Франция

свидетелем не был, - казённым голосом ответил следователь. – Вас взяли на месте преступления, как говорится, с поличным.
- Но это ошибка! – возмутилась девушка. – У вас нет доказательств, чтобы меня обвинять в том, чего я не делала!
- Вот поэтому я тебя сейчас отпускаю, - хмуро буркнул Владимир, - но могу и задержать «до выяснения», если не прекратишь митинговать.
Катерина тут же закрыла рот и потупилась.
- Это надолго, Вов? – тихо спросила она, чуть не плача.
- Следствие длится тридцать дней, потом дело передаём в прокуратуру. Там ещё месяц. А потом в суд. А в суде, сама знаешь, когда назначат, тогда и будет, – спокойно объяснил следователь.
- Что будет, Вов?! – оторопела девушка. – Я же этого не делала!
- Это докажет или опровергнет следствие, Кать. Сейчас ещё и эксперты своё слово скажут. А там видно будет.
Он тяжело вздохнул и придвинул к ней бумаги:
- Прочти и подпиши.
Катерина попыталась прочесть убористый Вовкин почерк, но буквы прыгали перед глазами и она никак не могла понять ни одного написанного слова. Она подписала документ, так и не прочитав его. Вовчик глянул профессионально и сказал:
- Кать, ты должна написать: «С моих слов записано верно, в чём и расписываюсь» и поставить свою подпись. И так на каждой стороне.
Подписала.
- Теперь пойдём, снимем пальчики и пойдёшь домой, - радушно улыбнулся он.
Как «снимали пальчики», Катерина плохо помнила. Будто во сне, она взяла пропуск у следователя, вышла из отделения милиции и побрела домой. Она не могла поверить, что её мечта никогда не сбудется, что она никогда не попадёт на берега Луары, не увидит то, к чему стремилась столько лет! Она не думала о преступлении, которого не совершала, не думала об убитой подруге Татьяне, о следствии, свалившимися, как снег на голову. Она думала о себе и своей мечте, которая теперь может никогда не исполниться.
Только дома Катя немного пришла в себя, когда машинально открыла заграничный паспорт с визой. Слёзы мгновенно высохли, а в душе взорвалась ярость на несправедливость.
«Я не я буду, если не докажу свою невиновность! – думала девушка, вышагивая из угла в угол по крохотной кухне. – Только как это доказать?! Ведь меня, считай, взяли с поличным. Все улики против меня. Карты мои, - начала перечислять в уме, - Татьяну я знала хорошо, в доме у неё бывала часто. На ковре, в кухне и во дворе следы мои. Ах, да! Ещё я споткнулась о Тошку и мои отпечатки пальцев на двери и на дверном косяке. Их тоже найдут. Ещё что? Что ещё я видела? Чёрт! Кто же это сделал? Я должна это узнать! Во что бы то ни стало!
Она с трудом дождалась позднего вечера. Оделась в тёмное трико и майку, взяла фонарик, вылезла в окно, которое выходило во двор. Осторожно пробежав в самый конец, соседскими дворами пошла к дому Татьяны.
Оба окна квартиры убитой подруги смотрели в соседний двор, как раз к кустам сирени. От них в комнате было всегда темновато, но зато во время цветения здорово пахло сиренью и лучи жаркого солнца не попадали внутрь, и там всегда, даже в самую сильную жару, было прохладно.
Катерина осторожно пробралась за кусты, посветила фонариком на влажную землю под окнами. Глубокие следы ботинок большого размера с округлым носком и каблуками бросились в глаза. Она примерила след по своей ноге. Тот оказался чуть ли не в два раза больше. Значит, след мужской, к тому же, специфический. Летом мужчины такую обувь не носят, разве что военные и милиционеры. Похожие следы были в комнате, на полу и подоконнике. Это она помнила точно.
Катерина старательно посветила вокруг и между ветвей сирени увидела какую-то тёмную кучку. Подползла ближе, с трудом протискиваясь между стеной дома и кустом, пригляделась внимательно и замерла. Один из соседей включил свет у себя на веранде и вышел во двор покурить. Огонёк его сигареты то вспыхивал, то исчезал, он что-то нечленораздельно бормотал и громко отхаркивался, плюя в сторону. Наконец, отшвырнул от себя бычок, выключил свет и щёлкнул дверным замком.
Катерина снова включила фонарик и тихо ахнула. Внутри куста, у самых корней, лежали две милицейские фуражки и пустые бутылки из-под водки. Девушка попыталась достать их, но длины её рук не хватало.
Неожиданно хлопнула калитка, послышались быстрые шаги и тихие мужские голоса. Кто-то шёл в эту сторону двора, стараясь не шуметь. Силуэты на фоне осветлённой улицы выглядели, как мужские.
