людям первую в мире письменность в виде клинописи, одарила Землю оросительными каналами, а наблюдения за звёздами превратила в науку, то есть в астрономию? Всё это – мельчайшие крупицы чудом сохранённых знаний более древних народов, знаний, основную часть которых, каким-то образом, спасли шумеры. Другие частицы мудрости древних, в своё время, обнаружились в Египте, Индии, Китае и более поздних культурах. – Жрец глубоко и шумно вздохнул, свёл руки на груди, и по всему необъятному помещению пробежал лёгкий шелест его шевельнувшегося платья.
Странный акустический эффект обнаруживался после любого сказанного Верховным жрецом слова. Как-будто два удалённых друг от друга на значительное расстояние источника звука одновременно изливали в пространство неторопливую, негромкую, и, вместе с тем, раскатистую и чистую речь жреца. Но Иллианнук, казалось, находился гораздо ближе к одному из источников звука. Второй располагался где-то очень и очень далеко. Поэтому каждое слово жреца он слышал как бы дважды. Жрец чеканил слова, и одна и та же фраза достигала слуха Иллианнука повторно, с равным интервалом. Несмотря на необъятность пустого зала, в котором они сейчас находились, эхо отсутствовало. Просто, был близкий и удалённый источник звука. И, что самое странное, было совершенно очевидно, что голос говорившего не исходил от него самого! Жрец просто шевелил губами, и речь его струилась из пространства. И вторая волна только что произнесённого слова после пустой и холодной паузы мягким шелестом накрывала собою волну первую.
- Я знаю, насколько долгие и непростые скитания твои предшествовали нашей встрече, - Голос загадочного жреца сокрушал царящую в этом прохладном зале тысячелетнюю тишину,
- Поэтому, раз уж ты здесь, раз уж ты нашёл дорогу ко мне, то теперь не торопись с тревожащими твоё беспокойное сердце и твой пылающий разум вопросами и не спеши выговорить всё накопившееся сразу. Уверяю тебя, что эта наша с тобой встреча окажется не последней. И не стоит торопить события! Видишь ли, в том мире, который ты теперь ненадолго оставил, несметное количество неподдающихся подсчёту различных случайностей и обстоятельств должны были в какое-то время образовать некий гармонический ряд. Ради этого твоего посещения. И в дальнейшем, хаотические, на первый взгляд, линии связи между этими случайностями и обстоятельствами, в итоге, однажды трансформируются в тот самый гармонический ряд, в строгую математическую многомерную кривую, описание которой возможно только недоступной пока для вас математикой и физикой космоса. Ведь вы находитесь в самом начале пути к этим наукам. И путь этот окажется далеко не простым, как правило - изнурительным и, по меркам человеческого летоисчисления, очень и очень долгим. Так вот, именно в такие благоприятные мгновения перерастания хаоса в гармонию, для тебя и будет открываться доступ к Музею, а уж аудиенция с сыном великого бога Ану, - Тут жрец коротко усмехнулся, - Она тоже будет тебе обеспечена…
Последовала короткая пауза, в течение которой Иллианнук собирался с мыслями.
- Следуя твоему предостерегающему совету, - Отвечал он,
- Я, несмотря на бурлящие внутри меня противоречивые чувства, постараюсь быть последовательным. Хотя, поверь мне, это не просто…
- Я это знаю.
- Позволь задать тебе первый и, может быть, главный вопрос…
- А ты уже успел расставить приоритеты собственного познания?
- Даже и не пытался. Но без ответа на этот вопрос остальные, быть может, окажутся лишёнными смысла.
- Спрашивай!
- Скажи мне, кто я? – Мёртвая тишина зависла в огромном зале. Иллианнук подался всем телом вперёд,
- Почему я здесь и откуда я пришёл? Почему я с лёгкостью читаю древние письмена, почему мне известны древние языки и о каком другом, но, в то же время, моём мире ты постоянно… - Слова замерли на губах Иллианнука, потому что он заметил резко и нетерпеливо вскинутую вверх руку жреца.
- Я только что просил тебя не объединять в одно целое разные вопросы, и ты сам минуту назад, кажется, говорил о последовательности!
