суеверную Екатерину Медичи.
Она встала и медленно пошла к зданию клиники. Здоровенный санитар как тень следовал за ней. Я тоже встала.
- Дурак ты, - бросила я Жильберу. – Рисовал бы и рисовал. А с историей и религией, а в особенности с историей религии, всегда шутки плохи. Правда, даже если она от бога, никому не нужна, если есть догма.
- Ты права, - тихо сказал он.
Я ещё раз окинула взглядом это недоразумение и поспешила за ней.
…Мы бегали друг за другом, перепрыгивая через кровати. Он пытался схватить меня, но я всё время со смехом вырывалась, юркая как змейка. Наконец он загнал меня в дальний угол палаты, где стояла моя кровать. Я запрыгнула на неё мягко, как котёнок и, свернувшись в комочек, лукавым зверьком поглядывала на него. Он, тяжело дыша от бега, подошёл и сел на кровать. Я, вытянувшись в струнку, улеглась перед ним. Он погладил меня по руке. Я резко села и начала раздеваться.
- Ты что? – спросил он, резко вскочив.
- Не притворяйся, - криво улыбнулась я. – Ты ведь этого хотел? Ведь хотел, да? – Я пристально смотрела в его глаза. Все его мысли я видела насквозь, как будто его голова была стеклянной, а они словами в книге. Вот сейчас, неожиданно для себя он тоже стал раздеваться. «Ведь ты этого хочешь… Ведь ты хочешь… Ведь хочешь… Хочешь…», - сейчас стучит у него в голове.
Я пододвинулась, и он прилёг рядом. Я обнажённая недвижимая и холодная, лежала, глядя в пустоту. Он облокотился на локоть и посмотрел сверху вниз на моё лицо. Я видела своё отражение в его глазах: острые бледные линии моего лица словно застыли и, если бы не лёгкое мое дыхание, ему могло бы показаться, что рядом с ним лежит греческая статуя. Он оглядел меня. Да, с телом мне ещё повезло: чистый высокий лоб, прямой нос, свежие пухлые губки, ровный подбородок, маленькая нежная шейка, тонкие белые руки с длинными тонкими пальчиками, маленькая крепкая грудь, упругий плоский живот, кончавшийся тёмными кудрями, скрывавшими маленький розовый клитор, округлые небольшие бёдра, переходившие в стройные рельефные ножки, и маленькая стопа Золушки с нежно-розовой пяточкой. Словом, идеал женщины.
Он кончиками пальцев прикоснулся к моей груди и несколько раз, почти не касаясь, очертил сосок. Я не первый день жила на свете. Я помнила все свои телесные ощущения, но всё равно не могла совладать с собой – моё тело зажглось, сердце под его рукой застучало сильнее, а кровь быстрее побежала по венам. Моё тело засветилось: вместо мраморной бледности оно окрасилось бледно-розовым цветом. Он прикоснулся к другой моей груди. Моё тело сильнее затрепетало. Оно стало розовым, но словно покрытым прозрачной плёночкой. Он слегка прикоснулся к моим губам. Затем медленно провёл тонкую полоску от шеи до моих кудрявых зарослей внизу живота. Я уже не могла сдерживаться: спина моя выгнулась, а я, схватив его за шею, приникла к его губам. Я крепко прижимала к себе его голову и гладила по волосам. Я прижимала его к себе всё сильнее и сильнее, как будто хотела срастись с ним. Наконец он вырвался из моих рук и повалил меня спиной на кровать, прижимая своим разгорячённым телом. Я опять схватила его голову и впилась в его губы. Он, осмелев, начал мять мою грудь и зад. Соски мои, мирно лежавшие под его руками, набухли и потемнели, грудь приподнялась и затвердела, стала упругой, как надутый мячик. Я ласкала его спину, впившись в его губы, а он всё яростнее мял мне груди и зад. Вдруг меня словно что-то подбросило: я вырвалась из его рук и с размаху села на него верхом. Боли я не почувствовала, только его член внутри себя. Он застонал. Отражаясь в тёмном окне в сумраке ночи, я казалась себе вавилонской блудницей, сидящей на библейском звере: волосы разметались по плечам и спине, глаза горели так, что даже искажённое отражение окна не могло скрыть их блеск, тело пылало, и мне казалось, что по моим венам бежит раскалённый жидкий металл. Я оседлала его и не хотела прекращать скачку. Затем, достигнув пика, я упала ему на грудь и снова впилась в губы. Я видела, что моя кровь текла по его ногам, но я не чувствовала боли. Судя по нему, он вообще ничего не замечал. Вдруг он резко развернулся и лёг на меня, целуя в шею и грудь. Я всё яростнее ласкала его спину, шею и плечи, а он, лёжа на мне, целовал моё бархатистое тело и заросли кудрей внизу живота. Он несколько раз прикасался к моему клитору, вызывая в моём теле маленькие взрывы наслаждения и истому с яростным желанием пика. Я сладострастно стонала, выгнув спину, а он продолжал двигаться внутри меня.
