Как скоротечно лето: моя любимая пора! Уверен, не всем по душе это время года: из-за жары и духоты в городе, работы от рассвета до заката в деревне. Только прожитые годы исчисляют в летах, этим как бы подчеркивая роль негласного лидера среди равных времен года. Осень подкралась незаметно, и не календарная, а настоящая. Часто октябрь с солнечными днями, дрожащим голубым воздухом, приятнее дождливого августа.
Давно собираюсь в деревню: проведать Петровича, поболтать вечером у чудо-печки, под шипение горящих дров, сходить на рыбалку. Как-то не выходило. Конец лета начало осени всегда много работы: люди спешат закончить ремонт до наступления холодов. Еще одна причина, наверное, главная: я, наконец, поменял машину. Моя «девятка», верой и правдой служившая мне почти два десятка лет, в последний год стала часто хандрить. Я прощал свою верную «ласточку» исправлял очередную поломку, но когда она в очередной раз заглохла, на этот раз на оживленном перекрестке, терпению пришел предел.
После недельной беготни по салонам и автоинспекции все формальности, наконец, были улажены. В пятницу я получил госномера и твердо решил: «Еду в Девицу!». По дороге закупил гостинцев старику. Знаю, будет ворчать, но не ехать сотню верст с пустыми руками!
* * *
Спинозу я увидел издалека: когда повернул на его улицу. Петрович что-то мастерил возле дома. Его домочадцы, угольно-черный пес «Бадулай», и кот «Маркиз» как обычно, рядом с хозяином. «Маркиз» примостился на торчавший над забором из штакетника кол, «Бадулай» лежал возле порожков, не мигая, преданно, наблюдал за хозяином, положив морду на вытянутые передние лапы.
- Здравствуй, Петрович, - по настоянию старика мы перешли на ты, - Как здоровье? Рыбу не всю в Девице выловил?
- Тебе оставил. – Спиноза протянул широкую ладонь с короткими пальцами.
«Бадулай, потревоженный моим приездом, вскочил. Сначала насторожился на подъехавшую машину, но узнав меня, лениво завилял хвостом, заглядывая в глаза хозяину. «Маркиз» на мой визит не отреагировал, по крайней мере, внешне: продолжал сидеть в той же позе, будто меня и нет.
- Живой, значит здоровье хорошее. – Петрович улыбнулся, - Машину купил?
- Да совсем захирела моя старушка, пришлось поменять.
- Красивая! – сделал заключение Спиноза, - Можно посидеть в салоне?
- Обижаешь, Петрович.
Старик забрался на пассажирское сидение. Погладил панель, кожу сидений ладонью.
-Красивая – повторил Спиноза.
- Не прокатишься?
- Нет! Спасибо, Николай. Я лет десять за рулем не сидел. Всему свое время. Шикарная у тебя машина, сколько кнопок.
- Это еще простая, для среднего класса. Я на своей «Ласточке» и клей в мешках возил и шпаклевку. Эту ждет та же участь. Еще не придумал, как ее называть.
- Раньше «Жигули» только у председателей были, у директоров. После, правда, стали и работягам отпускать. Страна рабочих и крестьян по статусу нужно!
- Тебе, Петрович, наверное, первому дали?
- Одному из первых. В семьдесят втором году. Я второе место на уборке зерновых занял по области. Тринадцать тысяч намолотил. Год был сложный: засуха. Талоны на машину давали, деньги у многих людей были .
- Ты же бригадиром работал!
-Да. Но за мной трактор и комбайн были закреплены. В посевную, уборку, всегда в поле, за штурвалом. Не моя штабная работа – всегда на передовой.
- Помочь по хозяйству Петрович?
- Не смеши. Мое хозяйство десяток кур и ушастых. Баньку сейчас истопим, посидим вечером. Утром на рыбалку. Небо расчистило: хороший завтра день будет. Сейчас на Запольном пруду карась белый идет, плотва на мотыля. На Дальнее съездим: щука, окунь берется.
- Петрович, куда скажешь, - Я обнял старика за плечи.
- Да? Ладно, я подумаю вечер, утром сообщу свой план. – Спиноза снова улыбнулся, не скрывая, что рад моему приезду.
