На льдине

учащенно билось где-то возле горла. Мелькнула горестная мысль: вот и сократил путь!.. Шел бы лучше вокруг реки!.. Все бы отдал сейчас, чтобы снова очутиться на том берегу!

Говорят, в такие минуты перед глазами проходит вся жизнь, и обязательно вспоминается деревце возле дома, посаженное отцом, и прочая лирика. Федя Апатий не вспоминал ничего: ни родного дома, ни деревца под окном, ни родителей. И только верный «Захар» пронесся перед глазами, когда льдина в очередной раз ударилась о соседнюю льдину, и устремилась в ревущий поток под затворами. Как хорошо было бы оказаться снова в его старой, промасленной кабине!… Федя Апатий инстинктивно вжался в лёд и зажмурил глаза. Лучше не видеть, как придет смерть…

Льдина закачалась на пенистых бурунах, у Феди Апатия даже сердце зашлось, и он только твердил одно: «Пронеси, господи!..». Эти слова он произносил громко, почти что кричал, но ему казалось, что говорит мысленно.

Переваливаясь на перекатах, льдина стремительно пронеслась под мостом, чиркнув при этом одним боком о каменный «бык», другим — о толстенный столб, но не раскололась, на удивление благополучно миновла стремнину, вышла на широкий плес и поплыла уже спокойнее. И здесь она столкнулась с другой льдиной и наконец-то раскололась. Трещина прошла как раз под Федей Апатием, он инстинктивно вцепился в один кусок, но тот перевернулся, и Федя погрузился в ледяную воду. Студеная вода обожгла и перехватила дыхание. В отчаянии он начал молотить руками по воде, и вдруг почувствовал, как ноги коснулись дна. Здесь было уже неглубоко, это место в обычное время было сушей, широкой каменной площадкой, на которой сельские женщины стирали белье, и только половодье скрыло его под водой. Господи!.. Неужели уцелел?..

Со всех сторон надвигались льдины и просто большие острые куски, они больно ранили Федю Апатия, но он не обращал на них внимания. Расталкивая руками ледяное крошево, он устремился к берегу. Сапоги скользили по камням, он несколько раз спотыкался и падал, погружаясь с головой в воду, но не чувствовал ни холода, ни боли, не слышал своего хлюпающего прерывистого дыхания.  Единственная мысль стучала в мозгу: жив! Жив! Сердце колотилось так, что, кажется, готово было выскочить из груди.

От моста, спотыкаясь на камнях, уже бежали люди. Его подхватили, вынесли на берег, кто-то набросил на него свой полушубок, его тормошили, что-то кричали, но он не слышал, а только ошалело глядел по сторонам.

А река несла свои воды дальше, и льдины, кружась и сталкиваясь друг с дружкой, плыли мимо и, кажется, тоже недоуменно смотрели на человека, сумевшего уцелеть в этой бешеной круговерти.



Февраль 2007 г.                              Александр Лысенко
Санкт-Петербург