Наконец он устал и положил голову мне на грудь, но я хотела продолжения. Я перевернула его и снова села сверху. Недовольная его отдыхом, я, задыхаясь, шептала ему:
- Ну что же ты?.. Что же?
- Какая же ты… - прерывисто дыша, шептал он в ответ. – Какая же… ты…
- Какая? – спрашивала я, продолжая ласкать его. – Ну, какая?
- Ненасытная ты… - бормотал он, не отрывая глаз от меня.
- О-о! А ты… - Видя, что продолжения от него ждать не следует – его член обмяк во мне и выскользнул уже, как умершая гусеница. – А ты! Ну что же ты! – презрительно бросила ему я и соскочила с постели.
- Какая же ты… - шептал он, полузакрыв глаза.
А я стояла в свете луны – прекрасная и неутомимая. Мои волосы шевелил ветер и, казалось, что они живые.
- Какая же ты… - продолжал шептать он и открыл глаза. Я возвышалась над ним, гордая своей победой над несовершенством мужского тела.
- Кто ты? – вдруг вскричал он.
И было от чего. Мои светлые волосы стали угольно-чёрными, прямой нос мой выгнулся и слегка загнулся, губы стали ещё полнее и чувственнее, а лба вообще не было видно – отражение в стекле хоть и не обладало чистотой зеркала, но давало представление о тех изменениях, которые вдруг начали происходить в моём облике. В глазах этого смертного я видела отражение жёлтого блеска своих глаз.
- Кто ты? – со страхом повторил он.
Огромная радость наполнила меня и я крикнула во всё горло:
- Да! Это я! – Крик мой отражался от стен и наполнял собой всю палату. Я рассмеялась диким смехом. Его сатанинские раскаты так же отскакивали от стен и исчезали где-то под потолком. – Я! Это всё я! А ты – ты только посмотри на себя!
Он опустил глаза на своё изменившееся тело и вскрикнул: оно, некогда могучее и мускулистое, которому могли позавидовать спортсмены, скукожилось, высохло, похудело и покрылось сетью морщин. Он схватил с ближнего стола небольшое зеркало и поднёс к своему лицу. На него смотрел череп с натянутой на него старческой кожей. Запавшие глаза, обведённые чёрными кругами, тускло смотрели мёртвым светом, пересохшие истончившиеся губы потрескались. Он поднял свою некогда накачанную руку, но увидел лишь кости скелета с натянутой на них дряблой кожей.
- Что ты сделала? – яростно хотел прокричать он, но не узнал своего некогда зычного голоса – из его горла раздался лишь какой-то скрежещущий хрип. – Что ты со мной сделала, ведьма? – Он закашлялся.
- Я колдунья, а не ведьма. – Я встала перед ним, во весь свой ставший высоким рост. – И разве ты не знал, что за ночь любви с колдуньей смертный платит жизнью? Что безнаказанно меня иметь может только такой же колдун, как я? Ты разве не знал этого?
- Нет, - тихо прошелестел он.
- Так теперь знаешь, - снова заорала я и рассмеялась. Энергия, переполнявшая меня, хоть и не нашла выхода в этом человеке, требовала выхода иным способом. – Теперь ты знаешь, смертный!
Приподнявшись было, чтобы посмотреть на себя или ударить меня, он упал на кровать, выронив зеркало.
