Абордаж на Енисее

Мы пили водку под Российским флагом на корме теплохода, везущего нас в Красноярск из посёлка Бор, что на берегу Енисея, против устья Подкаменной Тунгуски. Плыть по реке – одно удовольствие, особенно, когда работа сделана и ты, после двух-трёх таёжных месяцев возвращаешься домой, в город. Но даже и без этой приятной детали красот на Енисее достаточно. Мы начали отмечать конец полевого сезона в нижней каюте, под купленную в Бору икорку, но после третьей капитан по теплоходному радио объявил, что мы подходим к знаменитой цепочке скалистых островов Кораблик и Барочка, пригласив тем самым всех желающих на палубу для обозрения. Эти два острова со скалистыми берегами и лесом наверху и впрямь похожи на корабль, тянущий вверх по течению баржу. Оба – удлинённой «ладейной» формы, «баржу» словно чуть сбило течением в сторону от курса, – это и не мудрено: впереди – Осиновский порог и так называемые «щёки», где мощнейшая река стиснута скалами, глубина её там достигает 40 метров, а течение…
Сейчас, конечно, и корабли не те, что раньше, и енисейские речники имеют большой опыт прохождения опасных мест, и навигация – спутниковая. А на моей памяти на красноярском радио была очень популярна песенка Якова Хаскина и Льва Ошанина, которая так и называлась: «Кораблик-Барочка», и именно эти слова звучали в её припеве. Песенка была о том, как корабль, спешивший в Красноярск, из-за тумана был вынужден встать на якорь посреди реки, и второй помощник капитана опоздал на собственную свадьбу… Такая вот безобидная история… Была у меня и книга рассказов «Были великой реки» речника и писателя Ивана Назарова, – о истории енисейских навигаций, о сложностях и испытаниях, о мужестве и стойкости, о кораблях и людях…
Нелегко смирял свою гордыню легендарный тюркский богатырь Ионесси, некогда на своём пути умыкнувший от отца красавицу Ангару. Байкал в ярости стал кидать вдогонку разные камни, которые и образовали на их совместном пути многочисленные пороги. Постепенно Ионесси всё-таки «обрусел», и одним из первых, кто это констатировал, так сказать, ввёл Енисей в разряд национальных культурных традиций, сопоставив его с Волгой, был Антон Павлович Чехов, в 1890 году в своём путешествии на Сахалин переправившийся через эту реку в районе Красноярска.
"Не в обиду будь сказано ревнивым почитателям Волги, в своей жизни я не видел реки великолепнее Енисея. Пускай Волга нарядная, скромная, грустная красавица, зато Енисей могучий, неистовый богатырь, который не знает, куда девать свои силы и молодость. На Волге человек начал удалью, а кончил стоном, который зовется песнью... на Енисее же жизнь началась стоном, а кончится удалью, какая нам и во сне не снилась. Так, по крайней мере, думал я, стоя на берегу широкого Енисея и с жадностью глядя на его воду, которая с страшной быстротой и силой мчится в суровый Ледовитый океан... "
А ещё в Красноярске есть могила командора Резанова, спешившего из Америки к русскому царю с просьбой о разрешении на женитьбу… Но что это меня всё время бросает из стороны в сторону, неужто и впрямь, воспоминаний накопилось так много, что куда ни кинь – везде пять? А то и больше? Не хватало ещё от былей великой реки плавно перейти к теме женской преданности, которая не менее велика, но – совершенно для иного романа.
