менее пятидесяти миллионов человек, причём город не входил и в тысячу самых крупных мегаполисов будущего мира.
Я уже упоминал о замечательных летающих автомобилях – точнее, авиамобилях. Инженеры из будущего делали их совершенно разных форм, размеров и расцветок. Судя по всему, это не особенно влияло на их аэродинамические свойства. Нам достался огромный «бильярдный шар». Спешу сообщить, что это вовсе не моё «варварское» название данного транспорта, а вполне официальное наименование модели. Это на самом деле был шар, точнее – сфера трёх метров в диаметре, верхняя часть которой представляла собой купол из затемнённого стекла, а нижняя – легкий сплав металлов. «Бильярдный шар» был выкрашен в классическую для всех человеческих такси чёрно-жёлтую клетку. В салоне находилось шесть кресел, расположенных вокруг панели управления. Однако самой панелью пользовались только техники при ремонте или настройке авиамобиля, так что она была скрыта от глаз обывателей под уставленным угощениями столиком. Кабины пилота или аварийного управления предусмотрено не было – ими оснащали только индивидуальные модели. Нам оставалось только назвать бортовому компьютеру адрес и наслаждаться видом из окна. Шар сам непринуждённо маневрировал в толчее прочих авиамобилей, то резко взмывая ввысь, то проносясь в считанных сантиметрах над крышами домов. Скорость он набирал такую, что мы преодолели сотню миль на минуту, и вскоре наше такси зависло над крышей больницы. С распространением воздушного транспорта индивидуального пользования на каждой крыше находилась парковка и парадный вход.
Джейсевен расплатился, приставив к специальному считывающему устройству свою длиннопалую пятерню, мы выбрались из такси, и наш шар улетел – поймать другой авиамобиль не будет для нас проблемой. Потом мы вошли в больницу, где Джейсевен предъявил докторам какую-то карточку и указал в мою сторону. Мне улыбнулись, меня схватили за руку, меня куда-то повели. Джейсевен и Кейван отставали всего на полшага. Затем был захватывающий спуск в сверхскоростном лифте, светлые коридоры и пахнущие весенней свежестью палаты. Наконец, меня завели в одну из них, уложили в мягкую койку, обвешали датчиками и попросили никого не отвлекать своими расспросами. Я покорно захлопнул открывшийся рот.
Терпеть мне пришлось недолго. Спустя всего час я уже сидел в приёмной, прихлебывал горячий напиток из огромной кружки и краем уха подслушивал, как за прозрачной стенкой спорили на мой счёт врачи.
– У вас не обнаружено никаких патологий, – хмуро сообщила мне миловидная медсестра, выходя из палаты и останавливаясь передо мной.
Я вежливо поднялся с дивана. Честно говоря, мне совсем не понравился тон, с которым она сообщила мне это хорошее известие. Словно она поставила миллион на мою скоропостижную кончину, а я, оказывается, вполне способен счастливо прожить ещё много лет.
Я обезоруживающе улыбнулся ей.
– Молодой человек, – сурово продолжила она, глядя на меня снизу вверх пронзительно зелёными глазами, – мне сообщили, что вы слишком себя перетруждаете. Научный Центр нуждается в ваших услугах не более шести-восьми часов в день, что вполне согласуется с нормативами нагрузок, которые без стресса может выдержать ваш организм. Кроме того, один или два дня в неделю вас стараются вовсе не беспокоить, полагая, что это время вы потратите на отдых. Так оно и было, однако с некоторых пор вы резко изменили свой образ жизни. Вы стали много читать, безвылазно сидите в своей квартире и, как результат, часто жалуетесь на недомогания в области затылка и височных долей. Ещё некоторое время в таком же ритме, и вас придется определить к нам на профилактическое лечение.
– Но мне интересно читать, – я развел руками. – На мой взгляд, глупо оказаться в моей ситуации и не воспользоваться благоприятной возможностью изучить что-то новое.
– Ваша тяга к знаниям похвальна, однако именно она является первопричиной возникновения болевых ощущений.
– Я знаю, но у меня нет другого выхода.
– Прощу прощения?
– Послушайте, я ведь прекрасно понимаю, что ещё немного, и я снова отправлюсь в свой мир, в своё время, – пояснил я в порыве откровенности. – Ещё год, месяц, может, всего лишь неделя – и меня здесь больше не будет. Я хочу максимально использовать то время, которое у меня есть.
Медсестра как-то странно на меня посмотрела и приняла какое-то решение.
– Сядьте, – велела она.
– Извините, но я не могу сидеть, когда рядом кто-то стоит. Тем более, если это женщина, – я гордо выпятил грудь.
– Сядьте, я сейчас уйду, – раздраженно повторила она. – Ждите здесь и… и закажите себе ещё напитка и печенья. Вполне возможно, ждать придется долго.
Она развернулась и вышла, ничего больше не желая объяснять, а я повалился обратно на диван. Минуту спустя в приёмную заглянул Кейван. Он привычным взглядом вылупился на меня, мигнул и снова скрылся. Я остался один, и лишь за стеной кто-то до хрипоты спорил о поведении нейронов головного мозга.
Ожидание на самом деле затянулось надолго, так что я решил воспользоваться советом строгой медсестры. На самом деле я уже долго грезил о самой обыкновенной пицце с ветчиной, сыром и помидорами, но в будущем таких блюд не готовили. Однажды я решился заказать необходимые ингредиенты и приготовить пиццу самостоятельно, но лишь столкнулся с непреодолимыми проблемами. Выяснилось, что люди будущего не знают, что такое ветчина и колбаса, а томаты хотя и сохранились за эти тысячи лет, но на земле спросом не пользуются, а посему выращиваются на отдалённых планетах исключительно для внутреннего пользования. Я понял это так, что никто не станет посылать корабль на одну из таких планет, чтобы доставить мне для пиццы парочку помидоров, ведь стоить они будут на вес золота.
