Черта

таблетку аспирина. Я вышла из карцера, чтобы запить ее. На самом деле, я положила ее в карман и просто выпила воды.  
Санитарки каждый день меняются. Если раз в день у одной из них спрашивать таблетку аспирина, скоро у меня их будет столько чтобы покончить с собой.  Я не хотела возвращаться к Алексу, а Ричард после вчерашнего даже слышать обо мне не хочет.

День 7.
Сегодня неделя как я в клинике. За эту неделю ничего не изменилось, что еще больше доказывает, что я не больна. Если мне не становиться лучше, значит все в норме. Сегодня уже 2 таблетки аспирина.

День 18.
13 таблеток аспирина. Когда я их все одновременно выпью я, наверное, умру. Не хочу никого обременять своим жалким существованием. Звонил Ричард. Он еще не забыл меня. Я молча слушала как он говорил. Я не очень понимала смысл слов. Я точнее, вообще ничего не понимала. Я что – то ему сказала и положила трубку. Живу как в трансе. В голове вакуум. И жить легко. Может я уже сошла с ума? Через неделю у меня день рождение. Мне исполнится 19 лет. А может и не исполниться? Если я сегодня не струшу, то не исполнится. Я стала очень многое забывать. Например, как звали моих родителей. Они погибли в автокатастрофе, когда мне было 3. Тогда я и осталась на попечении Алекса. Я, наверное, сломала его жизнь. Я ненавижу себя за то, что он страдает. Я обрекла его на муки. А он... он поступил абсолютно правильно.  Мне надо тут лежать, а ему жить.... Лежа на кровати, я глотала таблетки одну за одной. Было противно, но я терпела. Когда я проглотила последнюю тринадцатую, сознание отключилось.

День 20.
Сегодня я пришла в себя. Снова лежала в карцере на холодном полу, только под голову заботливо положена подушка. Я была в отключке 2 дня. Санитарка вовремя меня обнаружила. Не дала мне умереть. Я медленно моргала и все не могла поверить, что осталась жива. Санитарка сказала, что они позвонили Алексу и сказали, что я предприняла попытку самоубийства. Он, наверное, не очень удивился. Теперь я ненавижу его. Раньше я считала, что достойна смерти. Теперь я буду жить назло ему. Мне сделали промывание желудка, и я неудавшийся самоубийца снова живу и, наверное, должна радоваться этой жизни. Но ощущение счастья меня  давно не посещало. Я до приступа истерии была напрочь лишена всяких эмоций. Сейчас они начинают ко мне возвращаться.

День 24.
Сегодня мне исполнилось 19. Звонил Ричард, сказал, что совсем скоро у него будут готовы бумагу на мою выписку. Что – то мне подсказывает, что он лжет. Он наоборот хочет, чтобы я была тут подольше. И Алексу так тоже лучше. Мое прозябание всех вполне устраивает.
Санитарки испекли торт. Я задула 19 свечей и загадала, чтобы меня выписали. Я верю... я здорова.


День 30.
Лень даже рассказывать, что со мной происходит. Писать, что все отлично и хорошо – это банально, глупо и недопустимо в моем случае. Ведь  я больна... Сегодня приезжал Алекс. Я заперлась в комнате и не хотела выходить. Он расценил это как приступ сумасшествия, оставил санитаркам деньги и уехал. Пусть катится.  Мне он больше не нужен. Мне страшно, больно, противно. Но я живу. Больно, но живу. Снова ходила к врачу. Мне, наверное, кажется, но она смотрит на меня с какой-то не понятной насмешкой. Я снова стала много курить. Сигарету за сигаретой. Только потушу одну, как сразу закуриваю другую. Эта девушка, которая со мной разговаривает, сегодня порезала себе вены... ее не спасли. Она умерла. Здесь, наверное, такое часто случается. Никто сильно не переживал. А она терпела и ждала 10 лет. Я столько терпеть не буду. Если до конца месяца меня не выпишут, я придумаю, что – нибудь подейственнее аспирина.

