Менталитет

                                                                            ПОПУТЧИКИ Часть 2
          Родился я в многодетной семье, нас у отца с матерью было шестеро. Беднее нас в селе никого, даже церковные мыши не завидовали, они жили в храме, а мы в сарае. В гражданскую, ещё мальчишкой, примкнул к красным. В разведку ходил, и так, кто куда пошлёт, за что кормили и любили, не жалуюсь.
После победы вернулся в село, вступил в комсомол, в продотряде тряс кулаков-мироедов. Никто хлеб добровольно не отдавал. Меня чоновцы под шумок незаметно посадят в подполье, а сами по двору рыщут. Хозяева болтают, а я слушаю. Вернутся, хозяев выдворят, тут я вылезу и всё расскажу. Один раз застукали, чуть не убили. Чоновцы хотели одного из семьи расстрелять именем Советской власти, да я упросил: «Не надо до свадьбы заживет». Нередко чистоплюи осуждают продразверстку, а ведь мы не себе брали, мы сами голодали, а людей спасали. Другого пути просто не было.
            За активную позицию меня избрали комсоргом сельской ячейки, но тут объявили набор на курсы красных командиров в Петрограде. Прибыл на курсы с отличными характеристиками, выбрал отделение внешней разведки. Мечтал весь мир завербовать в коммунизм. Приняли без проблем, но не прошло и месяца, как перевели в пехотное отделение. Недоумеваю: «Почему? Что не так?»
- Ты на себя в зеркало смотрел? С такой рязанской рожей во внешнюю разведку!
А произношение…, - орал политрук курсов Гуров, - как узнал позже, своего проталкивал.
Мне бы начальника курсов дождаться из отпуска, а я по физиомордии съездил. От трибунала и отчисления спасли характеристики, но в пехоте оставили.
        По окончанию курсов успешно командовал разными подразделениями, продвигаясь вверх по служебной  лестнице, в Отечественную войну командовал стрелковым батальном. Воевал не хуже других, ордена мои свидетели.
Как-то в Белоруссии стоим в обороне, в батальоне и полштата нет, задыхаемся. Неожиданно присылают пополнение человек пятьдесят узбеков. По-русски ни бельмеса. То ли не понимают, то ли не хотят понимать, попробуй, разберись. Провели разъяснительную работу, расставили по местам, и в эту же ночь немецкая разведгруппа вышла на наши позиции. Узбеки разбежались кто куда, спасибо Ваньке пулеметчику, открыл огонь, и немцы отступили. Шум был не из приятных. Узбеков кое-как собрали, правда, не всех.
          Дня через два на заре идёт с немецкой стороны во весь рост солдат с белым флажком. Думаю: «С чего бы немцы надумали сдаваться?» Подходит ближе, смотрим наш узбек, на груди фанерка, а на ней надпись по-русски: «Нам не язык, вам не солдат». Смеху было… Менталитет!
- Чем же всё кончилось? – спросил я.
По закону и совести командира роты полагалось за халатность под трибунал отдать, но в данной ситуации волна наказаний могла накрыть и тех, кто повыше. Расклад никто не учитывал, поэтому пулемётчика Ивана заслуженно наградили орденом «Красной звезды», двух узбеков, убежавших не так далеко как другие, наградили медалями «За отвагу». Словом представили случившуюся промашку, как подвиг. Но после фанфар шепотом: «Ещё раз повторится – к стенке без проволочек…».  
Месяца через два новое пополнение ещё хуже – баптисты. Им, видите ли, принимать присягу Бог не велит. Звоню в дивизию: «Что делать?» Отвечают: «Через час доложить о принятии присяги». А братия ни в какую: «нельзя и всё тут». Снова звоню, приезжает «молчи-молчи» особый отдел значит. Двухминутная лекция о положении в стране и воинском долге, потом:
- Бажко, выйти из строя. Присягу принять!
- Не можно мне, помилосердствуйте!
- Автоматчик ко мне. Расстрелять! – тррр, готов.
- Наливайко, выйти из строя. Присягу принять!
- Я гражданин Союза Советских социалистических республик, вступая в ряды Вооруженных сил, принимаю присягу и торжественно клянусь…». – И так все до последнего. Что интересно, один из них дошел со мной до Берлина, где получил второй орден Славы посмертно. Отчаянный был солдат, лучший из лучших!
- Не слишком ли жестоко? Или иначе было нельзя? – спросил инженер.
- Да разве это жестокость! Банальный эпизод войны.
         Помню, мы атаковали опорный пункт немецкой обороны, людей положили – не счесть, но пришлось отступить под огнём на исходные позиции. На нейтральной полосе остался наш подбитый танк Т-34 с ранеными бойцами экипажа. Мы перекрикивались с ними, но помочь не могли, танк находился у немецких траншей. На следующий день опорный пункт был взят, солдат экипажа нашли мёртвыми с вырезанными по живому звёздами на телах, со сломанными пальцами рук и ног и прочими следами необъяснимой дикости.
Изрядно выпивший командир танковой роты приказал построить немецких пленных и заорал, раскачиваясь:
- Кто это сделал?
             Он говорил по-русски, немцы всё поняли, но молчали. Тогда он вывел из строя одного из пленных с наглыми глазами, велел снять штаны и, поставив на четвереньки, выстрелил из ракетницы в задний проход. Солдат, пробежав 5-6 шагов, упал замертво. Ротный вывел второго и тот в страхе показал виновного. Экзекуция повторилась. В заключение капитан дал очередь по строю пленных, уложив ещё несколько человек. Его обезоружили и отдали под суд военного трибунала. В штрафбат разжалованного капитана провожали как героя все, включая членов военного трибунала.