Однако едва я потянулся к клавише вызова санитаров, как в коридоре раздались шаги, и в приёмную вошёл академик Бледная Поганка собственной персоной в сопровождении моей знакомой медсестры. Теперь ясно, что она на меня наябедничала.
– Би одиннадцать две тысячи двести… – заговорил он, но я его прервал.
– Просто Джим, если можно.
Академик вздохнул, но кивнул
– Хорошо, Джим, – с некоторым нажимом сказал он. – Мне сообщили, что ты много времени уделяешь повышению своего образования, и это негативно отражается на твоём здоровье.
– Головная боль – это глупости, – я равнодушно пожал плечами. – В моём времени многие люди страдают мигренью и принимают болеутоляющие лекарства.
– Я говорю не об этом… Джим. Меня интересуют мотивы, которые тобой движут.
– Мотивы, сэр? – вежливо переспросил я.
– Именно. Скажи мне, с какой целью ты всё это изучаешь?
– Мне просто любопытно. Насколько я себя помню, я всегда был любознательным ребёнком.
– Похвально, – хмурое лицо академика красноречиво свидетельствовало об обратном. Он тяжко вздохнул.
Я поёжился и решил, что на этом и закончатся все мои научные изыскания в далёком будущем. Сейчас мне насильно промоют мозги, да так хорошо, что даже в самом потаённом уголке памяти не сохранится ни единого байта информации о путешествии во времени. И кто меня за язык тянул по поводу головной боли? Молчал бы в тряпочку…
Я стиснул зубы, но не спешил сдаваться.
– Профессор, между нами происходит научный обмен, ведь так? Я знаю, что у вас продвинутое гражданское общество, в котором права и свободы граждан гарантированы государством. Вы не имеете право держать меня в плену и в одностороннем порядке вызнавать информацию о времени, в котором я жил. Вдобавок, это ещё и неэтично. Именно поэтому вы в знак гарантии взаимовыгодного сотрудничества предоставили мне возможность изучать ваш мир. Возможность, которой я решил воспользоваться.
Бледная Поганка посмотрел на меня с немалым удивлением. Потом он присел на диван рядом со мной, взял из вазы конфету и принялся нервно вертеть её в руках.
– Неэтично? Об этом я никогда не думал, – признался он, наконец.
– Не думали? А напрасно!
– Подожди, Джим, не перебивай. Мы, конечно, хорошо понимаем, что люди из прошлого испытывают неподдельный интерес ко всему, что видят вокруг себя, попав в наше время. Однако ты стал первым, кто решил целенаправленно изучать нас.
– Что ж, это делает мне честь, – самодовольно сказал я.
– Нет, Джим, – отозвалась Бледная Поганка. – Ты совершенно правильно сказал насчёт построенного нами гражданского общества и защите прав и свобод граждан, но ты – не наш гражданин. Ты – человек из далёкого прошлого, а значит, входишь в особую категорию людей, которые не должны ничего о нас знать. И этика на твой счёт молчит. Мы поступаем так, потому что у нас нет другого выхода.
– Вы хотите сказать, что я зря…
– Я ничего не хочу сказать. Я просто излагаю тебе основные положения закона, принятого специально для таких путешественников во времени, каким ты, вне всякого сомнения, являешься. И этот закон гласит, что ты должен быть возвращён в своё время, как только у нас исчезнет необходимость получать от тебя информацию. А перед этим ты пройдёшь стандартную процедуру по стиранию памяти. Проще говоря, ты проснёшься где-нибудь в центре своего города в тот же день, в который покинул его. И ты так никогда не вспомнишь, как оказался там, и что с тобой случилось на самом деле.
Я приуныл.
– Но профессор, это нечестно.
Тот показал головой:
– Честно это или нечестно, никакой роли не играет. Мне казалось, что ты должен понимать: никто не вправе изменять прошлое и тем самым влиять на будущее. Мы стараемся проникать в прошлое очень осторожно и сглаживать все углы. Иногда приходится исправлять собственные ошибки и недочёты – не без этого. Но одно дело, если в прошлом исчезает человек, которому так и не суждено вернуться обратно по той простой причине, что он уже умер в будущем. Это неисправимо, но такое дело можно замять. В конце концов, в вашем мире так много слухов и легенд об аномальных зонах, и вы в них верите, как дети. Однако если ты возвратишься в прошлое и начнёшь копировать наши идеи, то это будет уже непоправимо. Ты изменишь прошлое и, тем самым, изменишь будущее. А это недопустимо.
– Но ведь это всего лишь теория, – я ухватился за спасительную идею, которая только что пришла мне в голову. – Ещё в наше время учёные выдвигали гипотезы о бесконечном количестве параллельных миров, существующих независимо друг от друга. Даже если я, вооружённый знаниями из будущего, вернусь в своё прошлое и начну воплощать идеи в жизнь, на вас это никак не повлияет. История сделает новый виток, увлекая моё изменённое прошлое в новое будущее. Будущее, которое неопределенно. Будущее, которое не будет состоять с вашим настоящим ни в какой связи. Разве это плохо? Разве так нельзя?
– Нельзя, Джим, – мягко, но непреклонно возразил профессор. – Ты забываешь, что за двадцать тысяч лет с момента твоего рождения наука совершила не один семимильный шаг вперёд.
И, правда, этого я не учёл. Если эти ребята смогли создать свою темпоральную капсулу, то они просто обязаны знать о времени такое, во что учёные моего времени даже не поверят.
– А…я… можно мне тогда остаться в вашем мире? Вы же говорили, что это как раз можно устроить. Нежелательно, но можно!
– Прости, Джим, но правила едины для всех.
