13 февраля. В этот день Анатолий поднялся чуть раньше обычного. Было еще довольно темно. Февральское утро встретило его холодным и тусклым блеском уличных фонарей, сиротливо мерцающих вдоль дороги. Лупоглазые автомобили осторожно журчали на поворотах, на ощупь пробираясь сквозь сумеречный снег, густо липнущий на лобовые стекла. Пробудившийся люд привычно семенил куда-то, равнодушно скользя взглядом по его лицу. Городок оживал.
Анатолий спешил устраиваться на работу.
В одной из муниципальных шарашек в очередной раз загулял рабочий по странной и безобидной фамилии – Кролик. Анатолия, уже полгода стоявшего на бирже труда, направили, вероятно, на его место.
…Вот уже четвертый год, после травмы ноги он жил на одно пособие, перебиваясь временными заработками, и если до него доходил слух, что где-то имеется подходящая работа, он всегда спешил одним из первых.
Так случилось и на этот раз.
Поднявшись на второй этаж, в конце коридора, перед дверью с табличкой «Начальник Малышев В.М.» он остановился и прислушался. Внутри говорили. Вероятно, шла планерка. Чуть приоткрыв дверь, он сразу увидел того, к кому были обращены взоры всех присутствующих. Наверняка, это и был начальник «Малышев». Когда все вышли, он постучал:
- Можно? - и не дождавшись ответа, вошел.
На него в упор уставились широко расставленные, чуть навыкате, глаза. Услышав, что он насчет работы, они чуть прищурились и попросили трудовую книжку. Полистав, немного подумав, начальник вернул ее хозяину и чуть помедлив, произнес:
- Есть одно местечко, - и нажал кнопку.
Вошла женщина лет пятидесяти.
- Этого, - указал он на Анатолия, - в «Учреждение» рабочим. Пусть пишет заявление.
Женщина кивнула и выходя, смерила Анатолия нехорошим, надменно-подозрительным взглядом.
«К чему бы это», - невольно подумалось ему.
Подписав заявление, он с настроением направился в отдел кадров. В конторе было всего четыре двери и все, кроме одной, без надписей. Постучал в первую:
- Здесь бухгалтерия! - послали его дальше.
Постучал в следующую. Там сидела та женщина с нехорошим взглядом.
- Отдел кадров здесь?
- Ну, - грозно выдавила она. - Чего тебе?
- Вот, - показал он ей заявление и положил на стол..
Она посмотрела на него, как на досадную помеху, и вдруг как рявкнет:
- Выйди за дверь, не мешай!
- Но я же на работу… - начал было он робко
- Ищи своего мастера! - свирепо бросила она и захлопнула дверь.
Анатолий стоял в недоумении, не зная, что делать, куда податься.
Во дворе нашел мастера, девчонку, объяснил, что к чему.
- Ну и что? - невозмутимо ответила та.
- Но ведь надо сначала оформиться как положено, потом выходить. У меня же трудовая на руках, - стал он почти оправдываться.
- Вот еще, - фыркнула она. - Снег надо чистить, давай сейчас выходи.
- А как же… - вновь попытался вякнуть он.
- А это завтра, завтра, - махнула она, - тебе это зачтется, - села в машину и укатила.
Оставшись наедине, не зная, что предпринять в этой неразберихе, Анатолий молча моргал глазами. Выяснять отношения в первый рабочий день ему не хотелось и рассудив, что это, наверное, так надо, может, работа срочная, махнув рукой, с недобрыми предчувствиями, с трудовой книжкой в кармане, побрёл на свое рабочее место – в большое белое здание с государственным флагом на крыше, где рядом с центральным входом на стене красовалась надпись: «Учреждение».
Так начался его первый трудовой день.
На площади перед «Учреждением» его встретил вождь всего мирового пролетариата с протянутой рукой. То ли приглашая войти, то ли посылая подальше.
На вахте сидела бодрая пенсионерка со строгим лицом.
