Дуэль Александра Пушкина с Вильгельмом Кюхельбекером

Однажды, желая оказать Кюхельбекеру услугу, Саша Пушкин  имел неосторожность ввести его в дом поэта Жуковского. Теперь Василий Андреевич от этого  страдал: Кюхельбекер зачастил к нему и «заговаривал» до такой степени, что он невольно начал избегать молодого педагога, деликатно показывая, что утомлен его неуемной болтливостью.

Как-то раз  Пушкин договорился с Жуковским встретиться на приеме. Явившись туда, долго пытался высмотреть старшего друга в толпе гостей. Однако в этот вечер так его и не нашел.

Утром, как обычно, прибежал к нему с очередными светскими новостями, которых набрался на приеме, и сразу напал на Василия Андреевича:

      - Что же ты, милый, не пришел вчера на прием? Я весь извертелся, ища тебя глазами!

      - Пушкин!  Из-за твоего Кюхельбекера я не смог попасть на званый ужин! - отрезал тот недовольно.

      - Как это? И при чем здесь Кюхля?

      - А при том, что он пришел и не уходил до поздней ночи! Не мог же я его одного бросить или выпроводить?.. Да, и желудок у меня расстроился…

      Саша смеялся долго:
      - Не иначе, как ты заразился от его словесного поноса - желудочным!..

Вечером вернулся к еще не успокоившемуся другу и произнес примирительным тоном:

      - Ладно, не сердись, милый! Я тебе принес утешительный подарок. – Достал листок. - Вот! Слушай:
За ужином объелся я,
А Яков запер дверь оплошно.
Так было мне, мои друзья,
И кюхельбекерно, и тошно…

     Бледный еще Жуковский хохотал до колик, сложившись пополам, и только всхлипывал:

   -  Как ты сказал? Кюхельбекерно? Ах-ха-ха-ха. Ах!..
Отдышавшись, спросил:
    - Скажи, а при чем же здесь мой Яков?
    - Да ни при чем! Это для рифмы, - тоже лучась весельем, отмахнулся зубастый Сашка.
Он был страшно доволен своей выходкой и, утром явившись к барону Дельвигу, рассказал ему и  Евгению Баратынскому, молодому поэту, с которым Антон снимал жилье, об этом курьезном случае.

    Дельвиг тоже знал способность Кюхельбекера вести нескончаемые нудные разговоры и неумение вовремя откланяться – сам страдал от них немало!

    - А, ну-ка, повтори нам ещё раз эпиграмму! - попросил, улыбаясь.
      Долго они потешались, вспоминая все нелепые выходки Вили. Рассказывая о них Евгению,    хохотали до упаду...

Пробыл у друзей Саша  ещё часа два и убежал.  Шел домой и думал, что больше всего он любит бывать  у Тоси. Дельвиг, после окончания лицея, был определен в департамент горных и соляных дел, где развлекал сослуживцев веселыми историями и анекдотами, не особо вникая в работу и получая крохи. Вот почему  у них с Евгением Баратынским в комнате было пусто, да и еды почти никогда не бывало. Но всё же у них весело и беспечно...

Пушкин  не знал, что после его ухода,  поздно вечером, в дверь Тоси и Жени раздалась сердитая барабанная дробь, и в их маленькую комнатку ворвался страшный Виля: голова всклокочена, щеки горят, он размахивает длинными руками и не может начать говорить - от возмущения.

Женя бросился к нему в тревоге:
      -   Виля! Виля! Что с тобой?
      - Со мной? Со мной - ничего! - Повернулся к Дельвигу – Тося! Передай Французу, что я вызываю его на дуэль. А ты будешь моим секундантом!
      - Какую дуэль? Ты с ума сошел!
        Но Кюхельбекер только раздраженно и беспорядочно размахивал руками и бормотал:
       -  К черту, к черту!
       - Виля, ну, подожди! Ты же можешь убить его - надежду России!.. - в голосе Дельвига задрожал страх.
       - Donnerwetter! Доннерветтер! Не хочу ничего слушать!.. И не старайся!
      Долгие уговоры Дельвига и Баратынского ни к чему не привели. Антон утром  пришел  к Пушкину с неприятной миссией и выложил условия Кюхли…

И вот они стоят у какого-то недостроенного склепа на Волковом поле и ненавидяще сверлят друг друга глазами. Но, спустя минуту, Пушкин  не удержался: нельзя было без смеха видеть, как Виля целится, - и он прокричал с улыбкой Дельвигу:

      - Тося! Иди и становись на мое место – здесь безопаснее всего!
       
Кюхельбекер от бешенства затрясся, сделал круг вполоборота, и тут же раздался выстрел…

Дельвиг схватил свою фуражку в руки и с удивлением стал рассматривать на ней дырочку – Кюхля умудрился прострелить ее и не задеть его самого!..

Пушкин, который тоже не ожидал такой прыти от неуклюжего Вили, опомнился и начал громко хохотать, а потом, бросив пистолет, подбежал к посрамленному другу и стал обнимать со словами:

      - Послушай, Виля! Говорю тебе без лести: ты стоишь дружбы без эпиграммы. Но пороха ты не стоишь, ей богу!

Пристыженный всем происшедшим, Кюхля в ответ обхватил его неловкими руками,  и они принялись шутливо мутузить друг друга. Сашка, смеясь, вывернулся из его объятий и сделал сальто, как бывало в лицее, когда его переполняли радостные чувства…

Жанно, которому Антон вечером рассказывал о дуэли друзей, рассердился не на шутку:

      - Тося, скажи, ты думал, что поощряешь преступление? А если бы Виля на самом деле убил Сашку?!  Француз, знаю, никогда бы не стал стрелять в него! Ты понимаешь, что Виля, из глупой гордости, застрелил бы будущее, вдумайся! будущее нашей российской поэзии! Ты понимаешь, что вы - два оболтуса, чуть не натворили!?

      Дельвиг виновато сопел курносым носом. Он знал, что Жанно прав. Пущин - серьезный человек, чуждый светских развлечений. Он - целеустремленный и уравновешенный, не то, что они, все вместе взятые. И всегда таким был. Он и сейчас серьезно служит…

Жанно перебил его мысли:

       - Знаешь, Антон, ты, оказывается, еще более безрассуден, чем те  двое. Тебе надо было приложить усилия не к тому, чтобы состоялась дуэль, а к тому, чтобы ее предотвратить... Эх, ты!.. Как же истребить в нас это ложное чувство чести!?

       Разошлись очень недовольные друг другом. А у Сашки Пушкина  счет в дуэлях ещё увеличился на один.