Между Сциллой и Харибдой ч.3, гл.4.

                                     Глава четвертая.
      Аркашу Стрючкова которую неделю посещали видения и кошмары. Вообще-то это были не совсем видения и не совсем кошмары. Более того, все, что ему чудилось, как бы перемежалось вроде бы с явью, а вроде бы и со сном. Хотя  сном это назвать было нельзя. Но и откровенной явью тоже не было. Так, серединка на половинку. И это напрягало  Аркашу  до такой степени, что он напрочь потерял всякий интерес к повседневности, а значит,  в первую очередь, к девочке из сказки про Морозко.

      Что только любимая не   предпринимала, чтобы подогреть и растормошить его. А умела она, как вы сами понимаете, многое. Аркашина школа. Но, увы и ах. Стрючков будто умер, вторично. Во всяком случае, живым он себя почти не ощущал, по крайней мере,  по отношению к любимой. Периодически валялся на диване, или сидел во дворе под вишенкой, уставившись, ничего не видящими глазами в одну точку, и что-то едва слышно бормотал. Это вначале испугало девочку из сказки. Но затем, она хорошо подумала и приняла решение.
 
      - Время лечит. – Сказала она себе. – Чего, психовать. Бывает. -                                И на третий день потихоньку позвонила своему программисту. Благо повод был. Передать ему, впопыхах оставленные в спальне, но так необходимые в повседневной жизни, его, программиста, предметы мужского туалета. Ко времени звонка, молодяк уже успел оправиться от постигшего его несчастья и выковырять застрявшие в заднице иголки того злосчастного букета. Правда, царапины еще  саднили, замазанные зеленкой, а особо глубокие, заклеенные пластырем крест, на крест и сесть толком не позволяли, но основной инстинкт, сами понимаете, это – основной инстинкт. И он  победил. Так что, программист, хоть и с опаской, но все-таки согласился на встречу с подругой, оговорив одно непременное условие: свидание произойдет на другом конце города, где она и подберет его в свой автомобиль.  Я забыл сказать, девочка из сказки, давно и уверенно пользовалась Аркашиным автопарком, беря любую свободную на тот момент машину.

      Однако, не будем отвлекаться от главного. Хотя, кто его знает, что тут главное, а что нет? Сегодня вроде бы оно и не главное вовсе, а завтра, глядишь, господи, да вот же оно, то самое, что я ни как не мог найти все это время. И как это я мог не заметить? Бывает, бывает. Со мной, сколько раз такое случалось. Наверняка, и с вами тоже.
Но, тем не менее, главное у нас с вами об эту пору, конечно же, Аркаша, а все выше сказанное, так, лирическое отступление.

      Словом,  Аркашу последнее время посещали видения и кошмары. Причем приходили они не только ночью, во время сна, но появлялись неожиданно и утром, а то и днем во время обеда. И тогда Аркаша застывал за столом с ложкой, на полпути ко рту, а то и в самом рту, забывая проглотить все то, что он так удачно донес до финиша.  И он уходил под вишенку, благо погода позволяла. Усаживался, облокачивался о ствол и, уставившись в одну точку, начинал что-то шептать образам, а вернее,  образу, неизменно появлявшемуся в воздухе перед его взором. Образ же этот изображал молодую барышню, довольно симпатичную, но, если приглядеться, слегка потертой наружности, которая  постоянно и призывно улыбалась ему, манила пальчиком и время от времени томно повторяла:

      - Ну, что же ты милый не идешь? Я так устала тебя ждать. Приходи скорее.-  А в паузах между фразами, пыталась исполнить и, довольно прилично, какой-то немыслимый танец. Что-то среднее между танцем живота, который Аркаша как-то видел в Стамбуле, и экзерсисами стриптизерш ночного клуба, куда он, время от времени, захаживал отдохнуть и развеяться после «тяжелой дневной работы и тягот семейной жизни».

