инкрустация стен, изображающая священных животных, источала мягкий и нежный свет. Иллианнук и его спутники шли по знаменитой дороге процессий, упирающейся в самые ворота богини. За воротами, справа от них, располагались уже описанные висячие сады. В душе у Иллианнука торжественным гимном звучала волшебная музыка. Или, может быть, звуки музыки были порождены, как и необъяснимый свет, самим загадочным городом, стенами древних построек, целительным воздухом и даже почвой под ногами?
В дымчатой дали, подрагивая сполохами пустынных миражей, угадывались очертания величественных древнеегипетских пирамид. Они располагались на значительном отдалении от остальных построек, стояли особняком, и их остроконечные вершины излучали переливающийся разнообразным спектром магический свет.
Между тем путники приблизились к странному сооружению, чем-то напоминающему минарет, вершина которого терялась в гуще фиолетового неба. Великан жестом пригласил следовать за ним. В инкрустированном драгоценными камнями арочном входе, возникнув внезапно и из ниоткуда, их встретила неземной красоты женщина. Из одежды на ней была всего лишь невесомая, прозрачная накидка, не скрывающая, но оттеняющая прелести её прекрасного, смуглого тела. Многочисленные золотые украшения, в обрамлении драгоценных камней, чарующим перезвоном откликались на каждое её движение. С золотого пояса, ласковыми объятиями охватывающего хрупкую талию, к упругим и тяжёлым бёдрам спускались многочисленные, очень тонкие, бриллиантовые подвески. А ближнее расстояние от подрагивающего и чувственного пупка было едва прикрыто крохотным треугольным кусочком золотой ткани, удерживаемой на поясе почти неразличимыми для глаз золотыми нитями.
Она окинула пришедших глубоким, гипнотизирующим и, вместе с тем, приветливым взглядом. Сопровождавшие Иллианнука остановились в почтительном поклоне. Сам же Иллианнук, при виде таинственной незнакомки, не мог отделаться от впечатления, что он где-то и когда-то, возможно, в ином мире, с ней уже встречался. У него было такое чувство, как-будто в некие незапамятные времена, о которых он не мог вспомнить, он любил эту женщину, и любил, кажется, взаимной любовью. Целая симфония противоречивых чувств охватила его сердце, а взгляд, устремлённый на женщину, горел восторгом, вопросом и восхищением.
- Верховный жрец нашего благословенного города, сын великого бога Ану, ждёт тебя, странствующий Иллианнук, - обратилась к нему женщина. Голос её был необычайно мягок, приветлив и звучал оттенками ссыпающихся в бездонный ларец драгоценностей.
- Дальше ты пойдёшь со мной. – Она взяла его за руку, и по телу Иллианнука растеклась удушающая, горячая волна незнакомого прежде (или позабытого?) любовного ликования и сладострастного, хрустальной пеной закипающего, безумного предвкушения.
Если Иллианнуку и доводилось когда-нибудь в прежней жизни испытывать счастливые мгновения от близости красивой женщины, даже если ему доводилось когда-нибудь любить и полагать себя счастливым, то только сейчас он понял по-настоящему, какой, на самом деле, должна была быть женщина его мечты, и на какую безумную, бездонную, всепоглощающую любовь и неукротимым пламенем пылающую страсть он был способен!
Тело женщины источало флюиды неведомой прежде Иллианнуку неземной чувственности, с каждым мгновением его сердце наполнялось небесной, чистой и светлой восторженностью, и этот восторг, уже начинающий перерастать в неуправляемый экстаз, выедал его сердце целыми кусками, дразнил его, глумился над ним и готов был лишить рассудка. А ведь с момента, как он увидел её, прошло, должно быть, всего несколько мгновений!
Иллианнук не шевелился. Он просто жадно вдыхал запах её тела. И вдруг, не в силах более совладать с собой, он стал надвигаться на неё. Ладонь свободной руки женщина нежным прикосновением мягко положила ему на грудь. Но это было прикосновение горящего факела к кровоточащей ране!
