Произведение «РЫВОК ИЗ ЗОНЫ» (страница 1 из 3)
Тип: Произведение
Раздел: По жанрам
Тематика: Повесть
Темы: тюрьмакриминалзона
Автор:
Оценка: 5
Баллы: 2
Читатели: 1147 +1
Дата:
Предисловие:
События происходили в одной из сибирских зон строгого режима. Парень, заключенный в колонию для отбытия наказания, узнав о трагичной смерти своей матери, добивался разрешения, чтобы его отпустили на ее похороны. Руководство колонии отказало в его просьбе. Отчаявшись, парень решил бежать. Ночью он пересек запретные полосы и оказался на воле. Часовой, согласно устава, выпустил в убегающего арестанта очередь из автомата. Парень погиб в нескольких метрах от забора, так и не достигнув своей цели.

РЫВОК ИЗ ЗОНЫ

                                                                                 
Трагическая повесть.

События происходили в одной из сибирских зон строгого режима.
Парень, заключенный в колонию для отбытия наказания, узнав о трагичной смерти своей матери, добивался разрешения, чтобы его отпустили на ее похороны. Руководство колонии отказало в его просьбе. Отчаявшись, парень решил бежать. Ночью он пересек запретные полосы и оказался на воле. Часовой, согласно устава, выпустил в убегающего арестанта очередь из автомата. Парень погиб в нескольких метрах от забора, так и не достигнув своей цели.


Любимым матерям посвящается.


