Откровение Капитана. II

Часть 2.

- Проходите, располагайтесь, - сказал капитан, пропуская впереди себя корреспондента-полковника, при входе в кабинет командира батальона.
- Вот, батальон в наряде, решил картами и схемами заняться, скоро на полигон выезжать, РТУ, БТУ и т.д., - словно извиняясь за ворох бумаг на столе, сказал капитан, давая понять, что свободного времени для беседы нет.
На Т-образном столе командира батальона были разложены карты, схемы, графики, исписанные и не один раз перечерканные таблицы. Все говорило о том, что исполняющий обязанности командира батальона готовился к выезду на полигон и времени действительно катастрофически не хватало.

- Закуривайте? - как будто не замечая вороха документов на столе и слов капитана, сказал полковник, достал из кармана рубашки пачку сигарет и бросил на середину стола, поверх всех документов.

По правде сказать, замкомбата был и сам подвержен пагубной привычке табакокурения, но курение в кабинетах батальона и канцеляриях рот, не одобрял, а порой прибегал к мерам воздействия на нерадивых подчиненных.
Не в правилах капитана было уступать и наглецам, какого бы то не были они ранга или звания, потому он сначала хотел ответить полковнику также нагло, запретить и все. Знай, мол, кто в доме хозяин и нарушать установленный порядок никому не позволено.
Капитан открыл рот, чтоб ответить москвичу в том же тоне, но в последний момент передумал: «Да черт с тобой, один раз можно и нарушить собственные принципы, не каждый же день такие птички приезжают из Москвы».

- Вообще-то я запрещаю курение в кабинетах батальона, но ради высокого гостя из столицы, можно нарушить свои принципы. Курите, я сейчас форточку открою, - как можно мягче ответил замкомбата и, чтоб не было заметно мгновенно вспыхнувшей ярости в глазах, отвернулся к окну.

- Командир отличного танкового батальона в творческих муках рождает гениальный план проведения ротных тактических учений, не плохое начало для статьи, так комбат? – продекламировал полковник, показывая на груду бумаги на столе, - закуривайте, из столицы, родиной пахнут.

- Спасибо за привезенный запах родины, только я считаю, что Родина пахнет немного по-другому, а эта гадость везде одинакова, что здесь, что там, в Союзе, - парировал капитан, опускаясь на стул за столом командира батальона, тем самым приглашая и гостя последовать его примеру.

- А, Вы, как я вижу, колючий, палец в рот не клади, отхватите по самый локоть, - уже более мягче сказал полковник, - и вправду командир и парторг говорили мне, что с Вами не так просто говорить.

- Давайте так, товарищ полковник, что и как говорили командир полка, замполит или еще кто-то, я не знаю. На данный момент меня волнует другое. Первое: у меня выезд на полигон через три дня, а дел выше головы, - и капитан провел ладонью правой руки поверх своей головы, - второе: Вы уедете в свою Москву, напишите, а я потом буду здесь расхлебывать вашу писанину. И третье: Вы все по заслугам с орденами и почетом, а я в одночасье превращаюсь из отличного замкомбата, в очень плохого ротного, да еще и с вылетом в Союз. Так что давайте так, Вы задаете вопросы, я отвечаю.

- Да, а Вы на самом деле не тот человек, как кажетесь с первого взгляда. Где ж Вас так обидеть успели, служите не так, уж, много, а столько подозрительности и нелюбви к журналистам. А кого Вы имели ввиду, когда сказали «Вы все с орденами и почетом...», это про кого?

- У меня, товарищ полковник, хорошие учителя были, да и школа неплохая. Сначала задушевные разговоры, перекуры по душам, иногда и по стопочке, а потом тебе шишь с маслом, а они с красными звездами, а еще хуже, если они же в душевной обстановке все разузнают и тебя на следующее утро на партком. Так что я, товарищ половник, насмотрелся на все это, знакомо не понаслышке.

- Вы имеете ввиду Афганистан? – полковник потянулся за очередной сигаретой, но прикуривать не стал, - я тоже там был и тоже кое-что видел.

- Я с вами спорить не стану, каждому досталось по своему, но там я понял главное, в армии политработников не должно быть или их функции ограничить по максимуму. А про то, что вы там видели, мы это видели каждый день и каждый час. Только звезд и медалей у командиров меньше, чем у замполитов. Особенно это относится к тем политработникам, которые по своим обязанностям не принимали участие в боевых действиях. Но зато с полным комплектом наград уезжали.

- Отчасти я с вами могу согласиться, но это только отчасти. В основной своей массе политработники зарекомендовали себя очень и очень положительно. Так что Вы зря, наверное, так плохо отзываетесь о них. Вам, просто, не повезло на хороших политработников.

- Ну, да, не повезло. Может быть и не повезло, - капитан понял, что наговорил лишку, мало ли что у этого полкана за спиной, так и из Германии можно вылететь, но остановить себя замкомбата уже не мог. Слишком много накопилось, это все не давало спокойно жить и требовало выхода. Нужен был человек, которому нужно было все это выложить, рассказать, просто, поговорить. Да и не то время сейчас, все-таки перестройка. Так думал капитан, а вслух произнес:
- Холеный полковник, приезжает и начинает учить уму-разуму, как проводить занятия по стрельбе, по строевой подготовке, по физо. И это все на заставе. Где я и мои солдаты ежеминутно находятся под прицелом снайпера. Вы себе можете представить, проведение занятий по строевой подготовке через оптический прицел винтовки «бур»? Вы ее видели? - почти крикнул капитан.

- А он, этот холеный полковник, от жира, аж, лоснится, сапоги блестят хоть брейся, как в зеркало, все изгаляется и изгаляется. То ему конспект по политзанятиям не так написан, то не рукой ротного, а то начинает ржавость трусов у солдат проверять. Сучара. Потом встречаешь в штабе округа, а он хорошо, что с одной, а то и с двумя красными звездами на кителе, - сорвавшись почти на крик на одном дыхании выпалил офицер.
Капитан остановился, как будто наткнулся на какую-то преграду.

Внутри все клокотало, бушевало и требовало выхода. Все, что было сказано ранее только подогревало, подхлестывало к следующему выплескиванию горькой правды. Он не хотел осознавать, что перед ним представитель того же уровня, про который он только что говорил. Останавливаться было поздно. Утешением было только одно, полковник ничего не записывал, и поэтому многое услышанное, может быть забыто или написано мягче, чем сказано капитаном.


(Продолжение будет обязательно, но чуть позже...)