      Все это напоминало пошлую оперетку. Но, вот что странно, а может и вполне закономерно, оперетка эта ему, безумно, нравилась. И симпатичная, хотя и немного вульгарная барышня тоже. Более того, с каждым разом Аркаша все больше проникался к ней симпатией и весьма недвусмысленным  чувством. Чувством, которого он, в такой степени, давно не испытывал к своей девочке из сказки,  и на призыв которого в любую секунду готов был откликнуться  и бежать, чтобы немедленно исполнить самую невероятную фантазию этой незнакомой барышни. Отсюда и неизбежное равнодушие к девочке из сказки про Морозко.

      Но. Это я так, между прочим. И когда Аркаша, доведенный этим представлением  до точки кипения, готов был сорваться  и, на самом деле, бежать неизвестно куда, чтобы искать и, конечно же, найти ее, заканчивалось видение, и начинался кошмар. В финале неизменно появлялись непонятные вонючие рожи серого цвета, которые нахально вклинивались в происходящее, строили ему рожи и, со словами:

      - Не спешите,  Аркадий Борисович. Еще рано. Ваше время не пришло. –  Бережно накрывали каким-то безумным плащом танцовщицу, почтительно обращаясь к ней:
      - Пойдемте Зоя Николаевна. На сегодня все. – И уводили ее в даль и туман,  неизменно в конце заволакивавший картинку, оставляя Аркаше фигу с маком. Ну, и как можно было  жить в такой обстановке? Сплошные нервы и стрессы. И это днем. Ночью же, и того хлеще.

      Во  первых, Аркаша стал с трудом засыпать. Пропустить перед сном стаканчик для хорошего сна, он не рисковал. Свежи были воспоминания.  Правда,   еще как-то помогало снотворное. Но и оно, похоже, приносило немного пользы. Потому что, а это, во вторых,  стоило ему, в конце концов, даже не уснуть, а просто задремать, как тут же начиналось невообразимое. К постели подбирались все те же серые рожи, тормошили его, гримасничали, показывали языки и ласково, но настойчиво шептали  в оба уха, что ему нужно немедленно подняться с постели и, непременно, пойти искать эту, неведомую ему, Зою Николаевну. Завороженный Аркаша вставал  и шел, окруженный своей необычной свитой.  Спускался по лестнице, пересекал гостиную и выходил в холл, потом на крыльцо, по крыльцу во двор, и там во дворе, будто током ударенный, неожиданно приходил в себя.

      - Господи! Что это со мной. – Шептал он и истово осенял себя крестом. В ответ на это, вонючие серые рожи начинали визжать, плеваться и в панике исчезать, кто, куда, сигая через забор. Аркаша же, разбитый и опустошенный,  возвращался в спальню, и только там, в конце концов, замечал, что все это короткое путешествие проделывал, в чем мать родила. Девочка из сказки приучила его спать голышом, утверждая, что для нормального сна, полезнее ничего быть не может. И при этом, в любую погоду, распахивала окно спальни настеж. Аркаша ежился и сопротивлялся, но она первая сдергивала с себя ночнушку, и ему, мужику, волей неволей, приходилось следовать ее примеру.

      Кстати. Как ни странно, во время этих ночных и весьма шумных Аркашиных бдений, девочка из сказки ни разу не проснулась. Так и посапывала себе в обе дырочки, удобно устроившись на необъятном Аркашином сексодроме. Только почему на Аркашином? Спальный гарнитур в Эмиратах выбирала, как  раз, она. Да, и вообще, все или почти все в этом роскошном любовном логове было куплено с ее подачи, под ее руководством, конечно же, ею расставлено, и непременно, по фен шую, в котором Аркаша понимал примерно столько же, сколько и в журналистике.

      Но и это, похоже, не главное. А главное, наверное, все-таки, вот что. Аркаша с каждым днем все больше и больше проникался мыслью, что все, что с ним происходит,  как-то связано с его давешними галлюцинациями, в ирреалность которых он все еще верил, естественно, с подачи девочки из сказки. Более того он воспринял весь этот кошмар, как логическое продолжение тех галлюцинаций.  И, вскорости, убедился в своей правоте, когда однажды ночью, с двенадцатым ударом  настенного «Павла Буре» в спальне появился Великий Герцог, при полном параде. В орденах, белом фраке и о трех головах. Но даже, просторная Аркашина спальня, практически на весь третий этаж котеджика, оказалась для него тесноватой. Так что Герцог поспешил убрать крайние головы и бесцеремонно уселся на край кровати, со стороны Аркаши.