С другой стороны, всё здесь написанное уже тогда плыло вместе со мной по Енисею, а значит, место ему и тут, в рассказе… Так вот, пороги, наряду с северными штормами в самых низовьях, где река разливается на десятки километров, представляли особенную трудность для раннего пароходства. Позднее некоторые из них, например, Казачинский, были частично взорваны, но всё равно прохождение стремнин требует от речников бдительности и умения. Да и не каждый корабль, в том числе и пассажирский, может самостоятельно подняться через порог. На том же Казачинском доныне дежурит специальное буксирное судно – дизель-элетроход «Енисей». Довольно крупный корабль, с кое-какими служебными помещениями, а всё остальное там, похоже, – двигатель. Я его видел, он и нас перетаскивал на толстенном буксирном тросе, а вокруг кипела вода и было заметно простым глазом, что река там течёт наклонно. Перед порогом пассажирам нижней палубы по тому же радио было приказано задраить иллюминаторы, находившиеся в полуметре над водой. Но это было на второй день пути к Красноярску. Я думаю, и в приглашении для обозрения красот традиционно есть второй смысл. Спасать людей из воды всё-таки легче, чем из затопленных внутренних помещений… Ну а в такой вежливой традиции, безусловно, есть своя красота. Как всё взаимосвязано и переплетено в этой жизни!
Когда нас пригласили полюбоваться Барочкой и Корабликом, никакого тумана не наблюдалось. Стояли изумительные последние дни августа. Темнохвойной тайга по берегам была украшена золотом и багрянцем, берёзы, рябины кое-где свешивались над бурыми скальными берегами, отражаясь в синей-синей воде, вместе с плывущими против волн небом и облаками. Я захватил свой видавший виды плёночный фотоаппарат «Зоркий», мы все высыпали наверх. Мы – это четверо мужчин во главе с начальником, плюс два непьющих сотрудника и ещё – 12-летний Григорий, сын одного из нас, Володи, уже третье лето проводивший с отцом в тайге. В каком-то смысле на это время он становился сыном и хорошим другом всего отряда. Гришка был азартным рыбаком, порой он всерьёз обеспечивал нам  хариусовый ужин, а однажды вытащил из Енисея щуку с себя ростом и долго пытался её убить с помощью воздушного пистолета… Правда, геологом он стать не собирался, хотел быть коммерсантом… Что из этого вышло, я не знаю, год назад этот взрослый молодой человек прислал мне сообщение по «фэйсбуку», в котором я хоть и зарегистрирован, но не умею им пользоваться…
В тот сезон Гришка сильно ошпарил себе ногу кипятком из чайника, а под конец какими-то капризами вынудил отца обязать его писать «заявление на тему «Последний поход»», так что оба ехали слегка в расстроенных чувствах. Но вид Кораблика и Барочки всех примирил и привёл в восторг.
После прохождения островов мы обнаружили на корме свободную от пассажиров площадку со скамьёй напротив Российского флага и решили, что раз погода хорошая, чего нам пить водку взаперти?! Когда здесь можно сразу и курить, и махать рукой обгоняющим «Метеорам», и просто дышать свежим и бодрящим речным воздухом! Если бы кто-то вздумал нас упрекнуть, что мы распиваем спиртное в общественном месте, мы наверняка в ответ упрекнули бы его в отсутствии патриотизма! Ведь пить водку под российским флагом, это…  Это круто, это лучшее выражение патриотичных чувств, как их понимают разные видавшие виды люди! Я позднее встречал патриотов, проделывавших такой фокус в Индии и в Южной Америке, а здесь, на Енисее – сам бог велел! Так мы и сделали, но вскоре наше мирное занятие было прервано любопытным явлением.
Вдали показалась лодка на импортном моторе, которая неслась к нам так, что просто прыгала по верхушкам волн. В лодке стоял во весь рост взлохмаченный мужчина и отчаянно махал руками. Иногда неожиданный прыжок сбивал его с ног, он хватался за борта, но тут же вставал, продолжал размахивать и кричать. Слов, конечно, не было слышно, но вскоре лодка догнала теплоход, кричавший присел, пока она пересекала уходящие от двигателя буруны, потом лихо накинул на поручень нижней служебной палубы верёвку и намертво привязал лодку к теплоходу.
