Их небольшой участок на косе, где соединялись два моря, был отдален для всех, как с суши, так и со стороны воды. Двухэтажный домик: четыре спальни первого этажа, с гостиной, холлом и кухней-столовой, две комнаты на втором и мансарда. Собственный пляж, хороший сад и, главное, никаких соседей. Под самой крышей, в мансарде, с окнами на бездонные просторы небосвода, были комнаты Жана и Вилен, но приехав в этот раз, они поселились в небольшой комнатке первого этажа, выходящей окнами на участок заповедника, где в затоке, по утрам и вечерам, собирались птицы и, никого не боясь, спокойно разгуливали.
Вторые сутки, растянувшиеся до вечности, равнозначно для двоих. СМС с детьми, небольшие передвижения по дому. Ела, только чтобы как можно меньше говорил. Мужа слышала, но не реагировала никак, он был для нее сейчас, как радио или телевизор, работающий для фона. Просыпалась так же в три утра, до пяти сидела у окна, затем засыпала. Вздрагивала от его объятий, даже во сне, но не гнала и сама не перебиралась в другую спальню. А он настойчиво находился рядом. К десяти утра Вилен меняла кровать на кресло, укладывала голову на подоконник и смотрела в одну точку. Жан говорил, советовался, делился новостями; взял на себя все хозяйство, отправив на выходные даже сторожа - садовника. В общем, делал все, на что только падал ее взгляд, внимательно следя за ней и прислушиваясь к любому вздоху. Он усвоил для себя одну истину: «Женщину нельзя завоевать ни подарками, ни угрозами. Женщину нужно покорять годами, столетиями – своей любовью, заботой и самоотдачей. Вот тогда она вернет тебе, то же самое и сполна».
Да, для Жана началась совершенно новая жизнь, трудная, но с каждой прожитой минутой он убеждался в том, что приятная. Ему не надо было завоевывать ее, задабривать или покупать ее внимание. Тут не помогли бы даже оранжереи цветов, или горы подарков. Он старался вернуть доверие и любовь, учился быть нужным и необходимым, понимать без слов и не раздражать действиями. Еще в дороге он давал себе отчет, что не знает с чего начинать, да и что вообще делать. Но рисковал, в очередной раз, ставя на кон их любовь, их дальнейшие отношения. Прошло всего два дня, а он успел: устать до изнеможения, опустить себя ниже плинтуса, зарядиться новым оптимизмом и разработать план действий, меняя его чуть ли не каждый час. Говорить в пустоту трудно, но Жан говорил, пытался даже шутить. Приносил и уносил почти не тронутую пищу, помогал одеться, выводил на улицу, говоря при этом: - Слушай! А это оказывается не плохо. Вот имей ты голос, послала бы меня! А так я тебя взял под руку и повел на прогулку, а ты отмолчалась! - Его прекрасные, черного шоколада глаза, загорались, лишь только ее голова поворачивалась в его сторону и тухли, становясь пересохшей гуашью, когда он был один. Виен никак не реагировала на подобные реплики, но то, что она тут же не делала обратное, внушало ему надежду, что он идет правильным путем. Освоил массаж, научился разбираться в ее кремах, бальзамах и прочем. Вилене был безразличен собственный вид, все, на что ее хватало, это душ, дважды в день. С едой были большие проблемы. Готовил и почти все убирал в холодильник. Иногда срывался, уходил, давая ей, возможность побыть одной и позлиться на него, догадывался, что она даже не замечала его отсутствия. Уединяясь на кухне, доставал из холодильника им же приготовленное, и заедал все, что вырывалось из души в тот момент, не потому что был голоден или жалел продукты, просто так он мог заглушить, удержать внутри вырывающийся от бессилия, крик.
На второй вечер после их переезда в любимый ею домик, была такая замечательна погода, что ему самому не хотелось заходить в дом. Вилена сидела в мягком кресле, специально для нее вынесенном и поставленном так, чтобы все красоты местечка были видны, никак не торопила его, томно опустив веки, наблюдала закат. И он случайно, по наитию, припомнил, как ей нравится его голос, когда он поет, или читает стихи. Петь не было случая, а вот строки, просто рвались из него:
«Берёза с ветром целовалась,
Манила хрупкостью своей.