День 35.
В 9 лет я возомнила себя мальчиком. Попросила Алекса купить мне мужской костюм. Он конечно отказался. Тогда я на чердаке нашла его старый костюм. Который он носил еще в школе. Одела его, по энциклопедии завязала галстук, обула его старые туфли и вышла на улицу. Зашла в сарай и садовыми ножницами отрезала свои длинные по пояс волосы. Я ходила по проспекту и понимала, что так жить проще. Одев маску. Красивую совершенную обертку, за которой скрывается, нечто очень трусливое завистливое с постоянной злой усмешкой. За костюм  мне почти не влетело... а вот за волосы... Алекс был в бешенстве он оттаскал меня за мои обрубки волос.  Было больно, я кричала. Соседи прибежали на шум. Они увидели как Алекс, с абсолютно сумасшедшими глазами, таскает меня за волосы по всему дому. Тогда его увезли в участок, а меня в приют. Ему грозила статья за насилие, но его оправдали. Он забрал меня тогда из приюта. Он вел меня за руку. Я плакала. Все не верила, что теперь все будет по-другому, что это ДРУГОЙ Алекс. Но ничего не изменилось. Алекс стал много пить. Я прятала бутылки, когда он спал, но он просыпался и не находя выпивки начинал меня бить. Я убегала из дома. Так продолжалось 5 лет. Потом в нашей с Алексом жизни появилась Энди. Алекс проходил в больнице кодировку от алкоголя, а Энди там была медсестрой. Вот она и влюбилась в него. В пытающегося выздороветь. Они поженились. Энди меня терпела, понимала, что мне некуда идти. Все ждала, когда я перееду. Алекс поступил в медицинскую академию. Стал учиться на хирурга. И начались самые ужасные кошмары в моей жизни. Алекс проходил очередную болезнь и начинал искать у меня малейшие симптомы той или иной заразы. Я ему верила. Меня таскали на капельницы, уколы, операции. Я думала, что лечусь от болезней, а я лечилась от жизни. Я абсолютно перестала жить.... я была существом напичканным таблетками. Я была наполнена ими доверху. Поэтому и ничего не болело.

День 50.
Господи, когда это уже закончиться. Здесь также как и тогда с Алексом. Вечные упреки и вечные таблетки. Я уже не переношу одного их вида.

День 60.
Уже прошло два месяца как я в клинике. Ричард больше не звонит. Видимо с бумагами ничего не получилось, и я тут останусь навсегда. У меня налаживаются отношения с остальными женщинами. Я здесь самая маленькая, меня сначала всерьез не воспринимали. Думали, что я очередная писательница, которая лезет за достоверностью. Когда же они поняли, что такая же как и они, меня приняли в их круг общения. Что ни человек, то история загадочного попадания сюда. Оказывается, что таких как Алекс  много. И от каждого страдает абсолютно не виновный человек.  

День 125.
Давно не писала, потому что ничего не происходило. Сегодня снова приезжал Алекс. Зачем он меня мучает?! Приехал, я не хотела его видеть. Он держал меня за руку и говорил, что я обязана выздороветь иначе он не сможет за меня платить. Какого черта ему вообще от меня надо?! Я пыталась освободиться от его хватки, но ничего не получалось. Я поцарапала его щеку своими довольно сильно отросшими ногтями, и побежала по коридору. Он бежал за мной, кричал, что я дрянь и какого только черта живу. Я его не слушала. Я бежала на крышу. По пожарной лестнице я забралась на чердак и оттуда, попала на крышу. Закрыв дверь на защелку, я обернулась и подошла к самому краю крыши. Я посмотрела вниз, Алекс и санитарки стояли внизу и видимо ждали, что я буду делать. Да, я больная и я сейчас буду прыгать. Я сумасшедшая, абсолютно неадекватная психически больная, и сейчас я предпрениму 3 попытку самоубийства за свою короткую жизнь. Алекс что-то кричал мне, я не слышала. Я снова была как в вакууме. Я шагнула на карниз и, закрыв глаза, спрыгнула с крыши.