- Ты поимел меня, но не удовлетворил, - Я презрительно бросала слова в это человеческое недоразумение. - А теперь ты умрёшь. Не надо пытаться трахнуть женщину, если хочешь просто утолить свою похоть. Её может оказаться сильнее. Ты поимел меня, - повторила я. – А теперь умрёшь, - прошипела я ему в лицо.
В этот момент за окном сверкнула молния и грянул гром. Он, снова приподнявшийся было на кровати, упал и испустил дух.
- Мой господин! – заорала я во тьму окна. – Его душа со мной! Я иду к тебе! – И, сжав невесомое нечто в кулаке с неестественно длинными ногтями, я прошла сквозь стекло окна, как будто его и не было. Я взлетела над уродливым квадратным домом, бросив последний взгляд на кровать с худым коричневым трупом, над которым поднимался какой-то сладковатый белый дымок, который медленно растворялся в воздухе. Я же свободная и восторженная, летела в черноту неба…
Внезапно я проснулась. Что за чёрт! Приснится же такое! Я вцепилась в край простыни и попыталась её потянуть. Что-то мешало мне. Я оглядела кровать и похолодела: охранник, который сопровождал меня на прогулке в палисадник вчера, без движения обнажённый лежал в ногах моей кровати лицом вниз. Простыня была в каких-то бурых и красных пятнах. Я взглянула на свои руки – они были в засохшей крови. Я приподняла простыню: низ живота и ноги так же были в крови. Я резко села на кровати и чуть не закричала от нестерпимой боли во влагалище. Боже! Что же это? Дрожащей рукой я попыталась нащупать пульс на шее санитара. Его не было. Я попыталась развернуть его. И тут моим глазам предстало страшное зрелище: его член, как будто вырванный с корнем, валялся рядом с кроватью в огромной луже крови. В его паху зияла чудовищная рана. Мои глаза заволокло туманом, и я истошно закричала, падая на подушки. Небытие накрыло меня своим успокаивающим покрывалом.
Что было дальше, я не помню. Действительность я воспринимала как сквозь толщу воды. Вокруг меня были какие-то люди, что-то кричали, меня куда-то несли. Меня кололи, но я не чувствовала боли. Меня избивали, но я не защищалась. Я даже не знала, были мои глаза открыты или закрыты, снова вокруг сон или явь. Меня о чем-то спрашивали, снова били, кололи, но я ничего не воспринимала. Такое состояние бывает, когда отходишь от наркоза: тот свет ты уже покинул, но на этот ещё не вернулся. Я не знаю, сколько прошло времени. Я не знаю, куда унесли тело санитара и начали ли следствие. Когда я очнулась, была глубокая ночь. Или мне так показалось, потому что я очнулась в полной темноте и тишине. Я попыталась повернуться, но оказалось, я опять привязана к кровати. Простыня серым пятном выделялась в полной темноте. Благодаря ей, я поняла, что не ослепла.
Я лежала с открытыми глазами без мыслей в голове и ощущений в теле. Я не чувствовала ни голода, ни холода, ни раскаянья, ни сожаления. Я была как бы вне тела, времени и пространства.
- Ну и зачем ты это сделала? – услышала я вдруг низкий и густой голос. – Твоя задача была искушать её знаниями, а не помогать ей убивать.
- Но Господин, - раздался другой, женский, голос. – Это было так скучно. Те искушения, которым я её подвергла, свели её с ума. Её душа жаждала увидеть. Я дала ей такую возможность.
- Увидеть? – прогремел первый голос. – Это не твоя работа! Хочешь быть наказана? Грязной работы ещё много. Могу обязать тебя её выполнить.
- Нет, Господин, - Во втором голосе слышалось и разочарование, и недовольство, и страх.
- Ты взялась делать не свою работу, - Первый голос был не на шутку рассержен. – Оставь её. Когда ты будешь нужна, я тебя к ней призову.
- Да, Господин, - смиренно ответил второй голос.
Я изо всех сил напрягла зрение. И вдруг я увидела у стены два светлых пятна: одно было ярче и больше, второе мелкое и тусклое. Яркое на мгновение