- Ну хорошо! Прости мне мою торопливость и несдержанность. Но мне кажется, что все эти вопросы вытекают один из другого, и они взаимосвязаны, а значит, последовательны…
- Ты так полагаешь? – Лёгкая усмешка коснулась кончиков губ каменного изваяния. Верховный жрец повёл головой в сторону и в то же мгновение позади него, прямо из воздуха, появилась роскошная, цвета слоновой кости, инкрустированная драгоценными вкраплениями, мраморная софа. Сын великого бога Ану, зашелестев складками своего белоснежного плаща, опустился на неё. Почти сразу вслед за этим Иллианнук обнаружил рядом с собой вырезанное из дуба, испещрённое по всему контуру сложным орнаментом, со спинкой высотой в полтора человеческих роста, диковинное кресло. Царственным жестом Верховный жрец предложил своему собеседнику последовать его примеру. Иллианнук сел. А странный собеседник его продолжил:
- Между объяснениями «Кто ты?» и «Почему ты здесь?» на самом деле пролегает немалая дистанция. Вопрос «Кто ты?», действительно, загадочен и порой, как ни горько это признавать, неразрешим на протяжении всей отпущенной человеку жизни. Вдобавок, он ещё и мучителен и способен доставить тяжкие и духовные, и физические страдания всерьёз страждущему истины. И я мог бы согласиться с тобой, что вопрос этот является основополагающим, но дело в том, что подбираться к нему следует крадучись, не с парадных ступеней священного храма познания и не с самонадеянного и бравого кавалерийского наскока. Тут следует продвигаться вперёд набравшись терпения, самыми отдалёнными задворками, захолустными, или даже нехожеными тропами, решая при этом вопросы самые, что ни на есть мелкие, самые, на первый взгляд, незначительные и второстепенные. Образно говоря, в понятных тебе измерениях, это сродни движению по спирали. И далеко не факт, что всегда – вверх. Смирение, кропотливый духовный труд, верность избранной цели – вот что является незаменимым арсеналом путешествующего по этой спирали. Заметь, я неспроста употребил слово «путешествующего», поскольку в этом определении заложен завуалированный, но весомый смысл. Свободный путешественник, если он хочет быть на самом деле свободным, не имеет морального права, прежде всего, перед самим собой, становиться апологетом какого либо одного направления, или течения, обозначенных кем-то из таких же бредущих и плывущих по дорогам и волнам жизни, как единственно верных и правильных. Нет! Он – свободный путешественник, и его маршрут, только его и его одного – единственный и неповторимый. Его задача – исследовательская, его удел – сопоставление. Сопоставление несметного количества протоптанных кем-то троп и разведанных водных путей и вымощенных кем-то магистралей и курсов с собственным, порой неуверенно подрагивающим вектором движения. Ты понимаешь меня? Сопоставление и осмысление. Опять сопоставление и вновь осмысление. Сопоставление, вопреки кажущемуся на определённом этапе истощению душевных усилий и иссушению родника собственных побуждений и осмысление, наперекор протестующему и обессиливающему разуму. И так – постоянно! Незаменимой союзницей на этом пути может быть только воля. А воля укрепляется верой. И если тебе, Иллианнук, повезёт на этом тяжком пути познания, то тогда, быть может, ты и подберёшься вплотную к вопросу, с которого начал. Правда, к тому времени ты можешь оказаться глубоким старцем, может быть, даже мудрым старцем, но к твоему удивлению, вроде бы безобидный вопрос «Кто ты?» будет ярко и торжествующе сиять своей неразрешённостью, причём сиять ослепительным блеском, гораздо ярче прежнего. И дразнящая его неразрешённость обернётся полыхающим солнечным огнём и беспощадно и безжалостно раскалит погребальное покрывало твоего смертного одра. И не будет тебе покоя до самой последней черты от этого невинного вопроса, но зато ты придёшь к твёрдому мнению, что вопрос этот является, оказывается, не основополагающим, в чём ты был самонадеянно уверен, а венчающим пирамиду твоей жизни. И именно поэтому, мой юный скиталец, я отвечаю тебе: «Нет!» я не могу ответить на этот твой вопрос! Кажущаяся его простота – не более, чем обман слуха и восприятия. Но если ты сам, когда-нибудь, вдруг сможешь исчерпывающе ответить на него, что ж, тогда я склоню перед тобой в глубоком почтении свою голову и даже, может быть, предложу тебе занять моё место…
Сын великого бога Ану говорил неторопливо и очень тихо, но каждое произнесённое им слово достигало слуха Иллианнука. Он жадно вслушивался, замерев в той же позе, в какой оказался, присев на самый краешек предложенного ему диковинного кресла. Последовало продолжительное молчание. Иллианнук терпеливо ждал продолжения.
- Теперь о том, почему ты здесь? – Верховный жрец снова протяжно вздохнул.
-Этот вопрос попроще и я, пожалуй, смогу, или, во всяком случае, постараюсь на него ответить. Говоря откровенно, ты мог бы попасть ко мне совершенно иным путём. Например, подземным ходом, или хотя бы свалившись с грозовой тучи. Но что поделать, если твоя романтическая натура предпочла обставить ожидаемую тобой встречу соответствующими декорациями. Впрочем, что касается Музея, тут твоё воображение не при чём. И ещё… Иштариани…
- Ты хочешь сказать, что Иштариани… - От волнения у Иллианнука перехватило дыхание,
- Что Иштариани – выдуманная мной декорация?! – Глаза его сверкали одновременно и негодованием, и мольбой, и надеждой.
- Как раз наоборот! Она – живой образ, который ты носишь в своём сердце с самого детства. Признайся, ведь что-то шевельнулось в твоей душе, когда ты повстречал её сегодня по дороге ко мне?
- Ты прав! – Взволнованно воскликнул влюблённый юноша,
- У меня было чувство, что я знал её раньше. Когда-то. Очень давно. И ещё. Я любил её! Не могу же я любить, как ты выражаешься, декорацию!
- Согласен. Но от образа до его материализации существует какая-то пространственная и временная дистанция. Которую ещё предстоит преодолеть. И потом: сотворённый в душе образ – это источник страдания для своего творца. Потому что в поисках его можно истратить целую жизнь, но так и не найти. И в этом случае творец образа, его художник, имеет, как ему кажется, все основания для того, чтобы начать роптать на свою жизнь. Не догадываясь при этом, что виной всему – он сам, его воображение и упрямство в достижении идеала. Куда проще: отказаться от надуманного фетиша и обратить свой интерес на что-то более приземлённое, но гораздо более способное удовлетворить душевные потребности. Впрочем, для этого придётся понизить планку этих самых потребностей. А таким, как ты это не под силу.
- Но Иштариани…
- Иштариани, во всяком случае, здесь, в этом мире, будет с тобой постоянно.
- А там? В том мире, о котором ты всё время говоришь, и о котором я ничего не знаю?
- А в том мире она будет жить в твоём сердце. Как она сама, наверное, тебе уже об этом сказала. Тут я бессилен тебе чем-то помочь. Ты сам выбрал этот путь. И довольно об этом.
Жрец переменил позу. Иллианнук попытался что-то сказать, но его собеседник предостерегающе поднял правую руку.
- Вернёмся к прежним вопросам. Откуда ты
Подозреваю, что сержант Григорьев в курсе, но не скажет.