РЫВОК ИЗ ЗОНЫ

все-таки они с Соловьем одну пайку делили, поддержать мужика надо. 
– Хрипатый, – окрикнул Орлов своего семьянина, – сваришь чифирь, подтягивайся к Волчонку в проход, там помянем. 
Небольшой компанией бригадники двинулись в соседнюю секцию к Волкову. В узком проходе между кроватями, где раньше спал Сергей Соловьев, собрались мужики с обеих бригад. Пришлось потесниться. На каждой из двух кроватей разместилось по четыре человека, а остальные стояли или присели на корточки. 
Подошел Вася Хрипатый и, поставив кружку на тумбочку, прикрыл ее книгой, чтобы чай как следует, запарился. Молчание нависло над проходом. На крепко сжатых скулах, выступили желваки. Суровые взгляды излучали негодованье. 
Сергей Соловьев для каждого из присутствующих запомнился хорошим человеком. Он всегда мог поддержать любой разговор. Веселый, компанейский, в меру разговорчивый и справедливый. Если дело касалось ссоры между мужиками, грамотно разводил их в стороны. Одним словом, такой человек был в хороших отношениях со многими заключенными. Правда, последние полмесяца его словно подменили: стал угрюмым, на вопросы старался не отвечать, почти ни с кем, кроме Волкова, не общался. Такое поведение Соловьева, показалось всем, кто его знал, странным.
Налив в две маленькие кружки чифирь, Хрипатый направил их по кругу. Молча помянули.
Первым нарушил молчание Волков. 
– Пусть земля ему будет пухом. Короче мужики, сегодня ночью, Серега пошел на рывок. Там – на свободе, в пятнадцати метрах от забора его Молчан завалил. 
Молчаном они называли сержанта, солдата ВВ, охранявшего зону.
– Так это он на вышке стоял! – возмутился Юрка Устюжанин.
– Нет, в карауле был другой, а Молчан с КПП  прибежал, когда сигнализация сработала. 
– Вот гнида, он же в летящую плиту чая с двадцати метров попадает из калаша, а тут Серегу за милую душу ухлопал. Его бы козла, самого вальнуть не мешало, – гневно высказался Генка Орлов, – Волоха, что теперь будет, – обратился он к Волкову.
– Премию петуху дадут, за то, что он Соловья укокошил, – съязвил Карпов, – за поимку побегушника им десятидневный отпуск полагается.
– Карпенок, у Молчана дембель осенью, на кой ему отпуск сдался, – одернул его Волков, – я обо всем знаю не больше вашего, но Цезарь сказал, что будь Соловей жив, ему бы за побег срок накрутили. А так, вроде прокуратура заставляет управу уголовное дело завести, ведь человек погиб. Серегин труп спишут, как и всех других погибших зэков. Правды у ментов нет и, не будет.
О сержанте Молчанове, заключенные упомянули не зря, этот солдат не выходил из головы у многих перекидчиков, когда они принимали «грев » со свободы. Он дослуживал второй год и осенью собирался на дембель. По боевой и физической подготовке, Молчанов у командиров был на хорошем счету. Особенно он прославился своей меткой стрельбой из автомата. Во время службы приключился с ним интересный случай. Дело было днем, стоял он на посту, на угловой вышке. Со стороны свободы подъехала легковая машина, из которой вылезли парни со свертками в руках. Подойдя ближе к забору, один из них решил уговорить солдата:
– Слышь, старшой, будь человеком, пропусти грев (помощь), у нас только чай. 
Молчанов, соблюдая устав, не стал разговаривать с перекидчиками, но для острастки снял с плеча ремень автомата.
– Ну, что ты в натуре, как неродной, у нас нет водяры, – уговаривали они развязанной речью. И вдруг со стороны зоны прозвучал свист. Двое парней отступили на несколько шагов и, размахнувшись, бросили свертки. Молчанов мгновенно снял автомат с предохранителя и навскидку произвел два выстрела. Не долетев до дальнего забора, пакеты, рассыпавшись на мелкие кусочки, упали в запретную зону. Другой парень бросил еще один пакет, но и его ждала та же участь. Парни, повертев указательным пальцем у виска, с недоуменными физиономиями сели в машину и быстро уехали. Заслышав выстрелы, с центрального КПП уже бежали офицеры и солдаты охранного гарнизона.
