Странный праздник или Чего хочет смерть?

знаете, что непременно старуха? Кто такое вообще сказал?
  - Ну… Люди говорят, - энтузиазм мой пропадал.
  - Люди? Какие? Которые уже умерли? И каким же образом мертвые рассказали это живым?
  Да уж. Возразить было нечего. Я подумала было про спиритические сеансы – ну разговаривают же с духами всякие там экстрасенсы? Может так? Но я представила, о чем бы сама беседовала с духом… Уж точно не о том, в каком облике к нему пришла смерть. Поэтому промолчала.
  - Вот видишь. Как-то повелось, что к женщинам приходит Смерть-мужчина, а к мужчинам – костлявая старуха.
  - Тогда ты должен быть костлявым стариком, - я решила ни за что не сдаваться.
  - Но ты же молодая…
  - Логично…

  Опять наступило молчание. Он рассматривал комнату; встал, подошел к накрытому столу, склонился к букету ромашек в вазе:
  - Свежие?
  - Вчера купила…
  - Мертвые…
  - Живые… Пока что…
  - Ну это да. Как и все в мире. Пока что живые…
  Мне стало грустно. Его улыбки начинали злить. Какая-то нелепая Смерть, ходит тут, ромашки мои нюхает. Ну может я все-таки сплю? Незаметно ущипнула себя – больно. Не сплю, значит. Отлично… Может с ума сошла? Хотя вряд ли. Галлюцинация? Если надавить легонько пальцем на глазное яблоко, то реальные предметы раздвоятся, а глюки (миражи, иллюзии, фантомы и прочая гадость) – нет. Этот паразит в черном раздвоился. Значит, Смерть реальная. Вот точно не везет мне сегодня.
  А Смерть все осматривался. Изучал книги на полках, листал журналы на столе. И, похоже, чувствовал себя как дома.
  От одной внезапной мысли мне стало так ужасно и плохо, что я заревела.
  - Почему я должна умереть? Почему именно сегодня?
  Я уткнулась в подушку и плакала, не желая даже слушать ответ. Просто этот вопрос не мог больше оставаться внутри. А он ждал, пока я успокоюсь, и молчал. Минут 10 тянулись вечностью. Мерно тикали часы, в подъезде шумел лифт, на балконе были слышны голоса со двора. Я оторвалась от подушки, всхлипнула. Тушь наверняка потекла.
  Он сел в мое любимое кресло, посмотрел на меня:
  - Не задавай вопросов, ответов на которые услышать не хочешь. Все умирают. А чем ты лучше других? Ничем. Судьба у тебя такая. Почему именно сегодня – не знаю…
  Всхлипы…
  - Не ты решаешь, когда?
  - Нет.
  Всхлипы…
  - Я не хочу…
  - Знаю. Все не хотят. А те, кто хочет, ну то есть самоубийцы – мы к ним и не приходим. Не успеваем просто.
  Всхлипы…
  - А как?.. Как я умру?... Во сколько?...
  - Ты правда хочешь знать?
  Всхлипы…
  - Нет…
  Мы молчали… Я от неизбежности, он – от необходимости. С трудом я поднялась и села. Тело не слушалось. Может я уже начала умирать?... Блин, бред какой-то…
  - У меня еще есть время?..
  - Да.
  Я пошла на кухню. Машинально сделала чашку чая, тихонько присела на краешек стула и уставилась на часы. 16:27. «Гости скоро придут…» - пронеслось в голове. Стало тошно, полились слезы. Я посмотрела в окно. А за стеклом солнце. И я вижу его последний раз… Отвернулась…
  - Не хочешь поговорить? – донеслось из зала.
  Я поплелась туда, даже не зная, о чем же еще можно поговорить со своей Смертью. Именно со СВОЕЙ СМЕРТЬЮ. О чем можно потрепаться с другими смертями, я представляла, а вот со своей собственной… Моя Смерть. Даже звучало нелепо. Я зашла и села на диван. Он по-прежнему сидел в моем кресле. Моя Смерть в моем кресле… Захотелось опять зареветь.
  - Ммм… Чай с корицей?
  Я вздрогнула:
  - Чт… что?
  - Чай, спрашиваю, с корицей?
  - Да…
  Он отвернулся и, кажется, вздохнул. Сделав глоток, я спросила:
  - Тебе сделать?
  - Чт… что?
  - Чай будешь? Сделать?
  Все его дружелюбие и улыбки сразу исчезли. Мне стало страшно, руки задрожали еще сильней. Он резко встал и подошел к окну. Я онемела. Ну, дура! Дура!!! Смерти чай предлагать! Прибьет косой своей сейчас, попьешь чаю потом на том свете.
  Он, не поворачиваясь, еле слышно сказал:
  - Да…
  Все еще в оцепенении, я сходила на кухню, сделал ему чай в своей любимой кружке (ну не каждый же день у меня такие почетные гости), вошла в зал и поставила его чашку на стол.
  - Угощайся.
  Мне показалось, что он не решается. Что-то было в его замеревшей фигуре, выдававшее то ли робость, то ли стеснение или все сразу. Он напоминал воробья, который боится схватить крошку, лежащую слишком близко к тебе – и хочется, и колется. Мне его почему-то стало жалко.
  - Бери. Остынет же…
  Он будто еще раздумывал, потом пересилил себя, подошел к столу. Сделал глоток, закрыл глаза.
  - Вкусный… Спасибо…
  - Не за что…

