ОБУЗДАТЬ БУРЮ

* * *
Она была ослепительна.
Боже, как же она походила на сестру – ростом, изяществом, цветом пшеничных кудрей, сиянием ясных голубых глаз, точёными чертами лица… и только родинка слева над верхней губой, которая делала улыбку Дженнифер такой трогательной, отличала их друг от друга.
Но на самом деле они не были похожи – абсолютно. Если рядом с Дженнифер он чувствовал себя легко и спокойно, то рядом с Оливией…
Вся она была будто летняя гроза, которая ослепляла и оглушала – росчерками молний на чёрном пергаменте неба, стремительностью хлынувшего ливня, алыми и золотыми всполохами зарниц…
Сравнения эти были, конечно, высокопарны – совершенно в духе лорда Байрона. Но других просто не находилось.
Буря.
Гроза.
Томас Олдингтон с детства панически боялся грозы.

* * *
– Ливи, а зачем ты заказала портнихе такое же вишнёвое платье, как у Дженнифер? Ты ведь не любишь, когда тебя сравнивают с ней. А сейчас ты хочешь быть на неё похожа?
– Это же на бал-маскарад, сестричка. Кто-то изобразит Орлеанскую Деву, кто-то – Чёрную Монахиню замка Сибервилль, ну а я хочу изобразить Дженнифер! Это забавно, разве не так?
– А Джен не обидится?
– С чего ей обижаться? Может быть, и ей захочется сыграть… меня? Пусть попробует, но у неё не получится. Хотя… давай мы не будем говорить ей об этом. Пусть это станет только нашим секретом – твоим и моим. Хорошо, Сара?
– Хорошо… А её жених, мистер Олдингтон? Он всегда такой серьёзный и скромный, а глаза у него серые… как дым, и очень добрые. Он вас нипочём не перепутает, он же любит Джен и узнает её под какой угодно маской! Потому что любовь – она видит сердцем!
– Дорогая моя малышка Сара, в какой из романтических баллад ты вычитала такую глупость? Право, мисс Эшли совсем не руководит твоим чтением!
– Ты нарочно дразнишь меня, Ливи! Ты хочешь подшутить над мистером Олдингтоном, да? Не обижай его!
– Ну что ты, детка! Я просто… хочу кое-что проверить.

* * *
Он был такой трогательный с этой своей серьёзностью и скромностью.
Жених её сестры Дженнифер, Томас Олдингтон.
И глаза у него и вправду были очень добрые, хотя порой он глядел на неё, Оливию, с каким-то почти мистическим ужасом. Это вправду было так забавно, и так умиляло.
Любовь видит сердцем? Какая чушь! Любовь слепа, малышка Сара, и у бога любви так же крепко завязаны глаза, как и у богини правосудия. Иначе он не метал бы свои проклятые стрелы так безрассудно. Так безжалостно.
Пора было проверить это.
Жаль, что дамам не положено держать пари, записывая их условия в специальные толстые книги, как, она слышала, делали это джентльмены в своих клубах.
Она бы побилась об заклад на десяток гиней, что Томас Олдингтон нипочём не распознает её в наряде Дженнифер, под карнавальной маской!
Оливия тряхнула кудрями и ликующе засмеялась.

