Яхонтова книга

рассказывай о себе… Ты не думай, будто мне неинтересно – просто всякое бывает. Вдруг под пыткой что-нибудь расскажу. Да и просто проговориться могу. Дора говорила, что я болтлив, как сорока».
Я понимала – он по-своему прав. Поэтому ничего о себе не рассказывала».
Когда до границы оставалось полдня пути, на них напали разбойники. Один из них грубо сдёрнул с Алисии покрывало. И присвистнул: «Ух ты, какая красавица!». Трое его товарищей стали снимать с неё платье. Но Феб не дал им этого сделать.
«Горация, беги!» – крикнул он, нанося обидчикам удары кулаками.
«Я колебалась: может, я смогла бы Фебу помочь. Но Феб сказал:
«Да беги же! Я отобьюсь!»
«Глядя на его крепкое телосложение и здоровые кулаки, которыми он ловко отбрасывал в стороны всех четверых, я верила: отобьётся.
Я убежала вперёд и оставшиеся полдня ждала, когда Феб догонит меня на телеге. Солнце уже садилось за горизонт, а Феба всё не было видно. Тогда я вернулась назад – посмотреть, всё ли с ним в порядке.
Он лежал лицом вниз, истекая кровью, с ножевой раной на спине. Я принялась звать Феба. На мгновение он открыл глаза:
«Это ты, Горация?»
Рядом с ним стояла телега без лошади. Чуть в стороне сиротливо лежали деревянные рамы и валялась чёрная ткань – единственное, на что не позарились разбойники. Я попыталась было поднять Феба и положить на телегу, но он меня остановил:
«Не надо. Оставь меня здесь. Я хочу умереть на родной земле».
Последний раз он взглянул на меня, улыбнулся, прошептал: «Прощай». Затем, к великому горю, этот добрый смельчак умер. Я закрыла ему глаза. Упокой Святое Небо его душу! Хочется верить, что на том свете он встретит ту, которую любил до последнего вздоха».
Так, с крыльями за спиной, Алисия одна добралась до границы, а после – до королевского дворца…
«Когда моё письмо попадёт к тебе в руки, пожалуйста, напиши мне ответ. Расскажи, что с Феликсом.
Навеки твоя Алисия».
Взволнованный Гораций прижал письмо к груди. Листок бумаги, которого касались руки Алисии, казался ему в сто раз драгоценнее, чем золотая чаша – подарок от благодарного брата.
Золотая чаша… самая драгоценная из королевской сокровищницы. С какой радостью Гораций отдал бы её Фебу! И не только чашу. Ибо не было такой вещи, которую он бы пожалел для человека, помогавшего Алисии. И даже будь он так беден, что имел бы одну лишь рубаху – и ту бы отдал, не задумываясь. Ибо Феб стал для него дороже брата родного. Как жалел Гораций, что не сможет теперь пожать ему руку, обнять его по-родственному со словами: «Отныне ты всегда желанный гость в моём доме».
Оставив матери потчевать гонца, юноша взял в руки перо и бумагу.
«Дорогая любимая Алисия…»
Нет, так не пойдёт. Не подобает ему, деревенскому парню, так обращаться к принцессе.
«Здравствуйте, Ваше Высочество! Сердечно благодарю Вас за то, что Вы беспокоитесь обо мне и моих друзьях. Также благодарю Его Величество за подарок – это большая честь для меня. Весьма соболезную по поводу кончины Феба. Жалею, что не могу высказать ему благодарности и признательности за Ваше спасение».
Он тщательно подбирал слова, стараясь придерживаться холодного почтительного тона.
Написал он ей и о том, что случилось с ними со всеми после того, как Алисия улетела. Хотя о многих из тех событий она наверняка уже знала.
Рассказал ей Гораций и о том, что было после возвращения на родину. И о том, как чешуйка золотой саламандры разбудила Камиллу и отца Феликса, и о том, как ею же, наконец, сожгли злосчастную книгу, и о Феликсе, который по-прежнему находился между жизнью и смертью.
Его рука так и рвалась написать, как он любит Алисию, как скучает по ней. Написать, что каждую ночь она является ему в сновидениях, и по утрам не хочется просыпаться. Хоть слово о любви, одно лишь слово! Но вместо этого он заставил себя написать несколько фраз о политике.