ОТЧАЯННЫЙ ПОБЕГ

Глава 1

Трагическое известие

Шел 1978 год. Колония для заключенных, в которой разыгралась трагедия, располагалась на левом берегу Оби в городе Новосибирске. Заключенных в данном лагере содержали в строгой изоляции, а по-иному говоря, в нем отбывали срок люди, судимые неоднократно за преступления. 
К осужденным, попавшим за решетку, применяли различные режимы содержания: общий, усиленный, строгий, особый и тюремный. Зона, как называли ее заключенные – «Пятерка», располагалась в окружении жилых домов. С одной стороны, находился частный сектор, а с другой, построенные совсем недавно пятиэтажные дома. Многоквартирные здания располагались недалеко от внешнего забора, и на прилегающей территории иногда случались разные происшествия. К невысокому забору, огораживающему зону, подходили молодые парни и производили «перекид» в основном состоящий из пакетов плотно спрессованных плит чая и спиртных напитков, залитых в металлические фляжки. С территории колонии заключенные выбрасывали деньги или разные безделушки, изготовленные умельцами, например: ножи с красивыми наборными ручками или эбонитовые курительные трубки и мундштуки с портсигарами. Пакеты, брошенные через забор, иногда долетали до стен жилых домов и могли спокойно угодить в голову какому-нибудь прохожему или играющего во дворе ребенку. 
По разным причинам, а именно чтобы исключить проникновение в зону запрещенной водки, считающейся бесспорным стимулом для совершения преступлений, по периметру запретной полосы поднималась тревога. Как только возле забора со стороны свободы появлялась группа парней, часовой на угловой вышке сообщал по телефону начальнику караула о готовящемся «перекиде». Из казармы, расположенной недалеко от колонии, спешно выбегали солдаты внутренних войск и мчались к месту переброса. 
Колония была разделена на две зоны: жилую, состоящую из шести двухэтажных зданий и двух деревянных бараков и производственную: с цехами, участками и административными зданиями. 
В связи нарастающими недовольствами осужденных, возмущенными плохой едой и высокими нормами на производстве, по настоянию политотдела, руководством ИТУ (Исправительно-Трудовое учреждение) было принято решение – во всех колониях области навести порядок. В первую очередь это касалось отрицательно настроенных осужденных, за которых взялись оперативные и режимные части. Именно в этот год в пятой колонии произошли тревожные перемены: режим содержания заключенным заметно усилили. Плиточный чай, поступающий со свободы, теперь был строго запрещен, и потому цена на него поднялась в несколько раз. Чай для заключенных был разменной монетой, на него можно было «купить» многое: получить внеочередное свидание с родственниками через завхоза , обменять на хорошую одежду, даже нанять исполнителя, оплатив преступление. Если до усиления режима разрешалась игра на гитаре в спальной секции, то теперь музыканту дозволялось собирать людей только в красном уголке под присмотром завхоза или начальника отряда. По периметру зоны, с внешней стороны возвели высокий четырехметровый забор с натянутой поверху металлической сеткой. От такой меры в большей степени страдали «перекидчики». Они не могли, как бывало раньше, переговариваться с людьми за забором и с легкостью бросать запрещенные предметы. 
В лагере разгуливали толпы активистов, которым администрация позволила следить за порядком. Ходить поодиночке они боялись, была вероятность получить чем-нибудь тяжелым по голове или нарваться на дерзкого зэка с заточкой в руке. Не желающих подчиниться новому порядку ждало водворение в ШИЗО (штрафной изолятор), а при неоднократном нарушении режима, «спускали в трюм» – БУР . Самых рьяных, отрицающих правила, судили и отправляли в тюрьмы закрытого типа. Кто не хотел мириться с внутренним распорядком, брались за ножи и нападали на завхозов и активистов. Кое-кого из отрицающих, администрация специально провоцировала на серьезное преступление. Через подставное лицо, смутьяну передавали водку и после принятия, он смело кидался с ножом на активиста. Такие тайные мероприятия были редкостью, но заканчивались они смертью помощника администрации. После кровавого инцидента, против бунтаря возбуждали уголовное дело, и довольно часто суд приговаривал его к высшей мере наказания – расстрелу. 
Режим быстро затягивал жесткую петлю вокруг горла заключенных. Никто не мог предположить, что произойдет в зоне на следующий день: то ли администрация еще сильнее затянет гайки, то ли какой-нибудь обозленный зэк совершит самосуд над активистом. Но со временем серьезные эксцессы между администрацией колонии и заключенными поутихли и вошли в разряд мелких нарушений режима содержания. 
Однажды, вопреки устоявшемуся порядку, зону взволновало событие и произошло оно по вине начальства, категорически не желавшего пойти навстречу молодому парню-заключенному, попросившего отпустить его на похороны своей матери. Все началось с ночного побега…
