Он сидел, и отрешённо смотрел в листок. Никак не мог подобрать нужного слова. Мозаика последней фразы не хотела складываться в чёткий рисунок, и он уже больше часа переводил взгляд то на лист с текстом, раз за разом перечитывая написанное, то на стремительно темнеющее окно, пытаясь увидеть в нём подсказку или что-то, отдалённо напоминающее её.
Но тщетно. Каким бы он не мнил себя гением в писательском ремесле, но у него регулярно были такие моменты, когда он не мог ничего написать.
Каждый раз, когда он начинал новый роман, он пытался найти новые решения. Какую-то иную «стилистику» или необычную для него тему. Правда, в конечном итоге у него получалась полудетективная история, замешанная на нелепой влюблённости.
Третьего дня он привёз в редакцию очередное творение своего пера. История, растянутая на 382 страницы формата А4, да к тому же крупным почерком, о том, как у одной фотомодели начались проблемы с «мафией», а влюблённый в неё молодой коп спасает её от гангстеров. Редактор прочёл первые две-три страницы нудного и однообразного текста, и со словами: «Дружок, попробуй-ка ты ужастики пописать...» вернул рукопись.
Кто мог предположить, что из этого получится... Издёвку редактора он воспринял, как руководство к действию. Он не мог дождаться, когда же метрополитен привезёт его на ту станцию, от которой пять минут пешком до дома. Он был счастлив, что редактор просветил его заблудший ум. Он и сам понимал, что слащавыми детективами в наше время много не заработаешь... И тут прозрение. Ужасы! В его глазах стояли бессчетные тома книг с кошмарными заголовками и впечатляющими обложками, и всё – его произведения...
И вот уже третий день он лежал, сидел, ходил, снова сидел, курил и думал над романом-страшилкой. Но за эти три дня написано было всего несколько строчек:
« Пролог. Человек в чёрном плаще и шляпе с широкими полями склонился над малышом Джонни и спросил мерзким голосом:
– Хочешь, я дам почитать тебе книжечку?»
По его мнению, это было гениально. Но ничего путного из этого он выжать не мог вот уже два дня. Надвигалась очередная ночь, он до рези в глазах всматривался в лист, повторяя про себя последнюю фразу.
«Хочешь, я дам почитать тебе книжечку? Хочешь, я дам почитать тебе книжечку? Хочешь, я?..»
***
– Эй, парень, – говорил какой–то старик, глядя вытаращенными от удивления глазами. – Да очнись ты, наконец. Эй, монумент вернувшимся из Вьетнама, ты меня слышишь?
– Где я? – спросил парень, приходя в себя.
– В книжной лавке старика Билла. Слиппингхолл, штат Канзас, если тебе это интересно.
– Число, месяц, год? – парень пришёл в себя, но держался, мягко говоря, неадекватно.
– 12 августа 1987 года, – ответил старик и вернулся за кассу.
– Дед, можешь мне не верить, но вчера, 11 августа, я сидел у окна своей квартиры на Манхеттене, и разглядывал прохожих. Только год был восемьдесят второй.
– Парень, – Старик оторвался от подсчёта зелёных купюр, и в упор посмотрел на незнакомца.– Ты на луну как, не воешь случайно?
– Да нет вроде. И наркотой не увлекаюсь. Кстати, Эд, – представился парень.
– Билл, – старик пожал предложенную руку. – Послушай, Эд. Ты этого никому больше не говори. Поверь старому маразматику, если не хочешь, чтобы копы тебя в психушку упрятали. Сейчас двенадцатое августа тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года, ты в моей лавке, в городке Слиппингхолл, штат Канзас... – голосом учителя втолковывал Билл. – Только спятивших байкеров мне не хватало.
– Кого? – Эд, казалось снова уходит в шоковое состояние.
– Вон на стене зеркало висит, – старик вытянул вбок левую руку, и указал на зеркало. – Посмотришь, и всё поймёшь.
Парень подошёл к зеркалу, и тут же кинулся обратно, выкрикивая на ходу: «Господи, за что?» То, что он увидел в зеркале, шокировало его больше, чем несоответствие годов и штатов. Он увидел себя, только в кожаных штанах и жилете, и в сапогах по колено. Эд готов был разрыдаться на месте. Что это всё означало? Что он заимел себе мотоцикл, подвис на хард-роке, и, бросив квартиру на Манхеттене и интересную работу, двинул гонять по стране, как хиппи какой-то? Или это розыгрыш? Он только и мог, что обхватить голову руками, сесть на корточки, и повторять, как заведённый: «О, чёрт!».
Так прошло около пятнадцати минут. За это время старик Билл, используя краткую передышку, пересчитал дневную выручку, и ухитрился даже кому-то позвонить. Но не успел старик положить трубку, как Эд подорвался с места с каким-то полузвериным шипением: «Твою мать!!!», и снова подошёл к нему.
– Ладно, Билли, – скороговоркой выпалил парень. – Допустим, сейчас восемьдесят седьмой, я в Слиппингхолле, я не помню последние пять лет своей жалкой жизни, и я вдруг оказываюсь байкером, хотя никогда и рок-н-ролл то не слушал. Может ты мне посоветуешь, что лучше: повеситься или утопиться?
– Лучше пойди, и напейся, – невозмутимо ответил Билл. – А ещё лучше, подожди, сейчас Альберт приедет.
– Какой ещё Альберт? – безразлично спросил Эд.
– Есть тут у нас паренёк один. Из ваших, из рокеров. Я ему позвонил, он тебя заберёт. Мне, извини, магазин закрывать нужно, а к себе я тебя пригласить не могу, а то моя старуха меня клюкой своей по спине погладит, и тебя заодно, – старик широко улыбнулся полубеззубым ртом.