Её, тревожа, ветер рвался
Увидеть наготу ветвей.
И, словно в танце, стан берёзки
Он нежно гнул и обнимал.
Она же, приодев сережки,
Внимала, что он ей шептал.
Был ветер сильным и упрямым.
Она податлива была.
До поздней осени до самой.
Он приходил. Она ждала.
Когда, всю ночь, дразня собою,
Последний лист с неё сорвал.
Любуясь хрупкой красотою,
Шепнул "Люблю" и вдруг пропал.
Неделю плакала берёзка
И дождь ей вторил невпопад.
Ей снился ветер, речка в блестках
И ветром сорванный наряд.
И вдруг увидела, проснувшись,
На ветках нежный первый снег...
Вернулся ветер, чуть коснувшись,
Её ветвей, как солнца век.
Одев в нежнейшие одежды,
Укутав милую свою,
Не рвался шквалом он как прежде,
Лишь тихо выдыхал: "Люблю..."»*
Виен слушала, он это заметил сразу, и внимала с большим интересом, чем просто его слова! Вздохнул с облегчением, радуясь еще одной ниточке надежды, и добавил: - В интернете прочел, даже не знаю, чьи они.
Третье утро началось с смски Эдгару: «Нужна твоя помощь!»
Дети примчались, преодолев за короткий срок, достаточно большое расстояние, влетели в дом, бросив машину с открытыми дверцами, перегородив въезд, кому бы то ни было. Вел пронеслась мимо, не поздоровавшись с Жаном даже кивком, тот, ни сном ни духом не ведая о их приезде, услышал машину и вышел из кухни, растерявшись внезапному появлению.
- Что случилось? – спросил Эд у отца, прежде чем зайди к Виен, забыв даже сказать скупое «здравствуй».
- Не знаю, мы не общаемся. Вернее, она так со мной и не заговорила. Но вроде ничего не произошло… - Он был крайне удивлен, и удивление сменялось страхом. У самой двери Вел притормозила, собралась с духом, глубоко вздохнула и открыла дверь :
- Привет! – обеспокоенность в глазах, хотя улыбка и растянула губы: - Что случилось?- Ви замотала головой, взяла мобильный, начала писать, разнервничалась, отвернулась. - Ма! Тебе нужна тетрадь и карандаш? – Кивок. - Надо было так и написать, мы летели, думали, что-то серьезное. - Ви закивала, показывая, что очень важно. Вел принялась ее успокаивать, гладя по руке, пытаясь вывести на улицу, но Виен сопротивлялась, разводила руками, пытаясь пояснить, зачем вызвала.
- Привет! – Появился Эд и поцеловав ее руку, присел на низенький табурет, стоявший рядом с креслом. – Что у тебя стряслось? – Виен словно оттаяла. Его мягкий, бархатный голос, от которого дочь сходила с ума, внушал ей доверие и покой. Глаза его, как гречневый мед, были настолько теплы, как может быть теплым летний вечер, и это действовало на Вилену, как гипноз.
- Эд! – Перебила их Вел. – Надо что-то думать, для нашего общения с Ма. СМС – это не очень удобно для мамы, она их и раньше терпеть не могла.
- Эх вы, женщины! А электронная почта… – Он подал Ви блокнот, который всегда носил с собой, отдал свой карандаш. Лицо Виен просветлело, тотчас написала: «СПАСИБО! Ты настоящий! – улыбнулась и продолжила: - Эд! Мне нужна помощь юриста. Я хочу оформить квартиру на Леру.» Дети прочитали, в недоумении посмотрели друг на друга и Эд заговорил с ней:
- Ви! С чего вдруг? Да и зачем?
« Я так хочу! И еще! Сдайте ее на этот год».
- Мама! Вот что стукнуло тебе в голову?! И вообще, этот вопрос можно было бы и с Жаном решить. – Вел не понимала ее решения; от скопившихся нервных дней, повысила голос - получилось грубо. Виен сразу съежилась:
«Тогда извини, что побеспокоила!» - написала и закрыла блокнот, показывая, что не хочет больше общаться, отдала его Эду, отвернулась к окну. Тот глянул на жену, развел руками и, положив руку на плечо Вилен, тихо, доверительно проговорил: - Я все сделаю, займусь сразу же. Только и ты мне пообещай, никогда больше не нервничать, это все не стоит твоего здоровья! – Вышел, давая им с Вел возможность обговорить все и найти понимание.