Стоял май. Закончился длинный трудовой день. Заключенные отдыхали в спальных секциях. После полуночи и съема с работы второй смены, прошло три часа. Ночной дежурный прикорнул у тумбочки. Сквозь дремоту, заслышав множественные шаги, он вскочил со стула и спросонок опешил, увидев офицеров и прапорщиков во главе с ДПНК . Громко стуча сапогами, они поднимались на второй этаж и вошли в просторный холл, по сторонам которого располагалось четыре входа в спальные секции. Разделившись, работники надзорной службы разошлись по секциям.
Включился общий свет. В тишине громко прозвучала команда:
– Отряд подъём! 
Не все вскочили со своих спальных мест, кое-кто продолжал крепко спать. Раздался зычный голос прапорщика: 
– Всем осужденным без исключения выходить строиться на центральный плац.
– Командир, а что в натуре случилось, что за шухер такой? Блин спать не дают, – прозвучал недовольный, заспанный голос Генки Орлова.
В центральном проходе между рядами двуярусных кроватей показались сотрудники, одетые в форму цвета хаки. ДПНК (Дежурный помощник начальника колонии)вышел вперед и строго приказал:
– Всем одеться и бегом на построение. Вам что, неясно было сказано? А слишком разговорчивых и недовольных, я определю в ШИЗО, суток на пять.
Заключенные стали быстро одеваться и, косо поглядывая на возмутителей спокойствия, с неохотой побрели на улицу.
Ворота в локальные зоны , где располагались здания и бараки, были широко открыты и отовсюду, заспанные, недовольные, растревоженные командами офицеров, группы людей устремились на центральный плац.
– Слышь, мужики, по ходу кто-то с зоны свалил или кого-то заколбасили, – догадался Карпов и, закурив, продолжил, – ночью такую проверку устраивают, когда кого-то ищут. Промарьяжат твари позорные чуть ли не до утра, а потом шмон наведут в обеих зонах.
Все осужденные колонии прошли на центральный плац и, разделившись по отрядам, собрались в отведенных местах. Подходили сержанты, прапорщики с надзорной службы и с завхозами-зэками проводили перекличку по карточкам. 
– Орлов, – прозвучала фамилия.
– Я. – Ответил Генка.
– Не я, а имя-отчество.
– Геннадий Семенович.
– Волков…
– Владимир Васильевич.
Так продолжалось, пока не прошла проверка и прапорщики подошли к дежурному майору Рубану для сверки данных. Выслушав, ДПНК поднялся на металлический мостик возле столовой и отдал приказ, чтобы до особого распоряжения никому из заключенных, в том числе надзорной службе, не расходиться. 
Юрка Устюжанин подошел к прапорщику и миролюбиво спросил:
– Старшой, что случилось, почему ночью проверку устроили? 
– Мы сами не знаем, ДПНК объявил общее построение осужденных, вот и стоим. Ждите, объявят. 
Вдруг со стороны надзорной службы показались два офицера, сопровождаемые группой активистов. Впереди всех, словно глыба, широко шагая, спешил заместитель командира роты капитан Бражников, метко прозванный заключенными – «Шифоньером». Чуть отстав, шел майор режимной службы – Сомов. Они подошли к ДПНК Рубану и, что-то сказали ему на ухо. Он отдал распоряжение и стоявшие рядом прапорщики, согласно кивнув, пошли на площадку, где располагался седьмой отряд.
– Завхоз, позови Волкова, – потребовал прапорщик.
– Волчонок, иди сюда, тебя командир спрашивает – позвал завхоз.
– Что надо, старшой? – спросил осужденный Волков.
– Рубан тебя зовет, – и тихо, чтобы никто не услышал, добавил, – тебя сейчас в штаб поведут. «Цезарь» приехал. 
Цезарем называли майора, начальника оперчасти колонии. 
– Кузьма, – по-свойски обратился к прапорщику Волков, – что за понты, ты случаем не в курсе, почему нас собрали?
– Побег – прошептал прапорщик, – Волчонок, я тебе ничего не говорил. 
Волкова увели в промышленную зону, где напротив надзорслужбы в трехэтажном здании располагался административный штаб и заводоуправление. 
Осужденные стояли, курили, переговаривались, ежась от ночной прохлады. Только по истечении часа была дана команда, разойтись по корпусам и спать. 
– Ну, заразы, – просипел Вася Хрипатый, – ни тебе извините, ни тебе прощай, да что хоть случилось? – обратился он к старшему лейтенанту, стоявшему недалеко. Тот пожал плечами и, молча пошел к вахте.
Рано утром Юрка Устюжанин разбудил Орлова и с тревогой в голосе сказал: 
– Слышь, Ген, Серегу Соловья хлопнули.
– Да ладно, что гонишь-то, – но увидев беспокойство в его глазах, засыпал вопросами, – что в натуре, кто, когда?
– Да я тебе говорю, сам слышал от отрядного . Серега ночью пошел на рывок, запретку и все полосы прошел. Знаешь в промке (промышленная зона) напротив столярки, на углу забора, где мы всегда перекиды принимаем – пытался он объяснить полусонному Орлову, – короче, за забором, около кленового садика, вышкарь  завалил его. 
– Наглушняк? – встревожился Генка.
– Ну да, говорят, между лопаток две пули всадил, вертухай облезлый, – со злобой сквозь зубы процедил Устюжанин. 
– У-у! – Зарычал Генка Орлов, – вот гаденыш! Такого пацана положил. Он только-только со своей девчонкой на свиданке побывал. Е-моё, как жаль. Классный был парняга, кремень.
Орлов сел на кровать и отрыв дверцу тумбочки, приподнял торцевую планку. Выудив изнутри дверцы пакетик с запрещенным плиточным чаем, протянул своему семьянину Васе Хрипатому.
– Васек, сваргань чифирку, а то я еще не проснулся. Надо Серого помянуть.
Вася Хрипатый, взяв эмалированную литровую кружку, направился в холл, чтобы сварить на плите крепкий чай. 
– Пойдем к Волчонку, – предложил Карпов, –

Реклама
Реклама