- С удовольствием! Только я за рулем: сейчас строго по нулям показание.
- Ты о чем? Кагора бутылочка у меня припасена: святое вино. Надо после бани. Беседовать можно и за чаем.
- Согласен!
Настроение поднялось, как и барометр давления на улице. Чудесный старик – Спиноза! В городе мне не хватает его.
* * *
Газовое отопление Петрович установил, как и все односельчане: лет пятнадцать назад. Только ставшую ненужной печку не разломал. Он нашел печника, который увеличил топку, поставил большую чугунную дверку видимо из котельной. Так появилась «чудо-печка Спинозы»: камин с дверкой.
- Евдокия моя любила на огонь смотреть, попросила не ломать, - объяснил мне назначение печки в доме газом и водяным отоплением Спиноза. – Мне тоже передалось. Взгрустнется, растоплю. Сижу, смотрю на огонь. Слушаю, как он шепчет.
Здесь, у камина мы и расположились с хозяином после бани, уставшие и раскрасневшиеся после парной. Осенний вечер накрыл задремавшее село. Тишина. Редкий лай собак, или далекий гул мотора иногда уловит слух и снова безмолвие. Хорошо!
Спиноза разогрел борщ, нажарил яичницу, нарезал хлеб, колбасу, ветчину. Разлил «Кагор» по стаканам. Выпили, молча, по-русскому обычаю занюхали кусочком хлеба, как водку. Вино Петрович не любил: предпочитал крепкие напитки. Сегодня ради меня сделал исключение, что льстило моему самолюбию: «Рад моему приезду»
Хорошо покушав, повторили остатки вина. Сытые и довольные подсели поближе к открытой дверки камина. Закурили.
- Видел у тебя в машине иконка, освятил? – первым заговорил хозяин.
- Да. Сейчас так многие делают.
- О, как! – Спиноза улыбнулся, обнажив еще крепкие зубы. – Заплатил тысячу, и святая колесница!
- Зачем ты так Владимир Петрович? Это свято!
- Что?
- Вера в Бога.
- Выходит все верующие кто машину осветил? Или по моде: все желающие?
- Кто, как. Я не фанатично, но верю.
- О, как! – снова улыбка. – Сомневаешься, значит?
- Нет. Я посты не соблюдаю, в этом году всего неделю продержался. В храм редко хожу: только по большим праздникам.
- Сочувствующий значит. Так раньше в анкете писали, если не член партии.
- Петрович, ты тоже дом осветил, хотя, как я вижу, в Бога не веришь.
- Кто?
- Ты! Если так говоришь.
- Как?
- Извини, Петрович. Судя по твоему разговору, ты смеешься над верой миллионов.
- О. как! – Спиноза встал. – Как быстро ты вывод сделал! Еретик Владимир Павлович значит!
Я стал подкладывать дрова в затухающую печку, не зная, что ответить хозяину.
- Извини, Петрович если обидел. Я имел ввиду …
- Нет, давай по существу … - разгорячился Спиноза. – Ты сказал: веришь, но умеренно. Я вот не могу понять такой веры. Или ты считаешь, крестик на шею повесил, иконами дом, машину облепил и можно себя верующим считать?
- Почему? Я стараюсь по заповедям жить.
- Вот! – Спиноза поднял пожелтевший от никотина указательный палец к потолку. – Вот с этого вера начинается! Коли человек не выполняет заповеди, он не может себя верующим называть.
- Как тогда называть?
- Сочувствующим, или уважающим данную веру. Верующий тот человек, который живет по Божьим заповедям. Правда, не много таких.
Я снова растерялся, не зная, что ответить деревенскому Спинозе. Он загнал меня в угол своими настойчивыми вопросами и рассуждениями. Конечно, он прав! Я сам не раз думал об этом.
- Вор украл миллионы у детей, стариков и будет воровать, - продолжал Петрович, - Сядет, сразу к Богу: «Помилуй!». Вчера по телевизору показывали, у заместителя губернатора в гараже мешки с деньгами нашли. Пачками по тысячи, пять тысяч! Куда брал столько, если потратить не может: все есть? Тоже говорит, верит в Бога умеренно. Да и не мог он один столько брать. Убийцы, кто дал им право жизнь чужую отнимать? Если самоубийство самый большой грех, то какова цена чужой жизни? И те туда же! Верующие! В себе надо чаще капаться, с совестью разговаривать. Вот с чего надо верить начинать.
