беспомощно плакали дети. Мужчины поселка с яростным остервенением рубились на мечах с чужаками. Но что они могли сделать - немногочисленные и неопытные в ратном деле селяне, привыкшие к мирному возделыванию земли, против большого отряда вооруженных до зубов чужаков-воинов?! Вскоре лишь один из них все еще сражался против бандитов в черных мантиях, умело обращаясь с мечом. Это был отец Аргнара.
Спрятавшись в кустарнике на краю леса, мальчик видел, как ненавистные чужаки окружили его отца плотным стальным кольцом и взяли в мечи. Окаменев от ужаса, Аргнар обезумевшими глазами взирал на кровавое побоище.
Зарубив отца, бандиты принялись хладнокровно стаскивать в огромную кучу тела селян, беспощадно добивая раненых. Потом обложили их хворостом, сверху бревнами и подожгли. Дождавшись, когда коптящее пламя полностью охватило чудовищный костер, они вскочили на коней, построились в длинную колонну и ускакали на запад, увозя награбленную добычу.
Маленький Аргнар просидел в кустарнике весь день до темноты, не решаясь выйти из лесу. Лишь к вечеру, когда потух пожар в селении, он на одеревенелых негнущихся ногах направился туда, где раньше был его родной дом.
Несколько дней спустя группа странствующих монахов, случайно проходившая через бывшее селение, обнаружила на остывшем пепелище среди обгоревших до неузнаваемости тел измученного отощавшего мальчонку. Он не отвечал на вопросы, лишь размазывал по бледным щекам сажу вперемешку со слезами и смотрел на всех отсутствующим, полубезумным взглядом.
О том, какая ужасная трагедия разыгралась в этом поселке, рассказать было некому - все погибли, а единственный оставшийся в живых малыш молчал, словно немой.
Отслужив скорбную молитву по убиенным, странствующие монахи взяли бездомного мальчика с собой и пошли дальше. Так Аргнар впервые оказался в храме Пяти.
* * *
С тех пор, как глухой темной ночью конь принес к хутору неизвестного раненого воина, минуло полных три недели. Ольма все же выходила его, и теперь он быстро шел на поправку. Молодая знахарка невольно поглядывала на него с удивлением, а порой и с явным интересом. Да и не одна она. Даже совсем уж молодые девки, как бы случайно встречаясь на подворье с Аргнаром, игриво постреливали озорными глазками в его сторону и начинали рдеть, как зрелая рябина. Но он всегда отвечал на их вопросы неохотно и скупо, чаще всего односложно; был чрезвычайно молчалив и замкнут. Лишь однажды Ольма заметила слабую улыбку на лице Аргнара, когда случайно поймала на себе его теплый взгляд. Да и то сказать, разве ж это была улыбка?! Так, лишь легкая тень улыбки, да и только.
Спозаранку, едва рассвело, Ольма собралась и отправилась за Горелый курган с небольшим берестяным лукошком в руках. Под ногами тихо и грустно похрустывала ломкая жухлая трава, прибитая седым налетом первых приморозков. Прохладный воздух бодрил, вливая в душу ощущение покоя и уверенности. Самое время для сбора ягод шиповника. Именно за ними и шла знахарка в это раннее осеннее утро. Лютой зимой этот самый шиповник, ох, как пригодится. Хворых да старых отпаивать, да и деткам малым силу придаст - навернет на щеки крутой румянец. Глядишь - к весне все живы-здоровы останутся, и на том спасибо.
Ольма шла ходко, глубоко задумавшись о чем-то своем сокровенном. По сторонам не смотрела. Оттого сразу и не приметила Аргнара, который вычесывал деревянным гребнем за высоким кустарником своего статного гривастого Данго.
Шумно всхрапнул конь, переступив с ноги на ногу.
Ольма резко остановилась, словно наткнувшись с разгона на невидимую преграду.
- Ох, ну и напугал же ты меня... - облегченно воскликнула молодица, переводя дыхание и отчего-то густо покраснев. - Я уж подумала, было, что лихие люди подкрадываются, даже душа в пятки ушла. Времена нынче, сам знаешь, смутные, в округе неспокойно. Кругом, слыхать, разбойники рыщут день и ночь, того и гляди - к нам нагрянут, упаси Бог...