«Я рад, что войны между вашим королевством и Зелёными Водами не случилось. С пониманием отношусь к Вашему решению отречься от престола в пользу Юлиана Первого.
Моё почтение Вам и Его Величеству!
Гораций».
- Вы так бледны и взволнованны, - заметил гонец, когда юноша отдавал ему письмо. – Что-то случилось?
- Нет, ничего. Скажите Алисии… Её Высочеству… Впрочем, ничего не говорите. Она и так всё поймёт. Счастливого пути!
Попрощавшись и поблагодарив за гостеприимство, гонец вскочил на лошадь и понёсся быстрее ветра – назад, в своё королевство.
Гораций остался стоять на пороге дома и смотрел в ту сторону, куда он уехал. Как бы ему сейчас хотелось быть на месте того счастливца! Увидеть бы Алисию... хотя бы издали… Нет, лучше и думать забыть. Всё равно вместе им быть не суждено.
Будто во сне он видел, как подбежала к нему взволнованная Стефания. Что-то она ему говорила… Феликс… Кажется, она назвала ему имя.
- Гораций, что с тобой? Ты в порядке?
- Да… Ты сказала, Феликс… Что с ним?...

***
- Раньше всё было по-другому. А теперь между нами как будто кошка пробежала. Что ни день - то ссора.
При этих словах Марк вздохнул, сорвал ближайший к нему колосок и принялся мять его в своих руках.
- Пойми, так больше не может продолжаться. Ты ведь любишь меня? Скажи, любишь?
«Я люблю тебя, Марк!»… Сколько раз это бескрайнее поле было свидетелем этих слов! Сколько раз лёгкий ветерок передавал Марку всю их нежность и страстность, и любопытные колоски покачивали головками, глядя на сплетение рук, на слияние губ, и шелестели ей в такт: «Любиш-ш-шь, любиш-ш-шь».
- Да, - ответила Камилла и сама себе удивилась: насколько неуверенно это прозвучало теперь.
Юноша, казалось, не услышал в её голосе этих ноток.
- Тогда пообещай мне, что никогда больше не придёшь в дом кузнеца Эдмундаса… Ну, чего молчишь?
- Нет, Марк, я не могу этого обещать.
- Значит, ты любишь Феликса?
Лицо его запылало от ярости. В следующую секунду он схватил Камиллу за плечи и принялся трясти с такой силой, что, казалось, вот-вот вытрясет из неё всю душу.
- Говорит, тварь, ты его любишь?
- Прекрати, Марк, пожалуйста…
- Значит, любишь. Только вот не быть вам вместе.
Раньше девушка сказала бы, что и не желает быть вместе с Феликсом. Хотела она сказать это и сейчас. Но, к своему собственному изумлению, лишь спросила:
- Почему?
- Потому что он тебя не возьмёт… порченую.
Прежде чем до Камиллы дошло, что он собирается делать, Марк схватил её в медвежьи объятия.
- Никто не возьмёт… кроме меня, - шептал он, как обезумевший, пытаясь сорвать с неё платье.
- Пусти, Марк… не надо… пожалуйста.
Девушка пыталась вырваться, но Марка это только раззадорило ещё больше. Повалив её на землю – прямо в колосья – он быстро снял с себя портки и, зажав ей рот рукой, задрал платье…
И тут же упал от удара кулаком.
- Ишь, насильничать он тут удумал! – сердито проворчал кузнец Эдмундас. – Сейчас я тебе задам, щенок!
- Я не виноват, - заскулил Марк, боязливо косясь на его кулаки. – Она сама!
- Я тебе дам – сама! А ну пошёл отсюда! Да смотри: обесчестишь девку против воли – так отделаю, мать родная не узнает!
Марк не стал дожидаться, пока кузнец выполнит обещание – ушёл, надевая на ходу портки.
- Поднимайся, Камилла, - обратился Эдмундас к девушке. – Пошли, чайком, что ли, напою. По-соседски.
Вскоре она сидела за столом в доме кузнеца, и самые разные мысли роились в её голове. Неужели Марк мог так чудовищно измениться? Или он всегда был таким? Сказал бы ей кто-нибудь раньше, что её возлюбленный способен снасильничать – ни за что бы не поверила. А теперь…
Что будет теперь, Камилла не знала. Понимала только одно: как раньше уже не будет. Никогда. После того, что случилось сегодня… Даже если оного, собственно, и не случилось – неважно. Ибо нет больше главного – доверия.