- Мам! Я не хотела обидеть. Просто мы очень испугались. Я привезу ноутбук, будешь мне писать. – Сев рядом, обняла ее. – А вообще надо заканчивать с безмолвием. Наорать на всех как следует, высказаться и жить. У нас все нормально, ничего не меняется. Собираемся на тот берег. Ев там и останется, а мы к концу сентября вернемся в город. Вот только не знаю на сколько. А вы как? Что-то планировали? - Виен все еще не поворачиваясь к ней, пожала плечами, Вел погладила ее по спине: - Ты идешь на поправку! Лицо порозовело, синяков почти нет. Он старается. А тебе здесь лучше? - Ви опять пожала плечами. Повернулась, поцеловала дочь. - Мы поедем? Бросили все второпях. Младшие беспокоятся. Комп привезут завтра. Потерпишь немного? – Виен закивала, боковым зрением заметила мужа и насторожилась. А он не входя, стоя у порога, обратился к Вел:
- Может, перекусите? Не завтракали небось еще? – Говорил в надежде, что они задержатся хоть на полчаса и Виен сможет поесть с ними, без его надоедливых уговоров.
- Нет! – Отрезала Вел, но посмотрев на мать добавила более мягче, - спасибо! Я очень спешу!
Жан прикрыл дверь, вышел на улицу, оторвал веточку с куста сирени и прикусил ее:
- Так и курить начнешь! – не сдержавшись, высказался вслух. В груди появился еще один «камень», брошенный холодностью Вел. Он не сердился на нее, все понимал, им с Ев тяжело будет его простить. А сыновья…, что же тут поделать, они поступают мудро, молодая семья, надо беречь отношения, он же их и так любить будет.
- Тяжело? – появился за ним следом Эд, не спеша подходить ближе, вымучивал дверную ручку, крутя ее.
- Строить - не ломать! Выдержу…. Обязан! «Двери счастья открываются не снаружи бурным напором, а только изнутри, и тут уж ничего не поделаешь». – Эд в ответ ничего ни сказал. Проводив их до машины, поднялся к жене: - Ви! Я могу заняться всем сам. Не понимаю причин твоего решения, но раз так хочешь - сделаю. Ты поправишься, и я сразу всем займусь. - Виен даже не посмотрела в его сторону. Опять воцарилась тишина. Постояв немного, он ушел на кухню заканчивать готовку завтрака.
После отъезда детей она еще больше погрустнела, отказалась от еды, сделав пару глотков чая, сдвинула тарелку, не глядя и та грохнулась об пол, но Виен даже не вздрогнула. Жану показалось, что она и этого не слышала. Не стал спешить убирать, решил проводить ее на улицу, но и этого она тоже не захотела. Впервые за два дня поставив руку перед ним, давая понять, что не хочет. Села в кресло и уставилась в стену. В пустой угол. Телевизор категорически игнорировала. В общем, потеряла всякий интерес к жизни. Жан постоял минуту, посмотрел на нее и вышел. Вернулся с системником, затем принес комп, настроил, напечатал и повернул экран к ней.
« Милая! Я говорю, ты не слышишь…. Прошу, прочти! Не убивай себя. Пожалуйста! Не наказывай меня дважды. Я сам себя не прощу.
Любовь делает нас не только сильными, но и глупыми. Я готов быть твоим рабом вечно.
Ругай, бей, ломай и круши все, только вернись. Выберись из своего панциря, пожалуйста!
Это адрес детей…….»
Виен долго смотрела на экран, видя лишь какие-то значки. Наконец буквы сложились в слова и начали приобретать смысл. Прочитала несколько раз. Взяла и написала, смысл доступен был только ей: « Больно быть черепахой под зонтиком. В любую погоду!» - оставила послание, но это подействовало на нее благоприятно. Задышала ровнее, глаза забегали, ища новую
