Глава третья
А на Земле творилось что-то странное и непонятное. В природе все перемешалось. Обычно, восточный ветер приносил в Губернию суховей и засуху из Казахских степей, сжигавший посевы в Заволжье, и приводивших фермеров в горе и отчаяние, от грядущих убытков и разорения. Теперь же, нарушая веками устоявшиеся законы природы , неизвестно откуда взявшийся ураган нагнал черные тучи, из которых хлынул, небывалый для этих мест, ливень.
Ливень размыл все поля и угодья, перевалил водораздел огромной реки и притопил Город косым водопадом. Потоки воды неслись по тротуарам и мостовым, с холмов, на которых раскинулся Город, сметали на своем пути, все, что могли осилить. А осилить они сегодня могли многое. Плыли заборы в частном секторе, неслись поломанные ветром обломки деревьев, а то и целые деревья, переворачивались чугунные скамейки в скверах, и легко сносились ветхие сараюшки по окраинам десятками, и сотнями, в одночасье решив проблемы городской администрации, многие годы воевавшей с владельцами этих сараюшек – различными ветеранами, которые, как последний оплот, защищали свои погреба от сноса. И мусор, мусор, мусор тоннами. Десятками тонн. А напоследок с неба просыпался град, с куриное яйцо, наделавший уйму бед и в самом городе, и по окрестным полям. Народ попрятался по домам и квартирам, в ужасе и недоумении, пережидая нежданный кактаклизм.
И лишь две одинокие и никому не нужные фигуры неприкаянно маячили среди разбушевавшейся стихии, прижимаясь к стене, огораживающей территорию Губернаторского рынка, мимо которого несся разбушевавшийся поток.
- Ну, вы, болезные! – Из приоткрытой двери заброшенного пакгауза, на задах рынка, появилась голова. – Так и будете мокнуть на ветру? Давайте-ка сюда. Пока вас обоих не смыло. – К голове присоединилась рука и призывно замахала.- Чего стоите, истуканами. Я вам, вам кричу. Сюда перебирайтесь. –
Двое наших бедолаг отважно ступили в поток, накрывший их чуть ли не по …, ну, вы поняли, по куда, и шаг за шагом, сопротивляясь воде, побрели на противоположную сторону дороги. Где-то в середине пути, на молодого налетел обломок то ли дерева, то ли забора, а может, и просто коряга, разорвал штанину, чиркнул по ноге, оставил кровавый след, задымившийся вдоль течения. Но парень устоял.
- Давай руку. - На крыльцо пакгауза выскочил маленький полуголый человек, отважно ступип в несущуюся воду, подхватил бедолагу под локоть, втянул на крыльцо, а за ним и, обессилившего, спутника. – Пошли. Пошли во внутрь. – И приоткрыл по шире деревянную дверь, обитую толстой жестью. Пропустил обоих, плотно прикрыл створку. – Ну, вот. Так-то лучше будет. –
За дверью было сумрачно тепло, и главное сухо. Впереди угадывался колеблющийся свет из железной бочки, внутри которой что-то горело и разносило жар для сидящих вокруг людей. Присмотревшись, Архистратиг увидел, там же, несколько, свернувшихся калачиком мокрых собачонок. Одна из них, нехотя, подняла голову и дежурно тявкнула, раз, другой, третий.
- Прекрати, Лизка. Свои. Не видишь, что ли? – Прикрикнул спаситель. И та, которую назвали Лизкой, стукнула несколько раз мокрым хвостом об пол, успокоилась, посчитав свою миссию законченной, положила голову на передние лапы и затихла. Остальные собаки, даже головы не повернули.
Оба вновь прибывших дрожали от холода, с них ручьями стекала вода, образовав на бетонном полу приличную лужу.
- Ну, чего вы там жметесь друг к дружке. Подходите к огню. Собак не бойтесь. Не тронут. Барахло свое снимайте, сушитесь. – Маленький человек подошел к бочке. Протянул руки к огню. Потер ладошки. Вздрогнул всем телом.
– Бр-р. Ну и погодка, трясти ее матери. Светопреставление, не иначе. –
- И разверзлись хляби небесные, и хлынули на землю нескончаемые воды. И лились те воды сорок дней и сорок ночей. – Пробормотал Седобородый, отжимая подол своей хламиды.