* * *
Музыка выливалась из дверей и окон бального зала, летела по тёмному саду, зажигая в крови пьянящий огонь.
Леди Оливия Рамси, втихомолку пробравшись в отведённую дамам гардеробную, сменила голубое атласное платье, в котором открывала этот вечер, на шёлковое вишнёвое. Вырез по последней моде, пена кружев… Без помощи горничной переменить платье было не так-то просто, но она справилась. Как она справлялась с любым препятствием – легко и весело.
Так же легко, как мчалась по полям дедовского поместья на строптивом вороном жеребце – в мужском седле, со смехом выдернув поводья из рук Джона, шестнадцатилетнего мальчишки-грума, опешившего от неожиданности.
Так же легко, как убегала в разгар ночной грозы к озеру, выбравшись из окна своей спальни, и там зачарованно наблюдала, как молнии одна за другой раскалывали бездонную черноту неба.
Так же легко, как целовалась в пустой тёмной конюшне всё с тем же обмиравшим от страха и возбуждения грумом Джоном, беспощадно прикусывая его пухлые вздрагивавшие губы, дёргая за спутанные кудри, в которых застряли соломинки, и стискивая до хруста его исцарапанные пальцы, когда он пытался нарушить установленные ею границы дозволенного.
Только она обладала правом дозволять или не дозволять.
Кровь пела в её жилах – пела в такт скрипкам.
Почему дебютанткам сезона без разрешения старых грымз Олмака воспрещалось танцевать вальс?
Это было так глупо!
Сама она давно научилась вальсировать, заставив учительницу танцев мисс Дэвис показать ей шаги и фигуры этого неприличного, как считали грымзы Олмака, танца.
Ну и пусть! Она всё равно повеселится вволю – по-своему.
Интересно, осмелился ли Томас Олдингтон хоть раз поцеловать её сестру? Или Дженнифер целовала его сама?
Сейчас она это проверит.
Благо, Джен незаметно для всех уехала домой – её «тяжёлые» дни месяца проходили для неё воистину очень тяжело. Навряд ли она сообщила об этом своему Томасу.
Своему?
Он ещё не принадлежал Дженнифер, хотя они и были помолвлены.
Оливия вдруг вспомнила, как в детстве стремилась отобрать у сестры подаренные той игрушки.
Или сломать их, если не удавалось присвоить.
Почему ей вспомнились сейчас эти детские шалости?
Платье. Маска. Мушка над уголком верхней губы, так похожая на родинку Дженнифер. И удача.
Вот всё, что ей было сейчас нужно.
Оливия Рамси чувствовала такое азартное ликование, как будто на лисьей охоте раньше гончих заметила лисицу.

* * *
Томас облегчённо вздохнул.
Его чуткая сдержанная Дженнифер снова была рядом с ним. Его рука бережно касалась её пальцев сквозь белоснежную перчатку, подол её вишнёвого платья развевался в фигурах кадрили. А ведь кто-то говорил ему, что она якобы уехала домой. Что за ерунда, она не стала бы уезжать, не сказав ему.
Её голубые глаза ласково блестели в прорезях изящной карнавальной маски. Она всегда могла внушить ему уверенность, приободрить и утешить.
– Я счастлив снова увидеть вас, Дженнифер, – тихо вымолвил Томас, и она снова улыбнулась своей милой улыбкой.
Сразу после объявления помолвки они стали называть друг друга по именам. Вначале ему было как-то неловко это делать, но Дженнифер тогда сразу же преодолела эту неловкость своей тактичной заботливостью.
– А где же ваша сестра? – спросил Томас неожиданно даже для себя.
– Оливия… она внезапно занемогла и отправилась домой, – после некоторой заминки пояснила Дженнифер.
Она, кажется, удивилась. Его вопрос показался ей странным?
– Надеюсь, с ней не случилось ничего серьёзного? – спросил Томас слегка встревоженно. – Такой неожиданный отъезд… Это непохоже на вашу сестру. Она всегда такая… – Он запнулся и взглянул на невесту, ожидая подсказки. Дженнифер всегда угадывала его мысли.
Он привык к такому единству их мыслей и чувств.
Глаза её вновь блеснули. Ирония?
– Взбалмошная? Избалованная? Капризная? – насмешливо подсказала она, и Томас в панике качнул головой:
– Нет, нет, что вы! Стойкая. Упорная. Она бы просто не покинула бал без веской на то причины, просто потому что… ну, чтобы никто не подумал, что она может быть слабой.
– О-о, вы так хорошо знаете мою сестру, Томас? – снова засмеялась Дженнифер, и теперь в её смехе ему почудилась горечь.
Они вдруг остановились прямо посреди бального зала, так что другая танцующая пара почти налетела на них, и Томас тревожно спросил, склоняясь к ней и пытаясь поймать её взгляд:
– Я чем-то задел вас, Дженнифер? Мои слова обидели вас? Да… вы правы… я действительно не имею никакого права обсуждать вашу сестру. Прошу вас, простите меня.