  И тут меня осенила очередная бредово-гениальная идея, сегодня неизвестно какая по счету.
  - С тортом будешь? Шоколадный, с миндалем. Отрезать кусочек?
  Он какими-то немигающими глазами смотрел испуганно-враждебно, но я уже разошлась; видимо, шок прошел.
  - А вообще… Почему мы с десерта начали? Обедать будешь? Стол уже накрыт, гостям уже не поздравлять меня за ним. Хоть с тобой посидим по-человечески, выпьем, закусим. И поздравишь, и помянешь заодно. Давай? Ты вино красное или белое? Или водки с лимоном?
  Вообще-то я не ждала ответа. Даже если мое безумие его разозлит, ну что он сделает? Убьет меня раньше смерти? Не выйдет. Может перед смертью и не надышишься, но я зря что ли готовила все это? Гулять так гулять. Стало весело – помирать, так с музыкой. Он внимательным взглядом неотрывно смотрел, как я разливала вино, накладывала салатики, расстилала салфетки. Наконец я упала в кресло напротив, подняла бокал:
  - Ну… Даже не знаю. Давай за нас, что ли!
  Глаза его постепенно наполнялись любопытством и удивлением, он тоже поднял бокал:
  - Давай…
  Я выпила почти залпом. Моментально стало еще веселей и спокойнее. Я дотянулась до пульта, включила музыку. Тихая мелодия эль-арт-рока заполнила комнату.
  А он с поднятым бокалом все смотрел на меня. Я чувствовала его взгляд, но глаза не поднимала. Пришедшему с балкона коту тоже наложила покушать, говорила с ним, трепала за ухом. Потом все-таки посмотрела на Смерть.
  Все возможные эмоции менялись в его глазах с бешеной скоростью, губы не улыбались, слегка дрожали. Мне хотелось сказать ему что-нибудь – но что? Откуда я знаю, что сейчас у него в голове? Я даже зажмурилась, потому что мне показалось, что я вижу в его глазах блеск слез.
  - Ты… ты чего? – больше ничего на ум не пришло.
  - Я… Понимаешь… - теперь это были настоящие слезы. - Еще никто… Никогда… Я не должен так говорить. Все, все, нет, не должен!
  - Что? Что никто и никогда? Не умирал весело?
  - Не предлагал веселиться вместе… Не приглашал к столу… Не угощал чаем…

