Космические дознаватели. Дело о золотом ангеле

листьями. Кии сидел на корточках и обрезал куст, но, услышав шаги, встал и кивнул дознавателям. На этот раз за его спиной переливались радужные крылья.
- Наконец-то, - вздохнув, сказал он.
Олаф спросил ошарашено:
- Что «наконец-то»?
Кии ответил:
- Наконец-то Вершитель понял, кто совершил преступление: попытку массового убийства и, что ещё серьёзнее, умышленное покушение на жизнь дознавателей.
Камил, отодвинув Олафа в сторону, спросил:
- Вы ждёте смертного приговора?
- Конечно.
Тщательно подбирая слова, Камил задал вопрос, который очень не хотел задавать:
- Потеря оказалась невосполнимой?
Кии кивнул.
- Да.
- Как же произошла трагедия?
- Была авария, я просил не спасать часть, если погибло целое, но ведь сапиенсы – ненавистная раса - всегда лучше знают, что необходимо другим. А уж к нам, кии, они относятся, как к игрушкам. Пришил оторванную руку и пуговицу вместо глаза - играй дальше. Меня вылечили, устроили на базу, и с тех пор пытка не прекращается. Обратите внимание, в организованной стычке пострадали только сапиенсы. Если не считать дознавателей.
- Я согласен себя не считать! - воскликнул Олаф.
Камил машинально кивнул, после чего протестующе замотал головой и возразил:
- Ответственность за случившийся инцидент разделяют связист, начальник базы и даже командир корпуса дознавателей. Они проявили: кто – поспешность, кто – преступную беспечность.
Кии неприятно улыбнулся.
- Командир корпуса? Раз так, никто вас за быстрое завершение дела не осудит. Кстати, забыл упомянуть: это я отравил прежнего связиста.
Окончательно запутавшись, Олаф спросил:
- Его-то за что?
- Я рассчитывал, что пришлют случайного, плохо подготовленного специалиста, и мне будет нетрудно организовать дезинформацию.
Олаф возмутился:
- Вы не могли отравить разумное существо! Вы – ангел! К тому же у связиста был инфаркт, а не отравление. Глупая ложь!
- Проснулся, - пробурчал Камил.
Кии сдержано улыбнулся.
- Я практически ничего не делал, просто спросил, хочет ли связист зелени? Он сказал, что – да, и сам насыпал в салат резаные листья наперстянки. Но ничего не получилось: вместо него прислали какого-то фанатика, и пришлось ещё три месяца умирать от боли и одиночества, пытаясь втереться к нему в доверие. Вершитель, у вас ещё остались сомнения?
Камил вытащил браунинг, но Олаф перехватил его запястье.
- Ты что? Все пострадавшие живы! Кии не заслуживает казни!
- Заслуживает.
Олаф попытался заглянуть в глаза своему Вершителю.
- Камил, ты никогда не был жестоким.
Глаза оказались мутными, несчастными и совершенно больными.
- Надеюсь, что ты прав. Кстати, я, именно, не хочу проявлять жестокость.
Олаф повернулся к кии.
- Не отчаивайтесь! Вы ещё найдёте кого-нибудь и будете счастливо жить в своём саду на родине.
Камил хотел сказать, что в лучшем случае это станет возможным через много лет заключения, но не смог и промолчал. Кии ответил сам:
- Здесь или на родине – смерть меня никуда не отпустит. У нас с вами разное представление о жизни и о счастье. Отпустите руку Вершителя, всё будет правильно.
Олаф, разжав пальцы, спросил:
- Селем, вы что-нибудь хотите напоследок?
- Апельсинового сока.
Камил разрешил:
- Принеси.
Он сам передал кии стакан с пахучим солнечным напитком. Допив до конца, кии опустился на дорожку, вытянулся и закрыл глаза. Его радужные крылья померкли.
- Селем умер от сока? – не своим голосом спросил Олаф. – Аллергия?
- Это действие не сока, а яда. Врач отказывался, возмущался, однако, в конце концов, был вынужден его для казни предоставить. Жалко врача, но мне очень не хотелось при тебе стрелять в кии.
- Это понятно, они так красивы. Неужели Селема нельзя было спасти? Я бы всё для этого сделал! Знаешь…
Камил рявкнул:
- Хочешь поболтать?! Иди на наш катер и поболтай с перевозчиками трупов.