Девушка шмыгнула за поленицу дров, от страха сжалась в комок и затаила дыхание.
- Вроде бы это её окна, - буркнул молодой мужской голос, - тут надо искать. Она её сюда куда-то кидала, вместе с бутылками.
- Сука, - отозвался второй, - такую тварь не жалко. Мало я ей врезал.
- Ты языком-то не трепи, - буркнул первый, - фонарик давай. Нам тут светиться нечего. Сержанту фуражка завтра с утра нужна, на доклад идти.
Фонарик заплясал между стволами сирени и, ткнувшись в блеснувшую кокарду, потух.
- Ну что там? – спросил нетерпеливый голос.
- Нашёл. Сейчас вытащу.
- Давай быстрее, а то сержант там один ту дуру стережёт, чтобы не удрала ненароком.
- Не удерёт, - прокряхтел второй из густых зарослей сирени, - она в справедливость верит. Глаза, видел, какие были наивные? Ей и невдомёк, что пятнашку себе подписала.
Достав находку, фигуры быстро удалились в сторону калитки.
Катерина, неслышной тенью, метнулась за ними, припала к дырочке в заборе. Напарники сержанта утреннего наряда милиции, задержавшего её сегодня, быстро шагали к стоящему на углу «газику». Дверцы хлопнули и машина медленно тронулась по дороге.
Катерина долго стояла, уперевшись лбом в забор, ни жива, ни мертва от ужаса.
«Значит, улику забрали, следы сегодня затоптали, сами вне подозрений. Как же, сами же задерживали! Да и веры сотрудникам всегда больше, чем посторонним. И что теперь делать? – напряжённо думала она. – Надо к Вовке с Таиской пойти. Может что подскажут.»
Девушка перепрыгнула через забор, пробежала до угла, осторожно осмотрелась. Никого. Перебежала через дорогу, нырнула в калитку и там, по дворам, добралась до нужного.
Кухонное окно Таискиной квартиры, затянутое от комаров марлей, было открыто. Слабый свет настольной лампы слабо освещал кухню. Супруги, уложив детвору спать, ужинали и потихоньку разговаривали. Катерина занесла руку для стука, но вдруг услышала своё имя. Разговаривали о ней. Рука сама замерла и девушка прислушалась.
- ...жалко же её. Катька нам столько помогала, - тихо говорила Тая, - нельзя же девчонку вот так, ни за что, сажать. Может ещё можно что-то сделать, Вов?
- Ну что я сделаю, Тася?! – зло рыкнул супруг. – Начальник вызвал, говорит, дело надо закрывать, пока всё ясно и понятно. Я на дыбы, мол, девчонка здесь не при чём, знаю её давно. А он в ответ, мол, комиссия, нам висяки не нужны, премии лишат или вообще выговор можно схлопотать с занесением в личное дело. Я ему своё твержу, а он стал на своём и хоть кол на голове теши.
- И чем закончилось? – напряжённо спросила Таиса.
- Ничем, - вздохнул Владимир, - отстранил он меня от дела. Передал Скворцову. Тот при мне Катькины показания переписал.
- А подпись?
- А что подпись? У Катерины подпись простая, - со вздохом сказал Вовчик. - Ей теперь или на нары, или в бега. Другого не дано.
- Вов, ну что, ничего доказать нельзя?
- Тась, ну что ты, как маленькая, а? Специфику работы не знаешь, что ли? Или первый день в органах работаешь? Невозможно Катьке помочь. Ни чем! А на адвоката у неё денег нет, даже если всё продаст и голая останется. Там такие цифры нужны, какие ей в жизни не снились... Ладно, Тась, пошли спать. Завтра вставать рано.
Катерина осторожно отошла от окна с колотящимся сердцем. Обида и ярость клокотали в душе, сотрясая её телом. Так и просидела всю ночь за сараями, пытаясь собрать мысли воедино. Только к утру она успокоилась окончательно и приняла решение.
Милицейский газик стоял на углу до тех пор, пока по улице не разъездились трамваи. Потом медленно проехал мимо её дома и рванул в сторону отделения милиции.
Катерина дождалась, пока они скрылись из виду и пошла домой.
Страха не было. Она была, на удивление, спокойна.
Собрала в дорожную сумку всё необходимое, ценные вещи, деньги, документы и спокойно отправилась на трамвайную остановку. Когда подъехал её номер, она вошла в вагон, села на свободное место, поставив сумку на колени, и равнодушно уставилась в окно. Выражение её лица не изменилось, когда она увидела милицейский газик, стоявший около её дома, и сержанта, молотившего кулаком в двери пустой квартиры.

Колёса равномерно постукивали, вагон пассажирского поезда, следующий до Парижа, покачивался из стороны в сторону, увозя Катерину к берегам Луары, к её мечте...