День обещал сплошные приключения. Насчет отдельных, ради которых наша авантюра, честно говоря и планировалась, я очень надеялся. И к встрече с ними го¬товиться начал сразу, как только устроился в кабине Уазика. Ожидания были приятны, хотя в мыслях червячек сомнения ехидно улыбался и совето¬вал не обольщаться, по крайней мере до вечера.
А до него впереди целый день, и прекрасно зная по жизни, что приятного всегда меньше, чем негатива, не сомневался в другом: без приклю¬чений, которые находим как говорится "на свою задницу", о чем поз¬же в лучшем случае предпочитаем промолчать, а в худшем выплеснуть эмо¬ции ненормативной лексикой, обойтись мы не сможем точно.
Они и начались с рассвета, когда солнце только-только оторвалось от горизонта, а Уазик сполз с ведомственного асфальта в колеи проселка, заполненные тысячекратно перемолотой, перелопаченной колесами машин пылью. Причем ее столько, что ступи ногой - субстанция расступится, словно вода, кое-где может и в сапог влиться через верх голенища. Ну а кабине машины ее всегда предостаточно, и говорить не стоит.
Долго тряслись по этой безнадеги, пыль глотая и слаженно дергаясь на колдобинах и ухабах, очень надеясь не травмировать шею или еще какую часть тела. Пересекали холмистое предгорье, и пока дорога была приемле¬мой. По крайней мере для меня как геолога, который точно по таким еже¬дневно наматывал десятки километров, добираясь на работу в поле. Попут¬чики так не считали. И если Михаил, опер местного отделения милиции, только тяжко вздыхал, делая паузы между такой демонстрацией негативных эмо¬ций все короче и короче, то рядовой этого же отделения, наш шофер, что-то непереводимое бормотал вроде как для себя, но все чаше бросал в мою сторону отнюдь не ласковые взгляды. А для этого ему приходилось здоро¬во крутить шею - я-то сидел на заднем сиденьи.
Слава богу, впереди все масштабней вырастали громады горного массива, которому в наших планах отводилась главная роль. Горы это горы, и если до и после них с нашего проселка были отвороты в сторону, объезды и возможность проехать по бездорожью, то в них самих проезд единственный, в одну колею. И даже не для всех транспортных средств - по крайней мере легковым делать нечего.
Место, которое невозможно объехать, нам и требовалось. Но среди гор оно не устраивало - в нужную сторону, в данном случае вперед, не было необходимого обзора, очень для дела важного. Поэтому горный массив, шириной всего пять-шесть километров, мы заранее запланировали пересечь, где-то на его окончании, откуда хорошо просматривается простирающаяся далее равнина, и устроиться.
Наконец въехали в узкую щель, рассекающую первую горную гряду почти до подножья. Дальше проселок запетлял в хаосе скал, сорвавшихся со склонов глыб, заросших кустарником ям и промоин. Шофер еще крепче вце¬пился в руль, остальные ухватились руками кто за что смог, потому что под колесами теперь было сущее безобразие, назвать которое дорогой мо¬жно с большой натяжкой.
"Hу и местечко!" - не сдержался Михаил, - “И как это вы каждый день по таким буеракам катаетесь? Душу же вытряхивает!"
По буеракам, положим, геологи не катаются, нет надобности. Когда машина в твоем распоряжении и есть время, всегда найдется подъезд к нужному ме¬сту получше. Есть же поговорка: умный в гору не пойдет, умный гору обойдет - ее мы всегда и придерживаемся. Но отвечать Михаилу не приш¬лось, водила это сделал за меня:
"Здесь не только душу - машину на запчасти растряхивает! Не дай бог сломается что! Как домой выбираться будем?"
Понятно, в мой адрес: завел людей черт те куда, и какому дураку кроме нас это нужно! Но Михаил меня поддержал:
"Ладно, не бухти!" - это он шоферу, - "Не на прогулке, по делу едем!” Обернулся назад: "Скоро на месте будем? Размяться пора, все тело как чужое!"
"Еще чуть-чуть, минут десять", - обнадежил опера; горный массив по моим прикидкам вот-вот кончался. Наконец выскочили на сглаженную седловину последней гряды.
