КОРН Глава 1 Часть 1

и тех, кто собирался внимать «слово» с ветвей деревьев. Баюн, сидящий рядом с девушкой, перекинул через голову ремешок гитары, уложил инструмент на траве.
– Леший, – обратился он. – Меня тревожит один вопрос.
– Счастливчик, – посмеялась Алиса. – У меня вопросов тьма-тьмущая.
– Молви, – сказал учитель.
– Мне не понять, отчего горожане нарекли магию злом. Ну почему горожане отказались от таких сакральных техник древности как та, что именуется «Слово молвить»?! Это же телепатия столь запредельного уровня, что выглядит волшебством: неуловимое движение губ проронило неясный звук, который поведал о десятилетиях. Почему кто-то смог даже просто пожелать отказаться от дара?
– Магия – серьезное испытание. Тебе ли не знать об этом, Баюн?
– Но она же даровала равенство среди людей! – вступил сухопарый бракованный Ван. – В период кризиса она не пробудилась только у трусов, и тех, кто крысиным племенем пережидал бедствие в бункерах. Тех, кто состоял в эшелонах гласной и негласной власти до судного часа. Тех, кто всю свою жизнь посвятил культивированию социального неравенства. Им-то магии не досталось! Но даже им стоило только захотеть научиться, чтобы обрести новый смысл существования. Магия обусловила возможность стать демократии серьезной, а не смехотворной в глазах олигархии.
– В том и беда, Ваня: кто-то могёт осилить тяжкую ношу, кто-то хочет ношу поменьше, а кто-то – чтобы его носили. На деле равенства не стало. Равенство – оно ж всегда есть, да только спрос человека пугает. Не может каждый за всё ответ держать – так и выходит дележ. Обрати взор к минувшим веснам: жило-было множество городов, все разные, но каждый схож. Был уклад и уклад таков, чтобы многие люди уживались друг с дружкой. Для того придумано было, что делать можно, а что нет. Были законы добрые и были худые. И были силы, – злато и власть, – чтобы их наставлять, да спрос с люда держать. Силы той хватало в достатке, дабы честную и нечестную правду плодить. Много веков копилась в душе человеческой злоба. Не думай, что я о бешеных толкую: избранные тоже не святы, та же порода, да чуть получше. Прогнали бешеных, и приспел день, когда пала та сила, что раньше людей в узде держала: обесценилось злато и вера князьям да в царя. Все потому, что всяк стал дюж в одночасье, мощь великую возымел: волшбу. И каждый своей правды захотел, воли возжелал от гнета и поборов. Тут то и наступило раздолье для злобы. Натерпелся человек собственного бессилия и слабоволия, да начал рубить с плеча, да сгоряча. Сродни, что бешеный. Многие решили, что прекращать все это пора, что надобно к истокам возвращаться, покуда есть кому. Тешил домысел, что опосля беды великой остались только честные и добрые, что Господь Бог, будто от сорняков, людей прополол…
– Прополол… звучит, как выпорол, – шепнул Олег в ухо Бронислава.
– … А ведь прежде так много людей было, что почти по головам друг у дружки ходили, в столпотворении толкались. Ныне и малость на то не кажется… Вот и решили многие, что медлить нельзя, что магия – опасный соблазн, и надобно прежний уклад возвернуть, а там уж оглядеться.
– Решение приняли не без участия тех, кто повылазил из правительственных бомбоубежищ, верно? – вставила рыжеволосая девушка. – Крысиное племя, – как метко подметил Ван, – не могло не наложить лапу на формирование нового уклада. В прошлом, они на этом и специализировались.
– Во-во, – серьезно кивнул Анатолий, сидя в личине волка возле сестры. – Специализация наложения лапы.
– Всякие люди по свету белому ходят, сразу не рассудишь. Много таких, под благими побуждениями корысть таящих. Были и такие, кои бешенство избежали, а магию не заслужили. Однако ж и тех, кто при магии остался, сомнения одолевать стали. Говорили тогда, что с волшбой той сладу нет. Хотел один, мол, второго проучить, да силушку не рассчитал. Остановиться бы, да нет: не я его – так он меня. Такой закон был общей правдой. И в каждом каждый врага кровного увидал, так много смерти вокруг было, что убивать бояться перестали. Таким ладом мыслили: «Чем больше убьешь, тем спокойней проживешь». Редко чего добивались трудом, все больше силой. Рассудком помутились, а Злоба ненасытная по миру загуляла, всех карая: и виновных и безвинных. Никого не пощадила, и ни единого не обошла. Маловато рода человеческого становиться стало. Невмоготу людям пришлось, везде поселилась разруха да мор. Стали люди спасения искать, да только где искать то, когда всюду одно неверие к собратьям. Вот и порешили, что пришла пора людьми становиться – не колдунами и не бешеными.
– Но ведь тогда все пройдет по-новому витку спирали! В конечном счете: опять люди в ярмо полезли, – горько осклабился Ван.
Ворон снова наклонился к юноше:
– Ты не обращал внимания, что постепенно в разговорную речь учеников закрадываются фразочки Лешего, архаизмы? Может это из-за транса?
– Откель мне разуметь?
Олег изумленно покосился на Бронислава, настороженный внезапной шуткой. Леший, поглаживая белую бороду, задумчиво ответил на вопрос ученика:
– О замкнутом круговерти толкуешь… Да только как его разорвать-то?
– Селяне правильно же решили, что надо магию изучать. Вот ответ, – подросток по имени Павел назидательно потряс пальцем.
– Поверь, – вступил в разговор Олег, – на деле, селяне вовсе не такие замечательные, как кажется из рассказов несведущих.
– Откуда знать, если между городом и селениями нет никакой связи? – ощетинился Павел.
– Мне известно… Придет час – и тебе выпадет шанс узнать. А пока – мал еще.
Друиды притихли, недобро посматривая на говорящую птицу. Смурной буроволосый юноша тоже не вселял огромной симпатии, многим в его взгляде казалось пренебрежение к ученикам. Пришлось Лешему вступиться:
– Полно те. Вам действительно предстоит многое познать. Ворон не желал обиду сеять: всем вам нужно с почтением относиться к словам опекунов клана, ибо знания те обрели на деле. Но и вам двоим надобно с пониманием относиться к ученикам.
– Ты прав Леший, – подтвердил Олег. – Я ответил сгоряча. Обряд Похода связан с непростыми воспоминаниями. Я приношу извинения.
– А я нет, – выпалил школьник: – Тоже мне, всезнающий взрослый!
– Ах ты!.. Ну все, напросился! Я тебя запомнил и ты познаешь кару птицы: теперь почаще смотри наверх… хм… да-а… если в этот момент у тебя еще и лицо окажется запрокинутым…
Среди бракованных прошелся смешок, чуть разредивший обстановку. Мальчик покраснел, но смолчал.
– Опять твой сортирный юмор, – тихо упрекнул Бронислав.
– Не сортирный, а универсальный.
Леший уставил посох в сгиб локтя, чтобы хлопком одеревенелых ладоней возвестить конец урока.
– Ежели кому есть что сказать, то…
– Да, есть, – поднялся Баюн, откидывая со лба длинные волосы: – Можно мне?
– Конечно, Баюн. Порадуй нас.
Молодой человек, с внешностью музыканта, бегло облизал сухие губы и с выражением зачитал по памяти:

