Солнечное затмение

жира, обтянутая сутаной, и из этой аморфной плывучей  массы смотрели маленькие голубые глаза, казалось, воткнутые туда по ошибке природы. Хаккалий, жизненными лишениями явно не угнетенный, заговорил так, словно делал для слушающих величайшее одолжение:

— Приветствую вас, посланники всех благословенных миражей! Приветствую и тебя, Даур Альтинор! — После этих слов масса жира слегка покачнулась, что можно было расценить как легкий снисходительный поклон. — Итак, советник, речь твоего глупого попугая мы уже выслушали. Хотелось бы послушать и твою речь. И клянусь принципом непознаваемости черной вселенной, если ты собрал нас по какому-то пустяку, заставив проделать столь долгий путь, то вся поднебесная объявит Франзарии войну! — довольный своей риторикой экзарх снова воссел, чудом не раздавив кресло.

Альтинор почувствовал как его ногти впиваются в кожу — к подобной ситуации ему не привыкать, новизна состояла лишь в том, что кожа, увы, была его собственной. Стены гостиной, покрытые черной паутиной трещин, словно кривые зеркала, уродливо отражали мир еще живущих, театром смрадных теней преображая его в мир никогда не живших и не мечтавших о жизни. Грязноватый свет канделябров нарисовал каждому гостю его карикатуру, комично ползающую по стене. Если люди сидели тихо, то замирали и их тени. Если же люди начинали спорить, кричать, шевелиться, то тени тотчас воскресали и небрежной пантомимой показывали живущим их собственные глупости, якобы они тоже шевелятся, кричат и ругаются. И еще не поймешь, может быть наш, разукрашенный цветами и эмоциями мир, на самом деле является отражением того, черно-серого?

Старший советник короля вдруг громко произнес:

— Господа, я собрал вас для того, чтобы заключить мирный договор между всеми миражами.

Люди и их тени мигом примолкли. Два театра одной пьесы застыли в непонимании, словно режиссер им закричал: «стоп! стоп! это никуда не годится!» Тишина обухом свалилась откуда-то с потолка.

— Сьир Альтинор, мы не ослышались? Вы точно сказали то, что хотели сказать? — слабенький голосок старика Эйквура из Астралии настолько ярко контрастировал с мертвым безмолвием, что его услышал даже болеющий возле бочка с мусором Горацций.

— Вы либо шутите, сьир Альтинор, либо нас держите за шутов. И то, и другое опасно! — лорд Ванкастер снова обнажил меч.

— Х-ха! Мирный договор! Братья мои ненавистные! Враги мои возлюбленные! Слышали, что он сказал? — Эйквур повращал своим кривым носом направо налево,  его седые длинные патлы похожие на парик ведьмы хлестнули по лицам рядом сидящих. — Да если б мой покойный батюшка узнал, что его сын будет подписывать мирный договор, он бы задохнулся в собственной могиле! — старик был виртуозом в словоблудии и, довольный одобрительными кивками, соизволил заткнуться. Впрочем, все дальнейшие реплики били в одном ключе.

— Друзья! — Альтинор выждал паузу, чтобы вставить в месиво людских голосов это задабривающее слух обращение. — Я готов доказать насколько искренни и чисты мои намерения к вам. — Произнося «искренни» и «чисты», старший советник чуть не подавился этими словами. — И для начала, в знак признательности, я предлагаю выпить немного вина. Ибо на трезвую голову в нашем мире еще не принималось ни одно мудрое решение.

Дальше по сценарию должен был появиться Робер с огромным подносом, уставленным большими фужерами хереса и закуской. И он появился. Отрепетированная улыбка выглядела неплохо. Мягкий заискивающий тон обращения к гостям также прошел тест. Альтинор ценил его природный сервилизм и отметил про себя, что в награду Робер ближайшее время будет избавлен от подзатыльников. В огромной гостиной не нашлось ни одного дурака, который отказался бы от халявной выпивки. Мысль о том, что вино может оказаться отравленным, была нелепой. Это все равно что умертвить нескольких волков, будучи окруженным их бесчисленными стаями. Посол какой бы то ни было державы выглядел в глазах Альтинора математическим нулем. Но вместе они — сила.  
                                       
Запах вина, как запах свежепролитой крови, несколько утихомирил гостей. Недаром эти две жидкости часто отождествляют друг с другом. В руках каждого из прибывших оказалось по куску хорошо прожаренного ростбифа. Все смачно зачавкали и наконец-то заняли свои языки полезным делом. Виновник же столь необычного торжества принялся излагать речь, которую ошибочно можно было принять за тост:

— Друзья мои! — сказал Альтинор и про себя подумал: «чтоб вы подавились куском этого жареного дерьма», —  Я от души рад видеть ваши лица здесь, в прославленном Нанте, и прежде всего хочу заметить, что действую не по своей воле, а по прямому указанию его величества короля Эдвура, — «такого же глупца, как и вы», — мудрейшего из всех правителей Франзарии. Как страстно желаю я, чтобы мои слова проникли в ваши окаменелые души, ибо не могу и допустить мысль, чтобы в нашей черной вселенной полностью иссякла человеческая доброта и взаимопонимание, — «морды вонючие, к вам, кажется, обращаюсь!» — Прошло уже несчетное количество вечностей от того момента, как наш иллюзорный мир по ошибке был кинут в круговорот реального времени, с того мгновения, как Непознаваемый в Принципе начертил неверные эскизы на рунах расслоенного пространства. И все это время междоусобная вражда с молоком матери передается из поколения в поколение. Вездесущая озлобленность стала средой нашего обитания, завистью дышали вместо воздуха, злобой упивались словно вином…

Альтинора самого тошнило от этих слов. Он продолжал изливать вперемешку со слюной свои высокопарные сентенции и проникновенным взором следил, как меняются при этом лица послов.