- Вам кого? - спросила она.
- На работу я, завхоза надо.
Она удивлено вскинула брови.
- Вместо Петьки Кролика?
- Наверное, - пожал плечами Анатолий.
Строгое лицо вахтерши стало еще строже и она отчеканила:
- Он еще пожалеет, что уволил Кролика, - и взглянув исподлобья, кивнула на третий этаж. - Там.
Завхозом оказался добрый с виду дядька, в костюмчике, при галстуке, отзывался на Петровича. Объяснил, что к чему, отвел в подсобку, указал на метлу с лопатой – и вперёд, убирать территорию.
- Ильича подмети, - заметил он, - весь в снегу, не видишь, что ли?
- А ты, Петрович, случаем не коммунист? - как бы невзначай спросил Анатолий.
- Да, коммунист, - помедлив, ответил тот. - А что? - буркнул недовольно.
- Да ничего, - отвернулся Анатолий. - Ильича вон портрет увидел, в углу стоит, думаю, что ему в подвале делать?
- Пу-у-сть стоит, - удовлетворенно протянул Петрович. - Мы его ещё дождёмся, - и сверкнув глазом, вышел из подсобки.
Словом, завхоз оказался нормальным райкомовским функционером, темнивший потихоньку в постперестроечное время, ждавший возврата советской власти и пенсионного возраста.
За все то короткое время работы в «Учреждении», Анатолий все же сумел уловить атмосферу и политический настрой, витавший в коридорах этого здания.
Он видел явных коммунистов, таких как завхоз, особенно в левом сельскохозяйственном крыле. Некоторых помнил еще со времён работы их парторгами в колхозах и совхозах, когда ездил от предприятия помогать
крестьянам сеять и убирать урожай. Сейчас они перебрались сюда и тоже, вероятнее всего, ждали своего часа, не проявляя особенной прыти в работе.
Не в их интересах проводить курс современной экономической политики, не их это власть, чужда она коммунистическому интернационалу.
С одним таким, покуривая на крыльце, Анатолий решил завести разговор.
- Ну, когда жить-то хорошо будем? - улыбаясь, спросил он.
- Да никогда, - затягиваясь сигаретой, вымолвил человек в очках из левого сельскохозяйственного крыла. - С нашим народом никогда не будем.
- Но это вот местное самоуправление – дело, вроде бы неплохое, - осторожно нащупывал Анатолий. - Ведь у капиталистов оно уже давно и живут, вроде бы, неплохо.
- С одной стороны и неплохо, - помедлив, равнодушно ответил человек в очках, - но у них народ другой. А с нашим народом ничего не получится, кругом одни воры, никто работать не хочет.
- Но ведь народ живет по правилам, которые ему государство предлагает, - с умничал Анатолий, - и если их постоянно менять, то можно любой народ от чего угодно отучить. Ведь в дореволюционной России эти реформы уже работали и набирали силу, зачем же надо было в 1917 году строй ломать, по которому века ми жили, чтобы сейчас вновь к нему вернуться?
Может, здесь собака зарыта?
Далее разговор не получился и докурив, они разошлись.
Были и другие, более передовые, из демократов, но их было мало. Один даже избирался главой города, немного голосов не хватило. Молодая демократическая поросль располагалась больше в правом крыле, основная
же часть работников «Учреждения» была все же красной.
Те же бывшие райкомовские дамы, уже не первую пятилетку сидевшие на своих пригретых местах, считавшие «Учреждение» своим вторым домом, смотревшие поверх голов посетителей, при желании и удобном случае съедавшие неугодных.
Молодые пока боялись всю эту «кумовскую» сов. номенклатуру, откровенничали с оглядкой. С ними Анатолий тоже иногда покуривал и чувствовал их опаску левого крыла. Не обрели еще силу мужики, не освоились в коридорах «Учреждения».
Потихоньку приближался день Российской Армии – 23 февраля. Ничего особенного не происходило, но с утра было некое оживление.