– Ясно, – пробормотал Эд, хотя ясно ему было далеко не всё.
Ещё несколько минут прошли в тишине. Старый Билл приводил в порядок свою нехитрую бухгалтерию, а Эд упорно пытался понять, как он здесь очутился, и почему забыл целых пять лет собственного существования.
Он бы, наверное, пришёл к выводу, что его могли похитить инопланетяне, но старый Билл с необычайной силой толкнул его в плечо.
– Ты того, не выпадай из реальности. Вон, Альберт приехал, тебя ждёт.
Эд повернулся к выходу и увидел на улице старый, потрёпанный жизнью форд, около которого крутился длинноволосый парень в чёрных джинсах и клетчатой рубашке. Эд направился к нему, справедливо полагая, что в магазинчике старого Билла ему ловить нечего, а переночевать где–то надо. И солнце уже садилось.
– Слушай, Эд, – окликнул его Билл уже на выходе. – Хочешь, я дам почитать тебе книжечку?
– Нет, спасибо. И без этого дерьмово, хуже некуда.
* * *
Эд вышел из магазинчика, и вдохнул полной грудью воздух. На мгновение жизнь показалась ему прекрасной, будто он только что вышел прогуляться по любимому Нью–Йорку. Он открыл глаза в надежде увидеть небоскрёбы, знаменитых нью–йоркских «близнецов». Но увидел закатное солнце, и потрёпанный синенький форд– семидесятник. Эд смерил стоящего рядом с машиной парня оценивающим взглядом, и спросил:
– Ты Альберт?
– Да, – ответил хозяин форда. – А ты Эд?
– Надеюсь, но уверенным быть не могу.
– Садись, – Альберт кивнул на машину. – Билли просил показать тебе окрестности на случай, если решишь подзадержаться.
– Можно тебе вопрос задать? – спросил Эд, и не дожидаясь, продолжил. – Ты здесь родился?
– Нет. Я родился в Мене, – Альберт свернул с главной дороги, и они поехали к полям пшеницы и кукурузы. Справа, вдоль речки шёл неглубокий овраг. – Сюда я переехал четыре года назад. Билли – это мой дед по материнской линии. – лицо Альберта сделалось мечтательным. Было видно, что он с головой ушёл в воспоминания. – Здесь я впервые влюбился. Её звали Лиза. Она жила по соседству, но училась в колледже в соседнем Фристоне. Однажды мы договорились сходить в кино, и я приехал встретить её из колледжа. – теперь его лицо стало непроницаемо-грустным. – Не знаю, зачем тебе всё это говорю. В общем в тот день какие-то придурки взяли банк напротив её колледжа. И взяли– то три ломанных цента да порванный бакс, а на прощанье открыли стрельбу... Пуля из магнума сорок пятого калибра попала ей в голову...
– Прости, – выдавил из себя Эд, потрясённый открытостью этого паренька и столь печальной историей любви.
– Да ладно, – отмахнулся Альберт. – Мы, кстати, приехали. Здесь вот я и живу. После смерти Лизы купил участок земли, построил хибарку. В городе жить не могу. У тебя есть сигаретка?
Эд прогулялся по карманам и нашёл в них пачку сигарет с зажигалкой. Они, было, прикурили и он начал оглядываться вокруг, как визг тормозов оглушил его. Он рванулся влево, по направлению к дому Альберта, толкая самого Альберта в ту же сторону. Машина, резко вдарившая по тормозам, свалилась в овраг справа. Раздался громкий хлопок, и её охватило весёлое пламя.
Дальше всё стало напоминать кошмарный сон. Отовсюду навалилась темнота. Машина в овраге догорала, а сам Эд вероятно терял сознание, так– как ему пришлось подыматься с асфальта. Он поднялся, и огляделся вокруг. Дома не было. Как не было и старого форда, и самого Альберта. «Что за чёрт» – подумал Эд, но в этот момент его ослепили дальним светом.
– Замри. Руки в гору, – крикнули ему.
– А ты кто? – крикнул в ответ Эд вымученным голосом.
– Шериф Саллерз. Ты, парень завалил сынка губернатора штата с его подружкой. Подстроил автокатастрофу. Сейчас я подойду, и спеленаю твои ручки у тебя за спиной.
– Не подходи!!! – заорал Эд, и упал на колени.
– Оу-оу, парень, – шериф вернулся за свет фар. – Тебя как звать?
– Пупсик! – кричал Эд. – Меня зовут Пупсик. Это мамочка? Я к мамочке хочу. Дайте мне пройти. – Эд метался на четвереньках то вперёд, то назад. – Она хорошая. Лучше вас. Она говорит, что я славный пекинес. – Ему хотелось гавкать, и он начал гавкать. – Не подходи, я укушу, гав-гав. – Крикнул он появившейся тени. – Позовите мамочку.
Это продолжалось около получаса. Эд бился в истерике. Кричал, что забыл свою жизнь в конуре, просил прощения у Господа и позвать мамочку. Несчастный разум вконец отказал ему, и шериф, в итоге, принял решение.
-Адамс, дай мне карабин.
-Но шеф...
-Карабин, я сказал, – рявкнул шериф.
Эд услышал слово «карабин», и стал вставать на ноги. Шериф прицелился. На ночной дороге воцарилась тишина.
–Я иду искать мамочку, – сказал Эд твёрдым голосом. – Я верный пекинес.
Он сделал шаг в сторону слепящего света... Хлопок заставил его дёрнуться, и...
***
... оторвать голову от стола. Шея болела. Он закурил, и огляделся. В окно просачивался рассеянный свет предрассветного часа, а календарь на стене показывал 1982 год. «Приснится же такое, – проронил он. – Хотя... книга выйдет что надо».