Потом командиру пришлось отстаивать выходку Молчанова-стрелка перед начальством, но в конечном результате решили не наказывать. Зато заключенные получили наглядный урок. Слух о метком стрелке быстро облетел зону и если зэки принимали перекид, то на резкий оклик часового реагировали по-разному: кто убегал от греха подальше, а кто просто игнорировал угрозу, ведь в заключенного часовой стрелять не станет.
Продолжая обсуждение, Юрка Устюжанин спросил
– А что Соловей рванул-то?
Волков тяжело вздохнул и, прикурив от спички папиросу, ответил:
– Теперь это, никакая не тайна. У Соловья на воле жуткое горе в семье приключилось. Серегин отец пил по-черному и потому с женой были постоянные напряги, как напивался, начинал бешеной ревностью страдать. Две недели назад, в воскресенье, на общую свиданку со своим братом, приехал Серегин земляк. После свиданки подозвал к забору Соловья и перекинул ему маляву. В ней подробно описал, как отец Соловья, напившись до безрассудства, топором раскроил череп жене и, завернув ее в ковер, вытащил из дома в огород. Облил бензином и поджег. Вернулся в дом и спавшего на диване мужика, с которым пил... Короче, завалил наглухо и сам в дверном проходе повесился. Вот такая жуткая история, братва.
Тишина нависла над проходом. Собравшиеся мужики ошалели от услышанного. Отсидевшие не один срок и повидавшие на своем веку всякого… Даже они – прожженные во всех отношениях урки, были ошарашены такой новостью.
– Обалдеть, ни фига себе, коленкор! – произнес тронутый до глубины души Генка Орлов, – то-то я заметил, что Серега в последнее время сам не свой ходит.
– Ходил, – поправил его Волков, – говорил я с Серегой, успокаивал, как мог, просил крепиться. Соловей, после того, как узнал о трагедии, сначала написал жалобу хозяину зоны, почему вовремя не сообщили о смерти родителей. Его Цезарь к себе вызывал и сказал, мол, нас самих вовремя не уведомили о случившемся. Тогда Соловей подал заявление в спецчасть, чтобы его отпустили попрощаться с покойными, но менты заартачились. Сказали, что родителей уже похоронили. Цезарь-гад Соловья провоцировал и специально доводил до белого каления, чтобы он взбесился и наорал на него. Хотел его в изолятор закрыть, чтобы чего не натворил. Серега молчал, как сломанный телевизор и терпел кумовские выходки, но пообещал ему, что ничего не натворит. Цезарь пожалел Серегу, хотя боялся выпускать его в зону и заставил написать объяснительную, что Соловей будет паинькой. Только после этого отстал. А в прошлую субботу Ленка, девушка Соловья, выбила разрешение у замполита на общее свидание и Серега поговорил с ней по телефону. Плакала, просила, умоляла, чтобы Серый терпел и ничего натворил, ведь ему еще трешку оставалось мотать. Он любил ее и пообещал, что все будет нормально. Что ей оставалось, она верила и успокаивала, что в зоне, среди людей ему будет легче перенести боль. Мне Серега потом все рассказал. Вчера ночью, после того как поднялся кипишь, Цезарь вцепился в меня мертвой хваткой, – продолжал Волков, – может Серега говорил мне о своих планах, о предполагаемом побеге. А я куму ответил, с какого, мол, перепугу Соловей должен был говорить мне о побеге. Ему горем совсем крышу снесло, он не понимал, что творил. А напоследок я куму прямо резанул, случись у меня такая беда, я бы сам сдернул и никого о помощи не просил. Цезарь еще немного помарьяжил меня и отпустил.