- Ты должен понимать, благословенный Иллианнук, что не всё в этом мире тебе дозволено. Мучимый посетившим тебя прекрасным чувством, ты вряд ли будешь способен выслушать и понять Великого жреца. Иллюзорная реальность, дарованная тебе свыше, может превратиться, по-настоящему, в пустую, ничего не значащую иллюзию, и твои беспрерывные душевные искания обретут, в итоге, вид скорбной, никому не нужной и никому не интересной затеи. Любовь, Иллианнук, – не всегда источник гармонии и просветления, а страсть, как правило, почти всегда источник безрассудства. Пусть умиротворение и покой снизойдут на твою страждущую душу! Ведь я – всего лишь твоё воображение.
Через много веков, народом одной из ваших удивительных цивилизаций, будет придумана красивая сказка о юноше, художнике и скульпторе, Пигмалионе и о его прекрасном творении – статуи женщины, изготовленной Пигмалионом из слоновой кости. Юноша влюбится в свою статую, даст ей имя – Галатея и, терзаемый странной любовью, попросит богов даровать ей жизнь. Боги сжалятся над ним, оживят статую, и, к нескончаемой радости художника, ожившая Галатея станет, в итоге, его любимой и любящей женой.
Когда-нибудь и я, наверное, смогу стать твоей Галатеей и подарить тебе то счастье, которое ты искал, и будешь, я знаю, искать всю свою жизнь. Одно могу сказать тебе точно: теперь и навсегда я буду с тобой, я буду твоей, в самые твои тяжёлые минуты я буду рядом и я всегда смогу помочь тебе. Я – это надрывно искомая тобой, на протяжении всей твоей жизни, истинная любовь, я – это твой напряжённый жизненный поиск, твоё, постоянно ускользающее философское осмысление мира, в котором ты живёшь, я стану для тебя твоей верховной сутью, смыслом, воздухом, небом, влагой и солнцем! Тебе суждено будет сделать меня царицей своей души, но этим самым, ты обречёшь себя на мученическую, на весь период своей жизни, душевную боль. Я всегда буду внутри тебя, стану твоим вторым «Я», в самых потаённых уголках своего сердца ты выстроишь для меня роскошный дворец, и только в его, ни для кого недоступных покоях, предугадывая и предчувствуя мою близость, ты будешь находить для себя утешение и обретать, постоянно стремящееся покинуть твоё сердце, спокойствие духа.
Всё это она произносила с удивительной напевностью, её голос разносился жизнерадостным плеском весеннего ручья, а чёрные, влажные бархатные глаза были полны любви и мягкой печали.
У Иллианнука остановилось дыхание, но, в то же время, не умещающееся в груди сердце, оглушало нарастающим грохотом высокогорного камнепада. Он уже не просто смотрел на эту божественную женщину, он пожирал её глазами, он растворялся в ней. Он пил её драгоценными каплями и мысленно припадал губами к каждому крохотному кусочку её тела.
- Нам пора, - тихо сказала она.
- Подожди, - хриплым, не повинующимся ему голосом, выдохнул несчастный влюблённый,
- Назови хоть своё имя!
- Иштариани, - опустив книзу глаза, едва слышно ответствовала девушка, и уже более решительно потянула его за собой.
- Иштариани, Иштариани, - зачарованно шептал Иллианнук. Нежно прикоснувшись ладонями к её лицу, он развернул её к себе и, смотря ей прямо в глаза, сказал то, о чём уже буквально кричало всё его тело и что пламенем выжигало его страдающее сердце:
- Иштариани, я люблю тебя… Ты слышишь? Я люблю тебя, люблю, как никогда никого не любил и, знаю точно, что так, как тебя, не полюблю уже никого и никогда! Я люблю тебя, Иштариани! Люблю! Люблю…
- Иллианнук, - с волнением в голосе отвечала девушка, - Ведь я тоже люблю тебя! Но вспомни, мы с тобой – в другом мире, а тебе предстоит ещё очень долгий путь, это будет путь познания и постижения, радости и разочарования, обретения и потерь. В том, другом мире. Но я всегда буду с тобой, я тебе уже обещала, я всегда буду в тебе! Идём же, у нас осталось совсем немного времени!