Сидевшие вокруг бочки услышали, повернули головы и с интересом глянули на него.
- О, как. – Произнес один из них, долговязый молодяк, с рыжими, завязанными узлом на затылке, волосами и недельной щетиной на лице. – Поп, что ли? Вот попа-то нам как раз и не хватало. Давай, поп, подходи поближе, и товарища своего подводи к огоньку. Стесняться нечего, раз пришли. Здесь все свои.
- Не поп я. – Седобородый, вместе с товарищем, двинулся к огню, стуча зубами от холода. – Но в Бога нашего вседержителя - верую. Во Христа – верую. И перед Пресвятою Богородицей, челом бью.-
- Ты погоди, дедуля, челом бить. – Хохотнул молодяк . – Успеешь еще. Согрейся сперва, а то, я гляжу, у тебя от холода зуб на зуб не попадает. Да и товарищу твоему не лучше. Глянь-ка, - он поднялся с ящика, на котором сидел, - У него вся нога в крови. Где же, это, тебя так зацепило? – Обратился он ко второму. –
- Какая тебе разница, Николашка. – От бочки поднялась крупная дородная женщина средних лет и быстро двинулась к вновь прибывшим. – Все тебе знать надо. Где да когда? Поп, не поп? Не видишь, люди до сих пор не в себе. Отойти не могут. Ты бы лучше организовал им для сугреву, вместо болтовни. Гости, как ни как. Пойдем-ка, милый, к свету. Посмотрю, что у тебя там с ногой. – И решительно повела раненого к очагу.
- Не беспокойтесь. Я сам. – Попытался тот возразить. – Не стоит внимания. –
- Ладно, ладно. Сам, с усам. Говорю, пошли, значит пошли. Да не волнуйся ты, я больно не сделаю. А рану обработать надо. – И повернулась в сторону молодяка. – Ну, где там, твой антисептик? – И громко позвала. - Николашка! Пропал что ли? -
Николашка, появился из полумрака с пластиковой бутылкой в одной руке и майонезной банкой в другой.
- Сначала внутрь. – Плеснул он из бутылки. Протянул Седобородому. – По старшинству. Прими, дедуля. Извини, чем богаты. Вот и огурчик для закуски. Все, как полагается. – И протянул огромный семенной огурец.- Да не боись. – Заметил он нерешительность дедули. Не отравишься. Мы ее, родную, каждый день употребляем. –
Седобородый взял в руки банку, троекратно перекрестился и, со словами «прости Господи», осушил содержимое одним глотком. Зажмурился.
- Ай да, дедуля. Ай да, молодец. Вот это по-нашему. - Восторженно воскликнул Николаша. – Следующий к зубному. - И вторично плеснул в банку. –. Раненому двойная доза. – Добавил еще столько же. Тот принял в два глотка, занюхал рукавом, смахнул навернувшуюся на глаза слезу.
- Крепка, зараза. Это, что же такое было? – Раненый вновь рукавом вытер слезящиеся глаза.
- Это, дорогой, не знаю, как тебя величать, божественная влага, изобретенная учеными именно для таких случаев. Жидкость для мытья стекол, называется. Не заменимая штука, я вам скажу. Хоть – внутрь, а хоть и снаружи. – И протянул бутылку женщине. - На, Анюта, используй в медицинских целях. – Анюта приняла бутылку.
- Смех смехом, мужики, а переодеть их все-таки надо. – Она повернула голову к сидящим. – Ну-ка, пошукайте, у кого, чего сухого осталось. Не ровен час подхватят воспаление легких. Возись потом с ними. - У костра зашевелился кой- какой народец. И через несколько минут оба путешественника, облаченные во все сухое, устроились поближе к огоньку. Быстро согрелись и разомлели от внутреннего и наружного тепла, а так же от китайской лапши, которой угостили их радушные хозяева.