* * *
Его глаза, очень серьёзные и добрые, были совсем рядом.
О, да это оказалось труднее, чем она предполагала – морочить голову Томасу Олдингтону!
Что ж, тем лучше. Он правильно угадал – и как он ухитрился так хорошо узнать её, они ведь и десятком фраз не обменялись за всё время знакомства! Любые трудности только возбуждали её, являясь для неё вызовом, который она всегда с радостью принимала.
Она, Оливия Рамси, просто не могла быть слабой!
Но ему надо было что-то ответить, он ведь так встревоженно смотрел на неё, бедняга.
Жаль, что раньше она отказывалась от прогулок в парке вместе с сестрой и её женихом, считая это довольно скучным занятием… тогда бы сейчас она точно знала, как они общаются между собой, о чём беседуют, что обсуждают.
– Ливи… Оливия всего лишь немного простужена, а чихать и кашлять посреди кадрили или менуэта не совсем прилично, согласитесь, – лукаво улыбнулась она, и тогда он тоже облегчённо улыбнулся ей в ответ. – Я бы не осталась на этом балу, – добавила она по наитию, – если бы Ливи серьёзно захворала.
Томас согласно кивнул, и Оливия поняла, что случайно угадала те слова, которые сказала бы сестра на её месте.
Всё это было довольно… напряжённым. Что ж, тем лучше.
– Прошу вас, проводите меня в сад, Томас. Я… немного устала.
Оливия Рамси никогда не уставала, а вот Дженнифер могла.
Видя, что он колеблется, она как можно мягче добавила:
– Поскольку мы помолвлены, в нашей прогулке не заподозрят ничего предосудительного.
– В ней и не будет ничего предосудительного! – сдвинув брови, поправил Томас, и Оливия мысленно стукнула себя кулаком по голове. Необходимо лучше следить за своим необузданным языком, если она не хотела, чтоб эта увлекательная игра с женихом сестры закончилась слишком быстро.
А она не хотела.
Но чего же она вообще хотела от Томаса Олдингтона? Посмеяться над ним? Испугать его? Показать ему, что любовь слепа, и проклятый Купидон мечет свои стрелы в кого попало? Узнать, каковы на вкус эти губы, только что коснувшиеся её руки в перчатке так целомудренно и нежно? Увидеть, как темнеют от страсти эти серьёзные серые глаза? Подчинить его себе, как подчиняла любого мужчину, стоило ей только пожелать?
Да!
Всё это, и сразу!
Здесь и сейчас.

* * *
Беседка, куда привела его Дженнифер, совсем не просматривалась из дома, и это его не на шутку обеспокоило. Дженнифер была его невестой, и в первую очередь именно на него была возложена обязанность оберегать её репутацию – так, чтобы её не коснулась и тень какой-либо сплетни.
– Вы находитесь под моей защитой, Дженнифер, – решительно заявил он, опять неожиданно для самого себя, и она опять как-то странно улыбнулась.
Почему-то в этот вечер он всё время говорил что-то невпопад, когда беседовал с нею. Говорил какие-то смешные и нелепые глупости. Странно. Никогда раньше между ними не было подобной натянутой неловкости, подобного барьера.
– Вы могли бы снять маску, Дженнифер, – робко предложил он. – Вам, должно быть, душно.
Солнце уже закатилось. Но сад освещали китайские фонарики, развешенные повсюду по последней моде, и в их призрачном свете Томас увидел, как Дженнифер, чуть поколебавшись, – или ему так показалось, в очередной раз показалось, – сняла свою изящную полумаску, и такая знакомая её улыбка немного успокоила его. Какой же всё-таки милой она была… с этой её родинкой над верхней, чуть вздёрнутой губкой.
Томас поспешно перевёл взгляд с её губ на веер, которым она играла, то разворачивая его, то складывая вновь.
Зачем он подумал о том, что на вкус эти губы, наверное, сладки, как мёд?

* * *
Звенящий азарт охоты по-прежнему бурлил в её крови, но теперь к нему почему-то отчётливо примешивалась нотка горечи. Как в терпком осеннем сидре, которым Оливия украдкой угощалась в деревне, в доме матери всё того же Джона, мальчишки-грума, куда она как-то заглянула вместе с ним. Что,