Они не двигались, вернее, они никуда не шли. Они просто воспаряли кверху, повинуясь неведомой силе, увлекающей их к нескончаемой вершине минарета. Сочные, цветные сполохи и аккорды божественной музыки сопровождали их на этом пути. Затем – мягкая остановка, ноги, утопающие в глубоком ворсе необъятного, во всю ширину открывающегося зала, ковра, яркий, но мягкий свет, наполняющий помещение и застывший каменным изваянием силуэт Великого Жреца, молча поджидавшего прибывших.
Иллианнук сделал несколько шагов по направлению к Великому Жрецу, но тут за его спиной что-то прошелестело, он невольно оглянулся и обнаружил, что Иштариани исчезла. С растерянным лицом, словно ища поддержки, он посмотрел прямо в полыхающие холодным пламенем глаза загадочного существа, которого здесь все почитали не иначе, как сына великого бога Ану.
- Видишь, Иллианнук, каким сильным чувством наградило тебя твоё многодневное и непростое путешествие! Догадываюсь, что даже созерцание великолепных построек, относящихся к разным историческим эпохам вашей цивилизации, не затронуло тебя настолько сильно, как знакомство с Иштариани. Таков человек. Не всякий. Но ты – таков…
Голос жреца звучал космической бездной, торжественные ноты были его естественной составляющей, баритональная глубина казалась неисчерпаемой, но, в то же время, это был голос человека! Одеяние жреца состояло из ниспадающего до самого пола широкого, белоснежного плаща. Смуглая, красивая, словно высеченная из камня, совершенно седая голова, была открыта взору Иллианнука, и он, не в силах оторвать взгляда от его лица, ответил:
- Великий жрец, ты прав. Какое-то внутреннее знание вело меня к этому благословенному месту, но, что самое странное, я почему-то не удивлялся увиденному. Такое впечатление, что я был внутренне готов к чему-то подобному. Эта готовность заложена была во мне с незапамятных времён, времён, о которых я не имею никакого представления!
- Да, ты увидел то, что хотел увидеть. Или то, к чему неосознанно стремился. – Жрец некоторое время молча смотрел на Иллианнука. Затем продолжил:
-Выборочные тайны человеческих цивилизаций, сконцентрированные в этом месте, могут дать некоторое, правда, слабое представление о ваших свершениях. Сейчас от своего времени ты отстоишь более чем на шесть тысяч лет, что бы тебе стало понятно – это сорок первый век до вашей эры. Это время зарождения новых могучих цивилизаций, это новая заря человечества. Только имей в виду, что ваши, так называемые, древние египтяне, греки, римляне, индийцы, китайцы и так далее – это всего лишь малые и слабые дети гораздо более древних, могучих и развитых государств, это разбросанные по всему миру мелкие осколки некогда существовавшей великой, единой народности. Но так далеко проникнуть в свою историю вам не дано. Вы бессильны в разгадках тайн сравнительно молодого, но древнего для вас, Египта, для вас остаётся тёмным пятном тайна народов, населявших обе Америки и Индию, а что же тогда говорить о шумерах? Не странно ли, что непонятно откуда вдруг появившаяся народность, привнесла в мировую историю, то есть в вашу, последующую историю, такие основополагающие открытия, как изобретение колеса, шестидесятеричную систему счисления, разделила час на шестьдесят минут, изобрела первый в мире календарь, предложила
Подозреваю, что сержант Григорьев в курсе, но не скажет.