самых летейских верховий
Любившей – мне нужен покой
Беспамятности… Ибо в призрачном доме
Сем – призрак ты, сущий, а явь –
Я, мертвая… Что же скажу тебе, кроме:
«Ты это забудь и оставь!».
Ведь не растревожишь же! Не повлекуся!
Ни рук ведь! Ни уст, чтоб припасть
Устами! – С бессмертья змеиным укусам
Кончается женская страсть…».
Свобода и бесчувствие.
Возможность видеть, насыщаться, впитывать в себя краски мира, поглощать их, вбирать, вдыхать …и ничего не давать взамен? Это же вампиризм чистой воды!
Лена отшатнулась от искушения, в которое готова была впасть. Как не страшно, как не пусто впереди, она выбирает Жизнь.
Морена не произнесла ни звука. Тихо истаяла, словно и не стояла напротив. Вокруг начал виться туман, клубился, клубился, клубился. Становился густым мраком, наваливающимся со всех сторон.
«Вот и все, - отстраненно пронеслась в голове Елена мысль. – На этот раз, окончательно и бесповоротно».
Эпилог
Темная пелена, застилавшая глаза, начала медленно рассеиваться. Её сменили белые краски. С удивлением Лена поняла, что видит перед собой обыкновенный белый потолок. Не без усилия повернув голову, девушка обнаружила, что лежит на кровати, что от руки к полиэтиленовой капсуле на штативе протянута длинная прозрачная трубка, по которой целительный раствор стекает ей в вену. В окно мокрыми пальцами стучал осенний дождик, уговаривая перестать бодрствовать и спать, спать, спать…
Лена мысленно тряхнула головой. Нет! Она уже достаточно проспала. Пора просыпаться.
Мысли волнами набегали одна на другую. Она жива? Она не умирала? Последнее, что приходило на память до снов, это как она стоит перед зеркалом и ножом вскрывает вены, не поперек, а вдоль синей трепещущей жилки. Густой горячей струей кровь льется в раковину. Испуганная, она тянется за полотенцем, спотыкается и падает вниз. Яркий плафон с потолка – вот последнее, что она помнит…
Но ведь все было совсем не так!!!
Прекрасно лицо с черными холодными мертвыми глазами. В насмешке изогнутые яркие губы. Холод от влекущего к себе, словно магнит, тела.
И приглушенный ласкающий слух шепот:
- Я реален. Я опасен. Я и есть ЗЛО.
Лена покорно поднимает на него глаза и шепчет в ответ:
- Ты убьешь меня?
- Ты сама убьешь себя, - пожимает плечами Призрак.
Какой же из двух приходящих на память вариантов – правда?
Первый?
Второй?
Лена ощутила, как тяжелая боль сдавливает виски.
В палату вошла медсестра и почти кинулась к ней:
- Очнулась?! Вот это приятная новость! Ты меня видишь?
Лена кивнула.
- Слышишь?
Тот же ответ.
- Хорошо понимаешь?
- Да.
- Умница ты моя, - ласково свернули глаза с полного, но вселяющего уверенность, лица. Такие лица бывают только у медицинских сестер.
- Матери-то твоей радость-то какая! Ведь не думали мы уже, что выкарабкаешься.
***
Лена быстро пошла на поправку. Она тщательно выполняла все предписания врачей. Покорно пила бесконечные антибиотики, покрывалась аллергией.
Вид матери, постаревший на все пятнадцать лет, привел Лену в ужас.
Угасший взгляд почти утративших цвет глаз, словно выгоревших от непролитых слез, состарили её, тяжелым грузом легли на Маринины плечи. Жизнь, было, поманила обещанием счастья. Но капризная птица не далась в руки. Повертелась, да и упорхнула.
Известие о несчастном случае в проклятом доме, само присутствие в городе которого теперь наводило на Марину ужас, повергло её чуть ли не в шок. Взрыв газа в помещение. Весь пятый этаж и чердак снесло почти полностью. Занявшийся пожар гасили несколько часов.
Олег скончался ещё до приезда «скорой помощи», вызванной соседями. Мишу удалось довести до больницы. Около суток врачи пытались бороться за его жизнь. Но бесполезно. Семьдесят процентов ожогов тела третьей степени, - оно и к лучшему, что с такой травмой не выживают.
Мальчик умер.
Марина позвонила бывшей сопернице и лично сообщила трагическую новость. Когда–то она мечтала о том, чтобы проклятой Черной Пантере, как называл её Олег, было мучительно больно. А она бы, Марина, присутствовала при этом, была бы рядом. Правы древние, предостерегающие против проклятий и неистовых желаний. Все случилось, как некогда, в неистовой ярости, Марина просила у богов. Только этот момент был самым страшным в её жизни.
Зоя приехала в тот же день.
Соперницы встретились, меряя друг друга взглядами. В темных глазах Зои иногда мелькал призрак прежней страстной ненависти. Марина же, измученная переживаниями и горем, не испытывала к жене Олега ничего. Кроме сочувствия. Сочувствия, в котором женщина, явно не нуждалась.
Они вместе поехали в морг, в который успели отвезти тела. Тела им не показывали. От них мало что осталось. Марина не настаивала. У неё не хватило мужества смотреть. В последний момент «Пантера» решительно заявила, что недопустит того, чтобы её ненаглядный сыночек лежал так далеко от мамочки.