- Прости, я думал, ты меня заметила издали, - извинился Аргнар.
- Задумалась я, оттого и не приметила, - объяснила Ольма. - А ты отчего так рано поднялся с постели, ни свет - ни заря? Тебе отдыхать надобно, сил набираться.
- Отдохнул уже. Пора мне ехать...
- Куда ж так поспешаешь?
- Да так, есть у меня дело... - уклончиво ответил Аргнар.
- Может, задержался бы. Воин ты, видать, справный, помог бы хутор боронить от разбойников - душегубов?! А там, гляди, и вовсе остался бы. У нас народ хороший...
Аргнар, прищурившись, хмуро глянул куда-то в сторону далекого Южного тракта, закусил губу, а затем с явным усилием, словно выдавливая из себя слова, тихо произнес:
- Нет, не могу я. Хотел бы, да не могу... Нужно мне ехать. Да и с чего ты вдруг решила, что на хутор должны напасть? Добыча тут не шибко большая, а мужики ваши ведь тоже не лыком шиты, оружие в руках держат крепко, ежели что - отобьются за частоколом, ты в этом не сомневайся.
Ольма неуверенно пожала плечами.
- Тут, совсем неподалеку, говорят, когда-то целый поселок стоял - не чета нашему хутору, и людей там поболее было. Так его за один день дотла сожгли, а всех жителей поубивали.
- Кто?
- Говорят, какие-то чужаки из заморья. Давно это было, так давно, что никто уж и не помнит, разве что бабка Тора - она тогда еще совсем молодой была.
Аргнар напрягся.
- Когда это было? - глухим голосом спросил он.
- Тридцать или, может, сорок лет назад...
Ольма с удивлением посмотрела на внезапно побледневшего воина и участливо спросила:
- Что с тобой? Может, рана беспокоит?
Но Аргнар, сжав побелевшими от напряжения пальцами гребень, словно и не слыша ее слов, настойчиво продолжал расспрашивать:
- Кто-нибудь из того поселка в живых остался?
- Нет, всех до одного поубивали, а поселок сожгли. Жители из окрестных хуторов потом всех похоронили, а сверху высокий курган насыпали и назвали Горелым. Говорят, правда, что мальчонка какой-то из того поселка живой остался...
- А где он сейчас?
- Кто его знает... Будто монахи какие-то его с собой забрали. Говорю же тебе: давно это было...
Ольма уже с неподдельным испугом смотрела на Аргнара. Его ужасная бледность граничила со смертельной. Четче и резче проступили глубокие морщины на враз окаменевшем лице, а глаза потемнели, превратившись из голубых едва ли не в черные колодцы. Невыразимая печаль и боль затаились в их глубине.
- Где... курган? - хрипло выдавил он из себя.
- Да вот он, недалеко уже... - махнула рукой Ольма, указывая на высокий холм, поросший вереском.
Аргнар медленно повернулся и неуверенно, словно во сне, двинулся к Горелому кургану. Склонив голову, будто чуя печаль хозяина, Данго пошел за ним, тихо переступая с ноги на ногу.
Ольма никак не могла взять в толк, что произошло. Почему так сильно взволновала этого мужественного воина та давняя и страшная история, но почувствовала сердцем, что лучше об этом сейчас не спрашивать, и шла следом молча.
Так они и приблизились в полном молчании к скорбному холму: Аргнар, конь, а за ними - Ольма.
Усевшись на землю у основания кургана, Аргнар положил на колени обнаженный меч, сложил на нем сильные ладони и неподвижно замер, закрыв глаза, словно принося безмолвную клятву. Подойдя к нему поближе, Данго мягко опустил свою большую голову на плечо хозяина и тихонько заржал.
Одинокий витязь и его верный конь. Глядя на них, Ольма почувствовала какой-то необъяснимый благоговейный трепет. Что-то очень возвышенное, как будто даже неземное было в этих двух застывших фигурах. Затаив дыхание и стараясь не шуметь, знахарка тихонько удалилась на другую сторону кургана, недоумевая по поводу необъяснимого поведения воина. Здесь она принялась собирать рдеющие ягоды шиповника, не переставая при этом размышлять о случившемся.