После возвращения и доклада, больше похожего на обвинительную речь, группе предоставили длительный отпуск. Отпуску Олаф обрадовался – погода располагала. Днём солнце покусывало кожу и кружило голову, ночью природа дарила романтические прелести: прохладу, яркие огни звёзд и неяркие звёздочки светлячков. Но вскоре Олаф заметил, что его коллеги жизни не радуются. Санди с утра до позднего вечера читал, а, между тем, закладка оставалась на одном и том же месте. Камил, всё свободное ото сна время проводил возле камина, периодически бросая на алые угольки светлые кудряшки стружек. Олаф недоумевал недолго. На второй день недоумевания он встал на дыбы, в этом состоянии пришёл к Санди и сказал:
- Советник, посоветуй что-нибудь.
Санди, не отрывая глаз от книжной страницы, пробормотал:
- Чтобы получить правильный ответ, надо задавать правильный вопрос.
Олаф очень хотел задать правильный вопрос, но не представлял, как это сделать, поэтому он, не мудрствуя лукаво, спросил:
- Я чувствую, что виноват перед Камилом, но не понимаю, в чём. Как ситуацию поправить?
Санди смущённо ответил:
- У меня самого рыльце в пушку: струсил, оставил его одного. В смысле, с тобой.
- А я, - признался Олаф, - слишком много души отдал тому, кому не надо было душу отдавать.
- Попробую придумать, как…
Грохнула входная дверь, и за стеной громом громыхнул знакомый голос:
- Привет, немощь бледная!
Камил впервые за последнее время повысил голос:
- Аргус, не ори! И, вообще, иди отсюда. Мне одному побыть надо.
- Хорошо, я убавлю громкость, но и ты поправь настройку.
Вопли за стеной сменились неразборчивым бормотанием. Олаф схватил Санди за руку и понёсся к входной двери. Обогнув дом, он остановился у открытого окна гостиной.
- …ничего не понимаешь! Я согреюсь, и всё пройдёт.
- Всё проходит только в гробу! Да и не согреешься ты у этой пепельницы негасимой, день, другой - и меланхолично угоришь.
- У меня тяга хорошая.
- Реактивная! – Аргус рассмеялся, но продолжил вполне серьёзно, даже сурово: - Я устал ждать, когда твоя дурь пройдёт сама собой.
- В чём же состоит моя дурь?
- В том, что ты надеешься сделать новую группу старой, берёшься за самые сложные задачи и надрываешься, решая их в одиночку.
- Я беру то, что дают. И решаю не в одиночку!
- Не ври сам себе, а мне – тем более. Пойми, наконец, что ваша группа никогда не будет элитной: Советник слишком эмоционален, а Страж наивен и сумасброден. Этого не исправить.
Камил заорал:
- Иди в жопу!
Стало тихо. Паузу прервал весёлый голос Аргуса.
- Один из самых распространённых маршрутов. Я их все исходил. Как-нибудь, на досуге, расскажу о подробностях путешествий. Камил…
- Что тебе надо?
- Бросай всё и переезжай ко мне жить. Во всех смыслах этого слова. Камина у меня нет, но пол несгораемый, можешь круглыми сутками жечь костёр.
Камил ответил быстро и очень ехидно.
- Не перееду. Ты не с того начал.
- С «того» я начать не могу, потому что у тебя под окном скоропостижно выросли два куста. Простые кусты признанию в любви только способствуют, но эти - слишком любознательны.
Олаф отпустил Санди, подтянулся и красиво запрыгнул в окно.
- Не теряй головы! – крикнул Камил.
Санди ужасно захотелось узнать, кому именно адресовано предостережение. Густой голос Аргуса ответил:
- Потерявши корни, по голове не плачут.
Санди со второй попытки уцепился за гладкий пластик, перебирая ногами по стене, добрался до окна и уселся на подоконник. Аргус, рассмеявшись, сказал:
- В плане физической подготовки твой Советник делает успехи. Теперь посмотрим, сможет ли твой Страж спустить с крыльца незваного гостя. Давай, Олаф, приступай к спуску.
Олаф, судя по выражению лица, собрался приступить, но его остановил крик Санди:
- У меня появился совет: всей компанией поехать на море.
Аргус мотнул головой.
- Не могу, занят.
- А я не занят. Горячие камни, тёплая водичка. Хороший совет!
Сказав это, Олаф сильно испугался того, что Камил ответит: «Вот и поезжайте вдвоём». Но Камил ответил:
- Едем! Немедленно.
Аргус, глубоко вздохнув, сказал совсем не то, чего все ждали:
- Созрели-таки, яйца черепашьи. Сто потов с вами сойдёт, и на обед опоздаешь.
Камил, прикинувшись глухим, улизнул в спальню, Олаф, на самом деле ничего не расслышал и пошёл собирать чемоданы, а Санди, расслышав всё до последней не мысли, даже, а интонации, крепко задумался.