- Ну, что, бедолаги, – маленький спаситель, в накинутой на голое тело фуфайке, подошел к новеньким. – оклимались, немного? Тогда давайте знакомиться. Роман. – Представился он и крепко пожал обоим руки. – Можно просто – Рома. Я в здешнем обществе вроде коменданта. Николашку вы уже знаете. – Кивнул он в сторону долговязого молодяка. – Его представлять не надо. – Долговязый вскочил с места и шутовски раскланялся. – Не можешь, чтоб не выпендиться. – Укорил его Рома. - Николаша раньше в местном театре служил. – Объяснил он. - Да, только выперли его оттуда с треском, за пристрастие к этой самой жидкости, которую он пил, да и сейчас попивает в больших количествах. Артист, одним словом. – Николаша порывался что-то произнести. Рома оборвал.- Сядь, сядь, ради христа. Успеешь еще, проявишь себя. – Николаша послушно сел. - С Анной Андреевной, вы тоже успели познакомиться. – Рома положил ей руку на плечо. – Она у нас на этих плечах все хозяйство тянет. Как говориться, и швец, и жнец, и на дуде игрец. –
- Будет тебе, Рома, меня рекламировать. – Улыбнулась Анна Андреевна.
- А что, не прав я? Вон как ловко перевязала товарищу ногу. Не хуже чем в травм пункте с раной справилась. Однако, пошли дальше. Этот вон, тихий гражданин, бывший гражданин Таджикистана. – Рома подошел к сидящему за бочкой человеку. - А бывший, потому что, ни каких документов на сегодняшний день, у него не имеется. Ни Российских, ни Таджикских, ни, тем более Американских. Ну, чего ты, Оглы, сидишь букой. Подойди, поздоровайся с людьми. – И обратился к гостям. – Мы его все Оглы зовем. Полное имя его произносить чуть ли не полдня нужно.- Оглы поднялся с ящика. Подошел.
- Ассалям алейкум, - С поклоном пожал обеими руками руку Седобородого. Представился. - Магомед, Сулейман, Хаджи Абу-Бакар. – То же самое повторил другому:
- Ассалям алейкум. Магомед, Сулейман, Хаджи Абу-Бакар. По Русски говорю совсем плохо, но все понимаю. – И тихонько отошел на свое место.
- Ну и, напоследок, господин Парамонов, – Рома повернулся к грузному человеку в тонких очках, – Иван Петрович. Наша гордость и по совместительству консультант по всем юридическим вопросам. А, как вы сами понимаете, по нашим временам, иметь собственного юридического консультанта, совсем не лишне. В добавок ко всему, Иван Петрович - ходячая энциклопедия и передвижная библиотека.- Иван Петрович приподнялся с табуретки, чинно поклонился, произнес.
- Очень рад. Очень рад. – И вновь присел на табурет.
- Ну, вот, кажется, никого не забыл. – Рома дежурно огляделся по сторонам. – У нас такое правило – никого ни о чем не расспрашивать. Кто захочет, сам расскажет, а не захочет, значит, так тому и быть. Так что, вы вольны поступать, как посчитаете нужным.
- Чего ж скрывать. – Улыбнулся Седобородый. – Нам скрывать нечего. Люди мы прохожие.
- Бомжи, значится. – Николаша не утерпел, обозначился репликой.
- Ну, это ты, как хочешь, можешь нас называть. Хоть горшком. Только в печку не ставь. Бомжи, не бомжи, словом, прохожие, путешествуем по святым местам. Поклоняемся Господу молитвами и постом. Меня крестили Петром, а товарища моего Михаилом крестили. Идем мы пеше со стороны Вольска. Там на полпути к Городу святой источник вытекает, названый в честь пресвятой Параскевы Великомученицы. Люди сказывали, еще с Киевской Руси известный, и паломниками почитаемый. Помолились в местной часовенке, омовение в купели совершили и, с божьей помощью, сюда добрели. – Петр остановил свой монолог, на секунду. Передохнул. Хотел продолжить, но тут вступил его приятель:
- Хорошее место, святое. Людьми почитаемое, ухоженное. Душа радуется, когда видишь, чтут люди господа, на забывают. И все бы ничего, все бы ладно, только в городе пошли неприятности. Сначала на рынке. Теперь вот промокли до нитки. Чуть не околели. Хвала господу, нашлись добрые люди, не дали