"Стоп!" - скомандовал я, не имея на то права; главным у нас все же Михаил. Шофер послушно мгновенно тормознул. Разом распахнули две¬ри и полезли из кабины - водила и я молча, Михаил с покряхтыванием.
"Слава богу, отмучились", - он глубоко и с удовольствием вздохнул, и тут же устроил приседа¬ния, разминая ноги. Шофер же открыл капот машины и непонятно для кого бурча начал ковыряться в двигателе.
"Здесь устроимся",- опер начал оглядываться после физзарядки, - "или ниже спустимся?"
"Можно и здесь", - решил и я с облегчением, проводив взглядом проселок, который от нас устремился вниз на равнину и прямой линией побежал к далекому горизонту, постепенно растворяясь в мареве перегретого воздуха и наконец совершенно исчезая среди выжженной бурой травы, peдких зарослей тамариска и саксаула.
После разминки, обсудив все “за” и “против," чуть ниже седловины, откуда проселок просматривался идеально, мы и устроились. Я - возле неболь¬шего уступа с вертикальной стенкой: можно не только сидеть на камне, но и удобно откинуться на опору спиной. Михаил - рядом, на правом переднем сидении Уазика, которое не поленился отвинтить и протащить до нужного места. Шофер, рядовой милиции, толкался рядом, но машину поставили попе¬рек проселка в двадцати метрах ниже на обратном, в сторону гор, склоне. С равнины ее невозможно заметить до последнего момента, пока не подни¬мешься на перегиб. А увидев - понять откуда : на дверцах зеленого Уази¬ка бросалась в глаза голубая полоса с белыми буквами: "Милиция".
Теперь мы в засаде,в идеально выбранном для нее месте. Единственном, которое невозможно обойти или объехать на приличном пространстве от одного поселка, откуда мы выехали утром, до другого, впереди еще километpax в двадцати. Там, в долине единственной в округе речушки, уже потерявшей силу и из потока превратившейся в цепочку озер, плес, ям и просто приличных луж, всегда существовали заросли дикой конопли, которую, конечно, не оставляли без внимания наркоманы и любители легкой наживы.
Добираться до бесплатного зелья из наших мест любители могли по другому - сделав гигантский крюк, зато по асфальту. Однако возвращать¬ся назад с товаром, т. е. "травкой", той дорогой было опасно: в трех стационарных пунктах постоянно дежурили работники милиции, устраивавшие капитальный осмотр всех транспортных средств. О диком наркотике право¬охранительные органы знали, и конечно, в силу возможностей боролись с этим злом.
Мы же забрались в глушь и безлюдье, потому что я ухитрился убе¬дить Михаила: вчера машина за зельем ушла по асфальту, а сегодня с то¬варом должна возвращаться назад. По этому проселку, где рядом ни людей, ни милиции, но сейчас обосновались мы, в засаде.
Ждем машину, с визуально различимыми признаками принадлежности к оп¬ределенной службе. Если расчеты верны и она появится - на равнине ее раз¬личим издали и успеем приготовиться: с глаз долой сиденье, на котором Михаил блаженствует; предупредить рядового, чтобы перестал дремать и при¬готовил автомат; самим затаиться между камней. Меня и Михаила шофер, конечно, не заметит, выскочит на верх седлови¬ны. Вот здесь и поймет, кто его ожидает, но объехать Уазик невозможно из-за развалов камней по обеим сторонам проселка. Да и милиционер сто¬ит, с автоматом, готов открыть огонь. Резко сдать назад тоже не получи¬тся - я и опер подскочим к проселку и перекроим его уже сзади машины. И если я только статист - без оружия и в гражданке, то Михаил - с автоматом и в форме капитана милиции. Надеемся, до стрельбы дело не дойдет, но между собой решили в край¬нем случае, при попытке прорваться, по движку машины лупануть. Если сра¬зу не заглохнет, то и далеко не уйдет: водичка из пробитого радиатора вытечет, движек заклинит.