День 131.
Я бы никогда не просыпалась. Но, к сожалению, мое сознание стало мне абсолютно не принадлежать. Когда я открыла глаза, была глубокая ночь. Рядом со мной держа меня за руку, дремал Алекс. Я не ожидала его здесь  увидеть. На его щеке были видны шрамы. Я посмотрела на свои руки, ногти санитарки обрезали под самый корень. Из-за этого пальцы сильно болели. От моих шевелений проснулся Алекс. Он болезненно улыбнулся и сказал, что когда я прыгнула, он поймал меня. Наверное, сейчас он горд собой. Спас мне жизнь, только я его еще больше ненавижу. Я, молча, слушала его. Я не могла говорить. Мне было больно даже издать какой- нибудь звук. Мне казалось, что я стала немой. Я смотрела на него, а он держал меня за руку, гладил ее и говорил, что все хорошо, что скоро меня выпишут. Очередная ложь?! Гнусная, противная... я вырвала руку. Он непонимающе на меня посмотрел. Наверное, он ждал объяснений. Я отвернулась и уставилась в окно. Он спросил, что со мной. Я не ответила, только пожала плечами. Теперь я буду молчать, и если потребуется, то всю жизнь.

День 132
Я до сих пор нахожусь в карцере под полной ответственностью санитарок. Алекс так и не уехал. Он каждый день сидит около моей кровати и смотрит на меня каким-то не своим взглядом. Он будто меня жалеет. Держит за руку и поминутно ее целует, приговаривая, что я жить должна, что я еще молодая, талантливая, что мне надо выйти отсюда поскорее и жить...
У него, наверное, шок. Он думал, что я слабая, что я не прыгну. Я рада его разочаровать. Я так и не заговорила. Алекс очень этим обеспокоен, он хоть и не говорит ничего об этом, я это чувствую.

День 140.
Мне больше ничего не остается, как только читать и писать в дневнике. Из карцера меня не выпускают. И я не знаю, сколько еще буду тут лежать. Руки мне пристегнули ремнями, ноги тоже. Это чтобы не сбежала и снова не попыталась себя убить. Я читаю книгу, которую мне кладет на одеяло Алекс. Когда я киваю, он переворачивает страницу. Я по - прежнему не произнесла ни звука. Так даже легче. Не нужно оправдываться, кому-то что-то объяснять. Зачем?! Ведь можно просто молчать.

День 145.
Меня выпустили из карцера. Алекс уехал домой. Я, молча,  прошла в свою комнату. На запястьях остались мозоли от ремней. Я лежала на кровати, курила и изучала потолок. Меня будто не существовало.
Сегодня приезжал Ричард. Я посмотрела на него, и увидела в его глазах слезы. Я захотела соскочить с кровати, обнять его, сказать, но я молчала... я хотела сказать, но не могла. Это, наверное, своеобразное наказание. Очень действенное. Я плакала. Лежала, и по щекам текли слезы. Ричард поцеловал меня на прощание и уехал.

День 148
Теперь Ричард приезжает каждый день.  Его не пускают ко мне каждый день, он просто выходит из машины и смотрит на окна здания женского отделения. Я подхожу к решетке на открытом большом витражном окне. Закуриваю очередную сигару и, держась руками за решетку, смотрю на него. Он увидит меня, улыбнется. Так и проходят наши «свидания». Когда он видит, что я выхожу, он не боится за меня. Но стоит мне немного задержаться, как он начинает кричать и звать меня. Он боится, что меня снова положат в карцер.

День 151.
Больше Ричарда ко мне не пускают. И мы видимся только через решетку. Он каждый день ровно в три часа дня приезжает на территорию клиники. Выходит из машины и смотрит на одно окно, окно нашей комнаты отдыха. Я плачу, когда смотрю на него. Мне больно понимать, что могу больше никогда его не увидеть. Только теперь я начинаю понимать, что безумно его люблю. Я не могу ему сказать. Просто не могу...

День 168.
Проснувшись, я поняла, что дверь  моей палаты заперта. Я колотила руками, но санитарки будто оглохли. Им, наверное, надоело снимать меня с решетки каждый день. Но ведь если я не покажусь в окне в три часа... бедный Ричард! Я открыла окно, такая же решетка. Было два часа тридцать минут. У меня всего полчаса. Из окна палаты он не мог меня видеть. Оно находилось с