Левое крыло ходило в предвкушении выпивки, было чисто выбрито, вычищено, их накрахмаленные воротнички сверкали под лощеными затылками. Но уже ближе к полудню, не дожидаясь «официоза» у «главного», лица многих функционеров приобрели багровый оттенок, они стали чаще выбегать курить, их разговоры становились оживленнее, жестикуляция резче.
В правом же крыле особого ажиотажа не наблюдалось, там шла «рутина», люди работали, лишь кое-кто иногда торопливо пробегал по коридору. Но и оттуда уже веяло веселым настроением, частые хлопки дверей и громкие голоса явно указывали на скорое окончание короткого рабочего дня. Публика «Учреждения» все больше погружалась в предпраздничную суету.
Анатолий тоже был в приподнятом настроении. Как-никак служил, после тридцати лет успел даже контрактником побыть. Всем было не до него, завхоз давно убе-
жал с коробкой на третий этаж, и он решил податься к шоферам в гараж. Те уже успели получить премиальные
и готовились к выпивке. Анатолий купил бутылку водки и тоже присоединился к общему столу. Вошёл завхоз.
- Ну как, Петрович, - спросили его шофера, - гуляешь?
- Да по сто пятьдесят сказали сброситься.- А то давай с нами, и за сто нажрёшься, - заржали мужики.
Петровичу налили сто грамм. Он выпил.
- Ты смотри, много не пей, - закусывая, обратился он к Анатолию. - Тебе еще… - хотел он что-то сказать.
- Да что тут пить, - весело перебил его тот, поднимая полстакана водки.
Приняв еще порцию, Петрович подался к своим, на третий этаж.
- Ты его сильно не слушай, - махнули на него рукой шофера, - болтун, он сюда еще зайдет.
И точно. Прошло не так много времени, как Петрович вновь ввалился, уже в одной рубашке, но при галстуке.
Они со товарищами отмечали у «главного», и видимо, от близкого общения с «самим» (как же! вместе пьют), на него нахлынула хмельная волна мании величия, он вдруг почувствовал себя большим человеком, который многое может, а так как он всего лишь завхоз, то укрепить это блаженное состояние собственной значимости он мог только среди простых работяг. Поняв, что здесь ему больше не нальют, он стал придираться к мужикам, особенно к одному, тоже в рубашке и при галстуке.
Он тыкал в него своим пальчиком, приговаривая, что сегодня тот работает последний день. Все уже были в порядочном подпитии и с интересом наблюдали за перебранкой.
Шофера, в отличии от Анатолия, вместе работали не один год, друг друга знали хорошо и когда это представление немного затянулось, дружно рявкнули, послав
завхоза по матушке. Тот сразу подобрел, осунулся и словно побитый пёс, которого окатили помоями, стал отступать к двери, огрызаясь. Анатолию стало его немного жаль. «Все-таки пожилой человек, - думал он, - в неудобное положение попал, хотя нарвался сам».
Решив немного реабилитировать его перед собой, сгладить некую неловкость, в которой очутился завхоз, он встал и полушутливым тоном произнес:
- Вы что шефа моего обижаете, да я за него любому глотку перегрызу, - и со словами: - Не обращай, Петрович, внимания на пьяных людей, - взял его за плечи, развернул и легонько подтолкнул к выходу.
Тот словно этого и ждал. И с готовностью исчез.
После этого, уже изрядно захмелев, Анатолия потянуло на песню и он затянул: «Казак ляхой, орел стяпной». Кто-то подхватил, но видя, что певца уже не унять, потихоньку потянулись к выходу.
Простояв в одиночестве все праздничные дни, монументальный Ильич вновь приветствовал сотрудников
«Учреждения» высокоподнятой рукой. Завсегдатаи этого дома со вздернутыми, неприступными задами торопливо взбирались по ступенькам, не обращая никакого внимания на его дружественный жест.
Бывшие сов. служащие спешили скорей по своим кабинетам, скинуть
|