- Не согрешишь, не покаешься, Владимир Петрович, - попробовал я пошутить, - Если с вашими догмами подходить все должны стать монахами. Жить в кельях. Так?
- Почему? Я про заповеди говорю. Нас в школе учили: «Религия способ угнетения трудящихся. Послушными управлять легче, чем свободными». Только у любой свободы есть придел, если живешь среди людей. Часто то, что хорошо тебе – противно другому. Когда трудно человеку он чаще Бога просит, когда заедается – черствеет. Я тоже Новый завет читал. Мудреная книга. Вроде все правильно написано и доходчиво, но понять трудно.
- Что, например?
- О богатстве сейчас все говорят: «Талантливые, успешные, удачливые живут достойно». Кесарю кесарево значит. Читаю дальше: « Легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богатому в царство небесное» Почему? Потому что богатство на обмане создается. И нельзя по-другому. Всех страждущих да немощных начнешь жалеть, сам таким станешь. Почему тогда рвутся к богатству и о Боге говорят при этом? Мода! Все, смотрю, кто еще в ЦК КПСС сидел в храм пошли. Притесняли, зажимали свободу вероисповедания! Кто притеснял?
- Петрович у нас часто всю вину на вождей перекладывают.
- А те, кто рядом? Где они? Где был губернатор, когда его заместитель мешками взятки брал?
- Петрович вы прожили годы, когда о вере в Бога даже говорить запрещали. Даже думать.
- Конечно, так все говорили, Николай. Только когда я еще на срочную уходил мать мне «Живые помощи» в полу зашила. Потом война. Сколько я за семь лет штанов поменял? Хранил, прятал, перешивал.
- Боялись доносов?
Спиноза лукаво улыбнулся.
- Все боялись, потому что у большинства свои молитвы из дома были зашиты. Это тоже заповедь: « Почитай отца своего и мать свою». Мать зашила – надо сохранить. Мать – святое для человека.
- Сохранили молитву?
Хозяин помолчал, словно вспоминая.
- Да. Затерлись все буквы до дыр, но домой привез. Матери вернул.
Я перешел на вы, даже не заметив этого. Петрович припер меня своей «исповедью о вере». Как можно говорить о вере и грешить? Не раз, не два, а ежедневно! Я не находил для себя ответа, успокаивая свое второе я общей фразой: «Так все живут. Значит так надо». Спиноза, конечно, задал бы новый вопрос: «Кому? Кому, надо?»
- Владимир Петрович давайте сделаем вывод из нашего разговора.
- Зачем?
- Мы весь вечер вели беседу, даже спорили. Что вы хотите сказать в заключении, – я боялся, что Спиноза замолчит, или уйдет от ответа, как часто делал. – По вашему убеждению все люди безбожники кроме тех, кто служит Богу – монахов.
- Почему?
- Вы битый час пытаетесь мне это доказать.
- Священники тоже грешат.
- Тогда выходит, верующих нет совсем, по вашему убеждению. Все люди прикрываются верой, как партбилетом КПСС раньше.
- О, как! – Спиноза снова встал, закурил. – Мы, Николай, беседуем с тобой, мнение свое высказываем. А ты меня и в еретики записал, и вывод за меня сделал. Я говорил, и буду говорить: «Вера начинается с исполнения заповедей, а не цены креста на твоей шее».
- Петрович, мы сложную тему затронули для своей беседы. Вера для человека главное. Верой человек отличается от животного.
- Согласен, - впервые за вечер не оспорил мои слова Спиноза, - Я тоже это тебе доказываю. Только у нас немного разные ответы на один и тот же вопрос.
- Да уж! Разные, – я развел руками, - В споре рождается истина!
- Не соглашусь. Вера не тот случай, где нужно искать истину. Вера должна быть одна. Она либо есть, либо ее нет. Истину часто подстраивают под себя те, кто имеет такую возможность,
