Глава 6.
- И чего она не хочет, как все нормальные бабы, по любви? - зудел Змей, ковыляя вслед за есаулом, которому Лариса вернула кобылу, сбрую и саблю.
- Думай, что балаболишь. По любви. Где нормальные бабы и где девка твоя, подкаменная. Не ты ли поминал давеча трезвый рассудок и твёрдую память?
- Рассудок и память - это одно. Любовь - совершенно другое. Слышал, наверное, в народе говорят - "любовь зла"?
- Умный ты, Змей, как я посмотрю. Даже дрожь пробирает, насколько умный. Хватит ли нам твоего ума на то, чтобы найти нужного "козла" по заказу?
- У нас козырной валет имеется, забыл?
- Француз? Как забыть? Захочешь - не сможешь.
Кобылу лейтенанту Лариса тоже вернула. Для чего всем пришлось поволноваться и попотеть, а Змей, даже, чуть не погиб геройски, поскольку ему досталась почётная обязанность поймать, падающую с обрезанных верёвок, лошадь.
Кобылу Лариса вернула, панталоны - нет. Только плечами пожала, глубоко задумавшись. Так и ехал француз в седле, без портков, но в шляпе.
- На Запорожской Сечи в таком виде показываться нельзя, - размышлял есаул. - Засмеют, век не отмоешься.
- Зачем нам Запорожская Сечь?
- Новости послушать. Припасом съестным, огневым прибарахлиться. Кумекаю я, что жениха нам голыми руками не взять, либо - с боя, либо - кражей.
- Девок крал, коней крал, яблоки молодильные крал. Мужиков не крал, - признался Змей.
- Да, - согласился с ним Полубок. - Дело новое, не опробованное. С кем бы посоветоваться?
- С ведьмой.
- С какой?
- С кумой Гарпиной.
- Что за кума? Первый раз слышу.
***
Кума Гарпина жила неподалёку, полдня пути, уединённо, в стороне от Большой дороги и населённых пунктов, что делало её адрес привлекательным вдвойне.
- У кумы есть шмотки и зелья, которые французу помогут вернуть мужественный образ и разум, - рекомендовал Змей.
- А что мы предложим ей взамен? - сомневался есаул. - Золота у меня нет. Серебра, меди тоже. Махорка кончилась. Покурить бы! У тебя-то, кстати, в загашнике ничего не завалялось? Бают, что вы, аспиды допотопные, сокровища подгребаете, в пещерах хороните. За какой такой, спрашивается, надобностью? Зачем чудовищам деньги?
- Кто бает? - обеспокоился Змей.
- "Кто-кто"? Люди. Старики, дедовья.
- Врут! Однозначно, врут! Зачем чудовищам деньги?
- Вот, и я говорю - зачем?
Они помолчали.
- Ну? - сказал есаул.
- Что?
- Неужели тебе талера жалко на общее дело?
- Какого талера?
- Всё равно какого, лишь бы блестел. Думаешь, ведьма разбирается, чей орёл и профиль на монете отчеканен?
- Нет у меня денег. Ты сам сказал, что я чудовище, а чудовищам деньги не нужны.
- Я сказал, а ты, пройдоха, слишком быстро согласился. Вздрогнул, как девица на выданье, и голос твой умаслился. В пуху, значит, твоё рыльце. Дай талер, не жмись. Может, от одного талера судьба наша решится, не только моя и француза, но и твоя. Не мне судить, какой ты из себя самец, но Лариса тебе точно спуску не даст.
Змей начал ругаться, очень нехорошими словами, и ругался долго. Есаул слушал молча, ус накручивал на палец, ухмылялся. Удивительно, как один потёртый талер способен вызвать к жизни настоящий каскад негативных эмоций.
- Ты закончил? - спросил есаул, когда в горле у Горыныча пересохло, и его сразил приступ болезненного кашля. - Не нахожу я за собой греха, по которому попал в товарищи такому гиблому отродью, как ты. Уж не франкмасон ли ты?
- Агхар! - подавился Змей.
- Ага! - воскликнул Полубок. - Не в бровь, а в глаз!
- Я бы попросил вас! - налился дурной краской Змей. Щёки его раздулись, глаза выкатились и, вообще, вид его приобрёл устрашающий характер.
- Так, что? Дашь талер или нет?
