Ой-Ля-Ля или Только - Без Обид /часть третья/

И тут - разрывая на части эту тишину, и ломая к чёрту всю эту идилию, неожиданно, и трижды внезапно по невоспитанности, и одновременным ударом рук, почти сорвав с петель их бело-зелёную, и слегка приоткрытую, фланелевую дверь, и совершенно одним мгновением, в комнату врывается, запыхавшийся от непрерывного бега, и подъёма по лестнице, Игорь, предельно копируя всей своей аурой, эдакого, энкавэдэшного омоновца, конкретно запаздывающего с обыском, арестом, или расстрелом./хотя, на самом деле - причина была другая./
Их бело-зелёная дверь, сильно и более, чем громко, бьётся об угловую стену так, что все большие предметы, а вместе с ними и предметики поменьше, стоящие и лежащие на комоде, полках и столе, а так же, и все висящие во множестве на стенах и потолке, картины и картинки/все подлинники/, как и всё остальное, что было на данную секунду в комнате - включая Галю, "гнездо"/жёсткая, деревянная конструкция над диваном и дверью - уютное место для уединённого сна и отдыха/и даже мебель, вместе с диваном, без зависимости от своего веса, испуганно  зашевелились, закачались, подпрыгнули и зашатались.
Дверь, по обратной инерции удара, возвращается в дверной проём и наглухо захлопывается.
Надрывно и истошно, почти как живая, щёлкает металлическая собачка замка./это знаковый момент и его надо показать отдельно, и можно даже дубль-кадром раза три./
Ну и конечно же, некоторые из их личных вещей/на усмотрение режиссёра, например - вентилятор/ падают со своих мест на пол.
Ну а у Гали, конечно же, полностью сбивается и нарушается зрительный прицел глаз на текст книги.
И именно таким вот образом, по сюжету, Игорь, и должен ворваться в их спальню, и прямо с самого порога, заорать во всё горло на самых своих высоких, и истерических тонах, позорно срываясь каждый раз, в конце каждого слова, на конкретно запыхавшийся фальцет/сиплая истошность/: "Га-аля!!!... А-а-а!... Га-аля - встава-ай!!! Встава-а-ай - Галя!!! Вставай - быстрее-е-е-е!!! экх-кха-кха... ".
Тут, на этом самом моменте, воздух для дыхания отказывается, сквозь крик, поступать ему в лёгкие и он, замерев в небольшом наклоне на
три-четыре-пять, или шесть секунд, вынужденно замолкает и молча стоит, уперевшись ладошками в свои колени.
Игорь очень глубоко и часто дышет, и смотрит как бы изподлобья на Галину, горящими от перевозбуждения, глазами.
При этом, зрителю заметно, что он не просто переводит дух/востанавливает дыхание/, а ещё и явно, и крайне напряжённо, о чём-то всё время думает.
И когда эти пять секунд пролетают, а он за это время как будто бы отдохнул, и собрался с мыслями, картина на экране резко меняется.
А именно - Игорь резко разгибается и как молодой гибон, совершенно не давая Гале опомнится и переварить уже увиденное, отрывается ногами от пола/крупный кадр/ и одним, очень резким и интенсивным телодвижением, без какого-либо разбега и подготовки, одномоментно подпрыгивает к дивану. /это метра три с поворотом в воздухе/.
И ту же секунду хватает за руки, сидящую на диване, Галину, и неоправданно сильным, и резким рывком своих рук, ставит её на ноги.
И в течении этого грубоватого действа, её книга успевает красиво вылететь из её рук, и распушив напоследок свои разноцветные страницы, тут же отлететь далеко в сторону, а её тапочки, один за другим, смешно слетают с обеих её ног и разлетаются в разные стороны.
Одновременно с этим, её учительские очки резко сползают у неё с переносицы и беззвучно падают на пол./на зелёный палас/.
А её красный домашний халатик, как будто специально, эротически/по-взрослому/ распахивается и медленно, так сказать, опускает под занавес свои крылья.
Но Игорь ничего этого, как бы даже и не замечает.
Типа он не видит всего этого потому, что его мозг сейчас, полностью, занят чем-то очень и очень важным для него.
Камера сейчас в метре от них и с разных ракусов показывает их сразу обоих.
И глядя крупным планом на Галино лицо, зритель видит, что она, абсолютно откровенно, и это естесственно, не понимает, что же именно происходит с её мужем, и начинает из-за этого нешуточно волноваться.
Она предельно недоверчиво смотрит на Игоря и в её глазах появляется неподдельный страх предчуствия.
И внутренне вздрогнув, Галя начинает спешно креститься по-православному, и так же спешно, осенять попеременке Святым Крестом - один раз себя, один раз - Игоря, и наоборот.
Так она делает несколько раз подряд, искренне сопровождая свои действия непроизвольно громким шепотом: "Чур нас, чур нас, чур нас, о-го-го..."/секунд пять или десять, на экране идёт очень крупный план Галины, её встревоженного лица и особенно - выражения её глаз./
В глазах же Игоря/теперь на экране крупный план его лица и его глаз, и особенно зрачков/ явственно читаются, а можно даже сказать, что пульсируют эмоциями и сыпят искрами -  принципиальные гнев, ярость и клокочущее возмущение.
А вместе этим, на его лице, мелкими морщинками, полуулыбкой и движениями бровей, тут же явно проявляется запредельная забота, или такое же, запредельное бесспокойство за кого-то, или что-то, но точная адресованность всех этих его чувств, для зрителя, пока до конца не понятна.
Видно точно только то, что он более, чем перевозбуждён.
Можно даже сказать - он перевзбудоражен.
Но это его перевозбуждение, при всей своей черезмерности, было явно сосредоточенно на чём-то серьёзном и срочном, и что с виду, если присмотреться, то становилось понятно, что весь его пугающий антураж был прицельно направлен на что-то важное.
В смысле, он - не пьяный.
И этот решающий факт обязан как бы намекнуть не только Галине, но, и зрителю, на естесственный в таких ситуациях вопрос - " к чему бы это?"
А всё это время, вся их комната, а это примерно 27 квадратных метров по площади, с высоким, четырёхметровым потолком, показывается со стороны входной двери, и они оба, всё время находятся в кадре; эпизодически, кто-нибудь из них показывается крупнее, в смысле - акцентированее и детальнее, но ненадолго, особо не зацикливаясь на ком-то одном.
продолжение следует.