ВидЕние

  Среди валунов, отполированных волнами, стояла необычная для моря тишина.
  Заря ещё не поднималась.Тёмная вода, безмятежно раскинувшись, спала, - не шелохнулась.
 
  Всё было серым, одноцветным, но чуялась близость пробуждения. Небо гасило звёзды и холодней становилась теплая августовская ночь. Поплавки удочек, не вздрагивая, лежали веером на свинцовой глади воды. Белая песчаная коса, что врезалась далеко в море, просветлела. Белокрылой птицей лежала она под бледнеющим небосклоном. Казалось, что за первыми лучами она взметнётся суетливой чайкой в безоблачное небо.
 
  Вдруг, еле уловимый шорох лёгким веянием, будто взмахнула крылом эта огромная птица, коснулся моего лица. Видение чудесно преобразилось. И теперь по небу тронутому едва заметным заревом рассвета летела крылатая женщина.
  Полупрозрачная, белого цвета, с широко распростертыми руками, точно с большими крыльями, она летела ко мне в своём свободном дымчатом наряде. Платье её развевалось лёгкими волнами и заканчивалось перламутровым шлейфом. Лик, обрамлённый русыми распущенными волосами, румянился от прохладной зари. Поблёскивая золотом, волнистые волосы чудно развевались. Она спокойно взирала на меня из глубины розовеющего неба.
  Внезапно летящая резко опустилась на глянцевую поверхность воды. Я замер и следил.
  Это оказалась стройная девушка неземной красоты.
  Когда она приблизилась, край её полупрозрачного одеяния коснулся меня воздушной волной. Трепет мимолётного прикосновения пробежал по моим рукам, по лицу. Удивление моё сменилось страхом, страх - восторгом.
 
  Она стояла, улыбаясь, скрестив руки на груди. Весёлая резвость дробила лучи её взгляда, прекрасное лицо светилось, а большие зелёные глаза сияли добротой и благожелательностью. В одной руке она держала свежий, до боли знакомый степной цветок. В другой - сверкал серебристый символ лиры.
 
  Был август, а веяло весной.
 
  - Не закрывай своего сердца. Верь, любви, даже тогда, когда она приносит горе, - небесным голосом промолвила она. - Твоё сердце бьётся, чтобы отдать себя в слезах и страданиях неблагодарным людям, но отдать с искренней добросердечной улыбкой.
 
  - Нет, слова твои темны, я не могу понять их - чуть шевеля губами, ответил я.
 
  - Не ищи радостей - они мгновенны, как роса, но умирает роса, искрясь и улыбаясь. Горести же сильны и прочны. Так пусть в сердце твоём живёт любовь полная горести!
 
  - Ох, не понять мне тебя, не понять ... - прошептал я.
 
  - Да, да, я знаю вас просителей земных! Вам всё подай и моментально! Глаза твои грустны. Они хотят проникнуть в мою душу. Я обнажила её перед тобой. Бери и царствуй!
 
  Я рванулся к ней. Но дева, широко раскинув руки-крылья, мгновенно взвилась, и скрылась в синей бездне безоблачного неба.
 
  Лёгкое дуновение тронуло гладь моря. Вода зарябила, поблёскивая отсветом зари, и от прибрежных валунов потекло тихое хлюпанье пробудившейся стихии. Поплавки равнодушно покачивались на дробных волнах ряби, будто ничего не случилось.
 
  Ах, Муза! Волшебная, девственная красота женщины! Неуловимая, призрачная, но прекрасная - ты не знаешь пределов.
 
  О, Поэзия! Наслаждения и муки твои безграничны. Ты нищета и бесконечное богатство. Ты близка и дорога мне, как сама жизнь, но никогда не постичь тебя всецело.
 
  День разгорался новою зарёй.