Гробы повезли в Москву.
Марина поехать на похороны не могла. Лена по-прежнему находилась на границе жизни и смерти, не желая вставать ни на одну из сторон.
А потом судьба смилостивилась над несчастной женщиной. Дочка пришла в себя и быстро пошла на поправку.
***
Марина все никак не решалась сказать дочери о трагедии в доме 161. Потом каким-то шестым чувством поняла, дочь все знает. И рассказала о том, как Олег с пасынком поехали на квартиру, как ей позвонили в больницу и сказали о том, что в квартире взорвался газ, скопившейся в большом количестве.
Лена слушала спокойно.
- Жаль. Мы никогда больше не поговорим с Олегом. И у меня не будет шансов сказать ему, что я его простила.
- А ты простила его?
Лена пожала плечами:
- Нет, мама. Но мне жаль, что он так бессмысленно погиб.
***
Таня прибежала к Лене с дружеским визитом, как только Лена была готова с ней общаться. Подруга старательно избегала говорить на темы, что могли пробудить в Лене болезненные воспоминания.
Таня нашла, что Лена очень сильно изменилась. Хотя и не могла бы сказать, в чем заключалась перемена.
- Как ты думаешь, - все-таки не удержалась от искушения легкомысленная Танюшка, - этот проклятая колонка взорвалась случайно?
- Нет. Знаешь, Танька, ничего случайного в мире не бывает.
- Я тут недавно философию учила, - кивнула Танюшка пушистой головкой. – Помнишь такого древнегреческого философа – Платона? Он писал, что наш мир лишь смутное отражение другого, более совершенного.
- Ну, тут он был не прав. Наш мир, - он сам по себе. Как коробочка, обустройство в которой зависит только от нас. Наша жизнь это то, чем мы хотим и можем её сделать, понимаешь? И в зачет выбора судьбы идет все. Даже маленькая, мельком промелькнувшая мыслишка.
***
Таня ушла. Марины ещё не было. И света не было. По стране шагал энергетический кризис. То здесь, то там в стране, по цепочке, гасили свет. Выплаты зарплаты задерживали на долгие месяцы. У них с матерью в кошельке оставалось пятьдесят семь рублей. И за квартплату в этом месяце было ещё не оплачено.
Велись бесконечные разборки между криминальными бандами. Сегодня «солнцевские» гасили «питерских», завтра наоборот. Передел наворованной собственности. Бойцовский беспредел, где выживали по правилам своры: побеждает сильнейший.
С экранов телевизоров политики драли друг другу космы, обвиняя в коррупции и бездеятельности. И обвиняли правильно. Воровали все. И никто не хотел ничего делать.
Большой человек с седой головой, который в 91-м обещал лечь под поезд, если в каждой семье дети не смогут на Новый год есть апельсины, как хлеб, с трудом ворочал языком, и все были уверены, что он просто много пьет. О том, что у него был инсульт, страна узнает много позже. И о том, что он практически сдержал свое обещание лечь на рельсы, ещё тоже никто не знал.
Сдержав понесших в пропасть черных коней, он проживет чуть больше десяти лет. И уйдет из жизни, когда над Россией потихоньку начнет забрезжить свет.
Но это будет потом, потом…
В 96-м страна уже лежала в руинах, отчаявшаяся, обескровленная и уже не чаявшая встать с колен. А впереди ей предстояло пройти ещё более глухие и страшные времена. Познакомится с полным дефолтом и с кровавым оскалом терроризма. Встретиться с предательством близких друзей – Украиной, Белоросью, Грузией. И отчужденной политикой двойных стандартом в Европе и Америке.
***
Лена смотрела в окно. За окном было темно. И пусто. Как у неё на душе. Осень, осень… Сумеречная пора.
Где-то далеко пел женский голос:
Белый свет укроет облака
Осенним утром под ногами
Ковер из желтых листьев.
Первый снег растает на руках
И Время быстрыми шагами
Идет куда-то вдаль.
Сны приходят к нам издалека
И все, что было между нами –
Нам будет только сниться.
Я смотрю на Осень, а пока
Мой город, скованный делами,
Хранит мою печаль
День, Осенний день
Несбывшихся желаний!
И в окнах свет. И поздний час.
И мы чего-то ждем.
И каждый раз осенний день
Приходит с опозданьем.
И каждый раз
Скрывает нас
За снегом и дождем.
Самый плотный мрак, как известно, бывает перед рассветом.
Но пока есть жизнь, есть и надежда. Надежда не умирает никогда. Она идет за гробом. Встает над руинами. Пытается проникнуть даже в Ад. Обещая не возможное. Вопреки всему! Дает возможность надеяться на самые невозможные встречи.
Нужно только ждать.
И верить.
Лена верила. На то, чтобы выковать мост, позволяющий безболезненно пройти над кипящей лавой, у неё была вся долгая человеческая жизнь.
Они встретятся с Адамом. Непременно встретятся. И он будет любить её. У него просто не будет выхода. Нельзя рано или поздно не ответить взаимностью тому, чья любовь делает тебя бессмертным.
Я открою окна на рассвет
Я так хочу увидеть лето
Вдали за облаками
Может это правда, может, нет -
Но где-то там за облаками
Летит моя мечта.
Первый снег растает на руках
И я ловлю осенний ветер
Холодными руками
Белый свет закроет облака
А что осталось без ответа
Заполнит Пустота…