Вот такие дела. И все бы хорошо, да ожидаемой машины нет и нет. И не только ее - вообще никаких. Тишь, безлюдье и время ползет еле-еле. Сто раз уточнили детали предстоящей операции по задержанию, переска¬зали анекдоты и смешные истории по жизни, в обед и перекусили. Потом рядовому милиции, т. е. шоферу, наша кампания надоела и он ушел к Уа¬зику подремать в тени кабины. А мы с Михаилом еще раз прошлись по со¬бытиям, установленным фактам и вытекающим предположениям, приведшим нас в это безлюдье. Получалось не очень оптимистично. Ну, во-первых, ожидаемая машина могла вообще не появиться. Тогда в расследовании, ко¬торое Михаил как оперативник вел официально, ничего не меняется. Висяк - это по моему убеждению; опер-то считает по другому. Во-вторых, машина может появиться, но с одним шофером и возможно грузом конопли или еще какой гадости растительного происхождения. Тогда висяк висяком, но можно открывать новое дело о хранении и распространении нар¬котиков, к старому отношения не имеющее. В третьих, в машине кроме шофера и конопли может оказаться пассажир, и если будет тем, кого мы ожидаем - все, перед нами организаторы и исполнители двух убийств. Я могу пожинать лавры талантливого детектива, правда, к правоохрани¬тельным органам отношения не имеющего, а Михаил - рапортовать о но¬вей версии весенних преступлений и задержании преступников.
В любой из вариантов, кроме первого, капитан верит не очень. И предс¬тавляю, что скажет мне, если неверие оправдается: я-то автор авантюры с засадой. Поэтому, когда возможное обговорили и каждый ушел в собст¬венные мысли, в них у меня все больше и больше места занимали пережи¬вания: вдруг все напридумывал, нафантазировал и приехали сюда зря?
Теперь сидели молча. Солнце давно побывало в зените и неумолимо опускалось к горизонту. Сейчас уже над равниной, над проселком, где он растворяется среди выжженной травы и кустов. И так низко, что при¬ходится прикрывать глаза ладонью, если хочешь что-то рассмотреть вда¬ли. Уже и не одуряющяя жара, а комфортное тепло приближающегося вече¬ра. Два - три часа и все, день погаснет, а вместе с ним погаснут и наши надежды.
Тишина и спокойствие расслабляют человека. Вот и Михаил начал подремывать, и как мне кажется, надежда на успех его стремительно по¬кидала. Я же продолжал убеждать себя: нет, не мог ошибиться, должна бы¬ть машина по третьему варианту! Только бы оператизник не вздумал сор¬ваться домой раньше времени!
Закрыв глаза, сделал вид, что тоже подремываю. Но ощущение тревоги, неопределенности результата ожидания не давали сознанию отключиться от реалий ни на секунду. Неожиданно привычную тишину нарушили кеклики - прокричали за спиной в горках.
"Закукарекали", - услышал их и Михаил. Как и я открыл глаза, обре¬ченно вздохнул: "Наверное к ужину готовятся", - продолжил потягива¬ясь и зевая. Точно напоминал, что и нам пора о доме подумать, об ужи¬не. Я собрался возразить: рано еще, пара часов в запасе есть. Но ска¬зать не успел. Глянув в сторону горизонта, опер вдруг замер и выдал давно ожидаемое:
"Кажется, к нам кто-то пылит!"
Теперь понятно, о чем речь? Правильно, о детектив-
ной истории, хотя и в ней без любви и наворочек по жизни конечно не обходится. Если честно, они составляют значительный
Геолог - это больше, чем профессия, это состояние души. А геология - это конечно научная дисциплина, но столь не однозначная, что один из известных академиков предложил отнести ее к понятию искусства. Лично я был в ней счастлив, и с грустью вспоминаю лишь то, что в молодости не оставалось времени взять в руки перо - в те времена компьютеров не было - и начать писать, хотя бы рассказики. Глядишь - и опыта бы набрался, заинтересовать нынешних своих читателе работой и жизнью романтиков двадцатого века.
Рад за вас, что начали удивлять поклонников стихами уже с юности, что все у вас хорошо, и что главное еще впереди.
Рад за вас, что начали удивлять поклонников стихами уже с юности, что все у вас хорошо, и что главное еще впереди.