Волков закончил свой рассказ. Наверно в тот момент у некоторых зэков в голове крутился вопрос: «А на самом деле, Соловей просил Волчонка помочь? Ведь одному, без подготовки рвануть за забор тяжело». Но даже у самого глупого из всех заключенных – Горохова, не возникло желания спросить Волкова, был ли он подельником Соловьева в деле побега. 
Многие в колонии знали Волкова, он был семьянином Сергея Соловьева, а по-иному сказать, они ломали одну пайку хлеба. Человек он в «Пятой» зоне авторитетный, на строгий режим был переведен с «Убинки», с лагеря, где содержат особо опасных рецидивистов. Волкова уважали, но кое-кто из заключенных побаивался. Это сейчас он с бригадниками сидит и чаем Сергея поминает, да на равных разговаривает, а на самом деле Волков вел непростую жизнь. Не многие знали, что он входил в круг привилегированных людей. Ходил себе на работу со всеми, закрывался в отдельном кильдыме и никого, кроме Сергея, туда не запускал. Мужики и парни иногда приходили к нему в отряд со всей зоны и обращались за помощью. Благодаря природному уму и умению по существу разобраться в конфликтной ситуации, Волкову удавалось мирным путем развести спорящих зэков. Сергей Соловьев был всегда для него опорой. 
 

Глава 2

Жизненные перипетии

Да, действительно, Волков знал многое. В тот день, когда Сергей получил записку со свободы и узнал о смерти своих родителей, вернулся в спальную секцию только вечером. Волков по его виду сразу догадался, что-то случилось. Разогрев чай в алюминиевой бадье и, перелив его в маленькую кружку, протянул Сергею.
– Рассказывай, что стряслось?
Сергей от чая отказался и замотал головой, не зная с чего начать. Волков дотронулся до его руки и спокойно спросил:
– Рамсы с ментами или с баллонами ? Не переживай, все разрулим. – он по-дружески похлопал ладонью по Серегиной коленке. Соловьев тяжело вздохнул, затем закурив очередную сигарету, со скорбью в голосе, тихо ответил:
– Нет, Волоха, это дело ты не разрулишь.
Волков изумился, когда увидел на глазах друга навернувшиеся слезы. Сергей резко упал на кровать и уткнулся лицом в подушку. При каждом судорожном вздохе, его плечи подрагивали. Ни разу за те четыре года, которые они провели в колонии, в одной семье, Волков не замечал, чтобы его друг давал волю душевным переживаниям, да еще со слезами. Он был старше Соловьева на двадцать четыре года, в этом году ему исполнилось сорок семь лет. Присев на кровать рядом, Волков по-отцовски положил руку на плечо парню. Вопросов пока не задавал, ждал, когда он успокоится. Сергей выпрямился, стыдливо утер слезы и, зажав виски ладонями, тихо произнес:
– Разговор есть серьезный, но не здесь...
– Понял, – ответил Волков и, выйдя в главный проход, крикнул дежурившему шнырю , чтобы позвал завхоза. Волков не обходил вниманием дневального и порой угощал его заваркой чая, потому тот беспрекословно выполнил просьбу за две минуты. Договорившись с завхозом, друзья направились в его каптерку и за собой закрыли дверь на замок. Сергей достал из кармана брюк записку и протянул Волкову.
– Читай.
Дочитав до конца, Волков бросил тревожный взгляд на друга и, осознавая безысходность ситуации, в какой оказался Сергей, спросил:
– Кто-нибудь может подтвердить смерть твоих родных?
– Я доверяю своему земляку, он не будет врать.
– Тогда почему зоновские менты не сообщили тебе о смерти? Может, это ошибка…
– Ошибка?! Чья? Кому это надо? – перебил его Соловьев, категорически протестуя. 
– Серега, успокойся. Сейчас что-нибудь придумаем. В общем так, мне нужны фамилии твоих родителей и адрес, где они прописаны.
– Зачем?
– Сейчас отправим в промзону твоего земляка – Карпуху, он свяжется по телефону с нужными людьми и через ментовский райотдел попробует что-нибудь выяснить.
У Волкова остались хорошие связи на воле и