Таким образом мы были взяты на абордаж. Мы и ещё горстка любопытных наблюдали за происходящим сверху, перегнувшись через перила. «Пират» был радостно возбуждён. Он перепрыгнул через ограждение на служебную палубу, к нему вышел молодой человек из команды. Несколько минут они что-то «тёрли», потом пират сделал знак сидевшему у мотора напарнику, тот откинул лежавший на дне кусок брезента и подал на борт двух полутораметровых осетров. Речник позвал помощников, те утащили рыбин внутрь теплохода, а сам он тоже ушёл, но вскоре вернулся, неся на согнутой руке (как носят дрова) несколько бутылок водки. Главный пират перекидал бутылки напарнику, спрятавшему их под брезент, радостно похлопал речника по плечам, потыкал кулаками в грудь, прыгнул обратно в лодку и отвязал концы. Выйдя за буруны, пират увидел у меня в руках фотоаппарат, опять вскочил и расставил в стороны руки – для кадра. Я успел снять, но тут же напарник пирата неожиданно завёл мотор, и тот плюхнулся на скамейку.
Пираты уплыли восвояси, проданное ими на теплоход было осетром – той самой, запрещённой к лову, енисейской царь-рыбой, о которой писал наш глубоко уважаемый и как раз в том году умерший земляк Виктор Петрович Астафьев. Это его сердце, повидавшее и фронтовые ужасы, и многое другое, обливалось кровью при мысли о варварском уничтожении осетров, о самоловах – снастях, которые калечат и заставляют гибнуть и не пойманных рыб. В Бору мы наслушались рассказов о том, как при виде рыбнадзора улов просто выбрасывается за борт, и такие случаи не редки. Не менее разорительна и ловля ради икры, когда рыба просто потрошится и выбрасывается.
Мы знали, что рекой и тайгой живут многие жители северных посёлков, где после развала Союза закрылись предприятия: экспедиции, леспромхозы… Мы знали, что самолёты, а в навигацию – и теплоходы в своих морозильных камерах везут в Красноярск икру и рыбу, скупленные на необъятных просторах от Дудинки. Я сам видел, как в Красноярске встречают теплоход заказчики, как отсчитывают деньги, как тащат к иномаркам мешки с торчащими из них хвостами размером с две лопаты. И это – в центре города, днём, на речном вокзале, при том, что ловля осетра преследуется по закону…
А вы говорите – водка под российским флагом!
Но если в те времена, когда Виктор Петрович писал «Царь-рыбу», можно было не задумываясь осудить грабительский промысел, то сейчас, за ненадобностью многих северных производств, ситуация приобретает двоякий смысл. Люди не могут переехать, да и привыкли они к реке и тайге. Но нужно жить, отправлять детей учится, иметь в своём посёлке какой-то вес, чтобы не рубить дрова за бутылку водки. На реке – свои ценности. Там нужны не крутой автомобиль, а новый лодочный мотор и снегоход. Тут – чем круче, тем лучше. «Сделаешь» на реке инспектора (может быть, соседа по дому) на своём моторе – будешь ему братом или кровным врагом, – это уж зависит от личных пристрастий. И инспектор браконьерничает не меньше. На реке – своя жизнь. Залезь туда чужак со снастями – «обуют» по полной. А так, все друг друга знают, играют в войнушку, а рыба гибнет. Но ведь осетра, хоть он и редкий, и ценный, – я думаю, в Енисее достаточно, чтобы прокормить тоже нечастых жителей его берегов. Да и чтобы обеспечить Красноярск недешёвым деликатесом – тоже хватит… Это если с умом…
Словом, вот такая была тема нашей беседы, пока пираты не отплыли в прошлое на несколько десятков километров. Потом сотрудники пошли спать, а мужики заспорили о работе. А я что-то загрустил, встал у Российского флага, опершись о поручни. Вечерело. Вода и темнеющие берега приобретали таинственность и серьёзность. Кое-где виднелись огоньки костерков, несколько раз из тайги доносились ружейные выстрелы…