  Теперь уже я сидела неподвижно, не зная, что сказать, что думать и что делать дальше. Поэтому просто молчала… Он, может, и не человек, но я чувствовала, что ему надо высказаться. Не могла же я отказать своей Смерти? Время еще есть, выслушаю, вдруг помогу чем-то. Наверняка быть Смертью не так уж и весело – никто не любит, не ждет, не рад видеть. А фанатичные готы не в радость, похоже…
  - Ты вот знаешь, что такое делать только то, что должна? Нет, не знаешь! Вы, люди, часто делаете то, что хочется, и лишь иногда – что должны. А я всегда делаю то, что должен. Вот ты такая красивая сегодня, тебе бы улыбаться, а я вот должен прийти и забрать тебя! А мне этого совсем не хочется. Но я должен! У тебя праздник, день рождения, а у меня обязанности, понимаешь? Я не могу отказать, я обязан. Мне бы очень хотелось прийти сюда просто так, с подарком, не говорить тебе, что умрешь сегодня.
  Он говорил очень долго, даже не замечая, слушаю я или нет. Большей частью я слушала, конечно, но иногда мысли уходили куда-то.
  Как странно… И страшно. Я вот жалуюсь и ною, что не могу быть гостеприимной раз в году. Хоть на один день стать милой и покладистой дочерью, сестрой, подругой, внучкой, любовницей и племянницей. Ведь они любят меня, любят по-настоящему, и действительно искренне от души дарят эти дурацкие книжки с рецептами. Почему же мне это так в тягость – уступать хоть раз в году? Вот он, сидящая напротив и плачущая Смерть, вот он хотел бы быть и милым, и внимательным, заботиться о ком-то, окружать теплом. И каково ему делать то, что он должен? Должен отнимать жизнь! Ладно там я; я, может, и не достойна этой жизни, но мир полон людей, которые не должны умирать. Каково ему отнимать жизнь у маленьких детей? Смотреть в их небесные глаза и лишать жизни? Просто потому, что должен! Как убивать людей, отдающих жизнь за других? Как в их глаза заглядывать? Наверное, единственные,  кто рад его видеть, по-настоящему рад – это умирающие на больничных койках. И то… Многие не сдаются до конца…
  Мысль прервалась на середине, потому что я поняла, что он давно молчит. Сидит притихший, опустошенный и прихлебывает остывший чай. А еще я осознавала, что гостей моих не было по-прежнему. Хотя все уже должны были прийти. Он, видимо, это заметил:
  - Не жди их. Посмотри на часы.
  Я обернулась. 16:27…
  - Но… Так же не может быть…
  - Не может. Но я так захотел.
  - Как?.. Ты не должен… Что ты делаешь? Нельзя ведь…
  - Плевать. Хочу сделать то, что хочу. Хотя бы один раз.
  - Не надо. Делай, что должен. Не хочу ждать…
  - А я не хочу это дальше обсуждать… Можно еще вина?
  А действительно, ну проживу часом больше – какая кому разница? Что со Смертью-то спорить? И я наполнила его бокал снова.

  После того, как бутылка опустела, я потеряла счет времени. Мы болтали обо всем подряд, смеялись. Рассказывали друг другу разные истории из жизни, травили анекдоты; потом ходили курить на балкон, зачем-то тушили окурки в цветочных горшках; гадали на ромашках, не вытаскивая их из вазы и роняя лепестки в салаты. Пытались сварить глинтвейн, но только перепачкали плиту и мое платье; потом пели в караоке. Он немного рассказал о своей жизни вне земли, надо сказать, что рассказывать он умел, и после этих рассказов мне захотелось попасть туда, но он спорил, что меня не возьмут. Когда опять выходили курить, он доказывал мне, что курение вредно – я убеждала, что от рака легких умереть уже не успею, так как умираю сегодня. Все, что было за пределами этой комнаты, перестало существовать. Жизнь кипела в этих четырех стенах. На душе было удивительно легко и беззаботно. Смех и улыбки, тосты и пожелания, подколы и шутки – все смешивалось в одну невообразимо приятную смесь.  На сколько растянется этот чудный незабываемый вечер – не знаю. Мне было все равно, важно лишь то, что сейчас я наслаждалась жизнью. По-настоящему.
  Я что-то горячо доказывала ему, размахивая наколотым на вилку шампиньоном, как вдруг оборвалась на полуслове – часы тикали. У меня похолодели руки.
  - Ты чего замолчала?
  - Я… Это… Время. То есть часы… Они пошли, они тикают…
  - Да. Я скоро ухожу.
  Я поставила бокал, положила шампиньон обратно в тарелку. На него смотреть я не могла, тошнота знакомыми волнами подкатывала  к горлу. От вина мысли перепутались, и я не могла ничего сказать. Встать тоже сил не было.
  Он вдруг рассмеялся, но я глаз не подняла.
  - Успокойся. Все в порядке.
  Внутри будто взорвалось то, что до этого таилось за улыбками.
  - Что?! Что в порядке? Я не хочу умирать! Понимаешь?! – слезы текли ручьями.
  - Понимаю. Но ты не умрешь. Не сегодня, по крайней мере. Сегодня я не буду делать то, что должен. Не хочу… Я хочу другое. Хочу, чтобы ты была сегодня прекрасна, счастлива, чтобы ты улыбалась, шутила. Это странный праздник… Невозможное