— …тя бы для разнообразия поживем маленько в мире. Не ради самих себя, а ради наших детей подарим землям спокойствие и отдых! Испробуйте вкус мирного сосуществования, потерпите хотя бы несколько эпизодов, и потом, если не понравится, возвращайтесь к старому — кто вам мешает?..

Лица гостей заметно посерели, острые взоры притупились, они взялись переглядываться и перешептываться, пока еще опасаясь вслух высказать мнение несогласное с непредсказуемым мнением толпы. Альтинор при этом торжествовал. И в тот момент, когда на глазах старика Эйквура выступили слезы, он понял что победил.

— …часто говорим, что не желаем войны, но если варвары с соседнего миража убивают наших женщин и детей, то мы обязаны отомстить. Да, друзья, всегда отыщется повод для того, чтобы пролить чью-то кровь. Ибо от вечностей не разберешь, кто с кем первый начал драться. Я призываю вас прямо сейчас остановиться и для начала просто посмотреть друг другу в глаза…

Тишина, пришедшая после этих слов, звенела в ушах и мерцала перед взором. Даже свет канделябров слегка приугас, точно его нечаянная искра могла воспламенить новый пожар страстей. Лорд Ванкастер снова поднялся, его лицо было словно из стали, обтянутой кожей, —  у статуи во взгляде и то больше эмоций, чем у этого бесстрашного англичанина. И он небрежно произнес:

— Я готов подписать.

Альтинор стрельнул взглядом в сторону слуги, тот кивнул и, чуть не спотыкаясь о собственные ноги, побежал за бумагой. Старший советник короля хорошо знал насколько непостоянны эти послы. Даже из-за легкого дуновения ветерка они могут изменить свою мысль на противоположную… Только бы не спугнуть это умиротворяющее затишье… Только бы бумага с подписями легла на стол короля…

Робер, сволочь, все-таки споткнулся! Пролил на свои знаменитые обшлаги грамм сто чернил, выронил бумагу и уже рефлекторно втянул голову, ожидая неминуемого подзатыльника. Но Альтинор лишь заискивающе улыбнулся:

— Простите моего слугу за нерасторопность…С вашего позволения, я зачитаю текст документа.

С позволения старшего советника мы его прочтем сами: «Всякий, кто поставит здесь свою подпись, обязан дать сердечную клятву пред святым упоминанием о Непознаваемом, что он, будучи вассалом или вельможей, должен не употреблять данную ему власть или данное ему оружие во зло человеку. Должен блюсти мир в пределах своего миража и не враждовать с другими человеческими расами, исключая лишь еретиков и черных варваров из проклятых миражей».

Наконечник пера совершил незатейливый вираж по полю белого листа и взмыл в воздух. Лорд Ванкастер снисходительно поставил свою подпись. Причем, сделал это с таким же хладнокровием, с каким обычно, пресытившись, отламывает кусок черствого хлеба.

— Дайте! Дайте мне подписать! — противный и хриплый голос старика Эйквура проскрежетал по слуху присутствующих, и следом послышался скрип мучимой пером бумаги. Эйквур вытер откуда-то попавшую в глаз слезу, и его сдуру понесло на сантименты:  — Братья мои! Простите, кого в чем обидел. Действительно, так хочется на старость лет пожить в спокойствии. Благословен король Эдвур, в голову которого пришла такая великолепная мысль!

«Придурок, это я благословен», — неожиданно для себя подумал Альтинор и тут же, улыбнувшись, обратился к послу царства Рауссов:

— А вы, князь Лир, что думаете?

Князь, облаченный в позолоченную тегилею, не соизволил сказать что он думает, но подпись свою поставил, да такую размашистую и размалеванную… В общем, в историю себя вписал конкретно. Если через две или три вечности миролюбивые потомки обретут этот документ — его  подпись бросится им в глаза в первую очередь.

— Да, господа, о мире подумать не мешало бы. Я лично устал от вечной вражды. — Эсвульд, представитель Панонии, сначала по старой привычке потянулся к эфесу шпаги, потом осекся, извинился, взялся за перо и нарисовал какую-то загогулину:  крестьянин и то бы грамотней расписался.

Тлеющие свечи и плачущий от умиления воск чуть слышно потрескивали, будто всхлипывали:  наверное, все это выглядело чертовски трогательно. Извечные враги жмут друг другу руки и приносят неумелые извинения. Их тени на стене продолжали играть  пародию на мир живущих — тоже принялись обниматься. Эти черные кривые монстры с невероятно удлиненными ногами (не тени, а мутанты теней) тоже подписывали черт разберешь какой договор, суетились, сливались в единое месиво, опять расползались, все время наступая на пятки хозяев.

Вот подошла тень лорда Диммаса — статная, слегка сутулистая фигура. Сам лорд был далек от ее совершенства. И вот она выхватила черное перо у тени Клинкера, чтобы вперед его вписать свое имя в историю мира бессмысленных изображений. Тень Альтинора не играла роли в этом театре. Она клубком, словно преданный пес, свернулась у ног хозяина и смиренно лежала. Старший советник со всех сторон был окружен светильниками.

Последним, облизывая жирные от мяса пальцы, поставил свою подпись гер Лайасс из Тевтонии. Несколько послов имели наглость воздержаться, но миражи, откуда они родом, были слишком незначительны. И Альтинор демонстративно перестал замечать их присутствие.

— А теперь, братья мои, простите меня за приторный пафос, но коль уж в этой гостиной решается судьба всей черной вселенной, не грех за это дело и выпить… А, Робер?

И Альтинор глянул на слугу так, как не умеют смотреть даже палачи. Только они двое понимали значение этого взгляда.