз батистовым платочком, что ему заботливо положила в карман его супруга, уважаемая Марья Ивановна , урождённая Каценеленбоген и внимательно посмотрел в раскрытое окно квартиры номер пять, где проживал старый холостяк слесарь Дрынов.
До революции Дрынов служил в охранке осведомителем, имел дом, семью. И звали его тогда Мойша Моисеевич Маргулис. И погоняло у него было такое интересное, М М М ! В лихие годы он потерял всё, но чудом сумел сохранить свою жизнь, переехав в другой город и сменив фамилию.
Сначала он работал в какой-то артели, а во времена нэпа открыл частную мастерскую в которой занимался ремонтом примусов и лужением кастрюль.
Вскоре его задавили налогами, он закрыл мастерскую, стал пить, обрюзг, опустился и теперь доживал свой век работая слесарем на местной фабрике.
Управдом мельком заметил в раскрытом окне распухшее ,