Скупое желтоватое солнце поднялось уже довольно высоко, даря иззябшей за ночь земле последнее осеннее тепло. Иней истаял, обнажив увядающие стебли горюн-травы.
Когда лукошко наполнилось доверху, Ольма аккуратно накрыла собранные ягоды холстиной и неспеша отправилась обратно на хутор. Обогнув Горелый курган, она с удивлением обнаружила Аргнара сидящим все в той же позе. Данго скосил на молодую знахарку печальный миндалевидный глаз, словно прося не тревожить его хозяина. Ольма так и не решилась окликнуть воина. Она только едва слышно вздохнула и тихонько пошла к хутору.
Аргнар вернулся лишь поздно вечером, когда в избах уже зажигали первые светильники, а на темно-синем небосводе вспыхивали бледные искры звезд. Он напоил коня, задал ему корма, а потом зашел к хозяину хутора. О чем он беседовал с Гестамом, так и осталось неизвестно. Уж как Одберг ни ловчил, как ни старался хоть краешком уха подслушать разговор мужчин, а ничего не добился, кроме подзатыльника от рассерженной матери, когда она застала его за этим занятием.
- Ишь пострел, какой любопытный! Я вот отцу скажу, он тебя живо выдерет - и не посмотрит, что уж почти с ним вровень вымахал! Ану, сбегай-ка лучше в подвал, да принеси мужикам вина, того красного, что недавно на ярмарке купили у южанина! Да побыстрее: одна нога здесь - другая там! - приказала Нерейда.
Всю ночь напролет светилось окошко в комнате Гестама. Сторожа только диву давались - чего это хозяину не спится так поздно? Лишь когда плотную темноту сырой ночи начали размывать предрассветные сумерки, свет в избе погас.
В сарае дурным голосом заполошно прокричал петух, спросонок пробуя охрипший после спячки голос, заквохтали куры. В хлеву завозилась скотина, капризно заблеяли козы, лениво брехнул дворовой пес. Где-то громко хлопнула дверь, затем еще одна. Послышались негромкие голоса переговаривающихся людей. Хутор постепенно просыпался.
На порог хозяйской избы вышли Аргнар и Гестам.
- Может, все-таки останешься? - без особой надежды в голосе спросил хозяин хутора.
- Не могу, - мотнул головой Аргнар.
- Ну что ж, понимаю... - вздохнул Гестам.
- Ты, это... присмотри за Ольмой, чтоб не обидел кто, - смущенно кашлянув, попросил Аргнар. - Хорошая она...
- Что, понравилась девка?! - Гестам хитро подмигнул. - А ты ей сам скажи об этом, может быть, она тебя остаться уговорит.
- Жив буду - вернусь, скажу. А так, что зря сердце рвать?!
- Ну смотри, тебе видней.
Они обменялись крепким рукопожатием. Аргнар вывел из конюшни Данго, оседлал его и неспеша направился к частоколу. Уже возле самых ворот его неожиданно окликнула Ольма, невесть откуда взявшаяся в этот ранний час на подворье:
- Что ж так, не попрощавшись, уезжаешь?
Аргнар смущенно замялся, не зная, что и ответить, словно напроказничавший малец. Он силился сказать на прощание какие-то нежные, добрые слова и не находил их. Суровый и решительный боец, без колебаний вступающий в схватку с любым противником, - он робел и терялся перед этой молодой женщиной, которая возымела над ним необъяснимую власть.
Ольма внимательно смотрела прямо в глаза Аргнару. Казалось, что сейчас она заглянет в самое потаенное место его души и прочтет там то, в чем он сам себе еще боялся признаться. Испугавшись этого, Аргнар отвел взгляд в сторону.
- Рано ведь... - смущенно пробормотал он, оправдываясь. - Я думал, что ты еще спишь.
- Отчего ж не подождал?
- Спешу...
- Вернешься, или как?
- Как Бог даст. Если судьба - вернусь.
Ольма нахмурилась, посерьезнела, почуяв в этих простых словах отзвук дальней грозовой тревоги. Она