Ещё девушка думала о том, как у людей язык поворачивается осуждать Миранду. Ладно бы, у мужчин, а то у женщин, у девушек. И ведь каждая из них наверняка уверена: уж со мной-то никогда… Разве что Стефания всё понимает.
«Знаешь, я всё думаю, - призналась ей как-то кузина. – Если бы у моей матери родилась Миранда, а я родилась бы у её матери – тогда бы я точно так же писала бы ей о том, в чём постеснялась признаться, глядя в глаза. А она бы читала сейчас моё письмо».
Виновата ли Миранда, что на Скотном дворе не нашлось никого, кто сказал бы похотливым самцам: тронете девочку – битыми будете?
- Может, ещё чаю налить?
Не успела Камилла ответить, как из соседней комнаты послышался стон. Забыв про чай, девушка и Эдмундас бегом устремились туда.
- Феликс! Феликс! Ты живой!
- Камилла…
- Я здесь…
- Камилла… отец… Где я?
- Ты дома, Феликс.
- А что с Горацием… с Никой…
Он хотел было ещё что-то спросить, но голос его не слушался.
- Они все живы и невредимы, - поспешно ответила Камилла. – Мне Стефания рассказала. Если хочешь, я тебе расскажу. Но сейчас…
- Ты проснулась, Камилла… Значит… значит, всё не зря…
- В жизни ничего не происходит зря, сынок, - ответил Эдмундас, украдкой смахивая слёзы радости.
Феликс посмотрел на Камиллу. Слабая улыбка тронула его бледные губы. Девушка улыбнулась в ответ.

***
Новость о том, что Феликс пришёл в себя, быстро разнеслась по всей деревне, вызвав среди сельчан всеобщую радость. Не разделяли оной, пожалуй, только двое: Марк и бывший колдун Александр. Последний пытался уговорить Марка:
- Заплати мне, и я сделаю Феликсу порчу на смерть.
- Вот тебе дуля, старый пень! – ответил парень со злобой. – Вся деревня знает, что ничего ты уже не сделаешь. Ищи другого дурака!
Через пару дней Феликс чувствовал себя лучше, хотя был ещё слишком слаб, чтобы встать с постели. К тому времени он успел уже узнать от Горация всё, что происходило с ними в Королевстве Зелёных Вод.
- Ну ты даёшь, Гораций! – воскликнул Феликс, когда услышал, как ловко его друг провёл тамошнюю полицию. – Никогда не думал, что ты так хорошо преуспеешь в интригах!
- Я и сам не ожидал… Надеюсь, ты не обижаешься, что я отдал Алисии твои крылья?
- О, нет, нисколько! Ты же знаешь, Алисия мой друг… Но почему ты не хочешь больше её увидеть? Ты же её любишь.
- Ты понимаешь, она принцесса, а я… Что я могу ей дать? Да и захочет ли она всё бросить и уехать со мной в деревню?
- Мне показалось, она бы поехала с тобой хоть на край света.
Не успел Гораций возразить другу, как в дверь постучали.
- Я открою.
На пороге стоял Марк, весь красный, взволнованный. Прежде чем Гораций успел что-то сказать или сделать, незваный гость поставил ногу в дверной проём.
- Я пришёл поговорить с Феликсом.
- Может, не сейчас? Просто Феликс ещё не совсем здоров…
- Нет, нам надо поговорить прямо сейчас. Пусти меня!
- Потише, Марк, не кричи…
- Кто пришёл? – спросил Феликс слабым голосом.
- Это я, Марк! Поговорить надо.
- Если так, то проходи.
Горацию ничего не оставалось, как впустить Марка и, закрыв дверь, последовать за ним в комнату Феликса.
- Вот что, любезный, - начал Марк без всяких предисловий. – Забудь о моей Камилле вовсе. Она любит меня. К тебе же испытывает только жалость. Она моя и будет моей. Ты меня понял?
Феликс внезапно побледнел. Гораций испугался, что его друг сейчас лишится чувств. Но тот неожиданно взял себя в руки.
- Да… да, я понял.
- Вот и замечательно! – откликнулся гость, довольный, что так быстро удалось достичь согласия.
Горация так и тянуло сказать ему что-нибудь резкое. Лишь нежелание затевать скандал в комнате больного сдерживало его от этого.
«Если ты