      Девочка из сказки про Морозко, понятное дело, почивали-с,  ничего не слыша,  и с интересом разглядывая, снившиеся  на тот момент, розовый девичий сон. Аркаша мог поклясться, что  все, что с ним происходит, происходит наяву, потому как не успел даже задремать. И, от того, безумно испугался, инстинктивно сунул руку под одеяло, на всякий случай, прикрыв причинное место. Естественно, этот жест не ускользнул от внимания Великого Герцога. Он громко и раскатисто захохотал до слез. И, сквозь слезы произнес.

      - Ну, уважаемый Аркадий Борисович, повеселили вы меня. Не беспокойтесь, голубчик. Не за тем я к вам явился в неурочный час, чтобы лишить мужественности. Да и зачем мне это? Теперь вы в своей телесной оболочке, и все останется при вас.  Кстати, спасибо скажите вашей новой супружнице. Если бы не ее героические усилия, набивать бы вам мозоли на ногах, путешествуя по Хаосу. И потом, ваш, как бы это по-культурнее выразиться, ну, скажем, органон, нам с вами весьма скоро и непременно понадобится. – И вытер выступившие слезы огромным носовым платком, с вышитым на нем замысловатым вензелем, составленным из букв ВГА.

      - Нам с вами? – Аркаша заволновался. И, в полном недоумении, спросил, подозрительно глядя на Великого Герцога. – Это, в каком же смысле, нам с вами?
      - В самом прямом, Аркадий Борисович, В самом, что ни на есть, прямом. – Герцог внезапно замолчал. Вновь расхохотался. – Какой вы, однако, испорченный, Аркадий Борисович.  Это вовсе не то, о чем вы подумали. Не волнуйтесь вы так. Вся ваша девственность, при вас и останется. Да и моя тоже. Просто, придется  немного, а может быть и много, это как дело пойдет, поэксплуатировать  вас по основному назначению. Для продолжения рода, так сказать. –

      - Для какого продолжения? – Аркаша разволновался почти до истерики. – Какого такого рода?  У меня уже есть род. И, ни какого  другого мне не надо. –
      - А кто вас будет спрашивать, уважаемый. – Великий Герцог внезапно посерьезнел. Произнес, как отрезал. – Молчать. Скажите спасибо, что я вас в курс дела ввожу. А мог бы и без предупреждения. В темную, так сказать, использовать. – И дальше, уже много мягче, продолжил. – Ну, что уж, вы так распереживались? Как будто я вас на преступление толкаю. Напротив, можно сказать, даю вам возможность, подвиг совершить. Величайший подвиг на все времена.  Да. Да, подвиг.  – Увидел он изумленное Аркашино лицо. – И не таращите  на меня свои глаза, пожалуйста. Не люблю.-

      - Вы совсем меня запутали, Ваше Высочество. – Беспомощно пролепетал Аркаша, пытаясь привстать на подушках. Великий Герцог присек  всяческие его поползновения подняться, положив руку на плечо. Тяжесть была такова, что наш герой едва не потерял сознание. Глазки закатились, а плечо моментально онемело. Благо, Великий Герцог вовремя заметил Аркашино состояние и поспешил убрать руку.
      - Ну, ну, – на этот раз добродушно произнес он. – держитесь, уважаемый. Чего это вы так раскисли? А ведь был таким молодцом. Вон как мальчонку букетиком отделал. Любо дорого смотреть.-
      - Какого мальчонку? – В ужасе и, почему-то шепотом, произнес Аркаша. – А откуда вы… Разве это  не галлюцинация была? – Слезы отчаяния навернулись на его глаза.
      - Галлюцинация? - Удивился Великий