Грехи, как змеи сердце жрут,
Его осталось совсем чуть.
Надежду в счастье разобьют,
Осколками усев Путь…

Овации не последовали, и увидев в глазах холод, поэт остановился, чтобы начать другое творение:

Отныне не слышен в груди перестук.
С улыбкой приму избавленье от мук.
И остывая, прошепчут уста.
«Перед людьми моя совесть чиста»…

Нет, это не было фиаско. Слушателям нравится слог, они находят стиль интересным, но стихи не находят отклика в сердце. Тогда Баюн прислушался к этим сердцам, прибегая к безвредной магии. Глаза чуть прикрылись, поэт нашел среди своих стихов подходящий публике и моменту.

Не только разум, но и вера дана людям.
Найти обитель, на которой солнце греет.
Коль сердца пламень угасать не будет,
То человеку сулит то, во что он верит.

Алиса одобрительно хлопнула его по пояснице; одни довольно закивали, другие светло улыбнулись. Тихие хлопки переросли в дружные аплодисменты. Баюн обрадовался. Он желал признания от уважаемых им участников клана больше, чем популярность среди массы поклонников. Особое удовлетворение наполняло сердце, когда имеючи второе в избытке, приобретал первое. Будто его творчество поднималось на следующий этап качественного развития. Громко хлопает и Леший, широко улыбаясь поэту. и даже птица на плече хмурого юноши сводит крылья.
– Замечательно, Баюн, – сказал Леший. – Последнее особо трогает за душу. А знаете, дорогие ученики, пришла пора знакомиться вам с опекунами, дабы лучше друг дружку понять. Юноши, представьтесь.
Бронислав испытующе посмотрел на старца, пытаясь понять мотивы такого решения. Несколько месяцев, он и Олег, показывались на глаза Друидов, но всегда оставались в стороне, не вовлекаясь в общение с новым потоком бракованных. Возникла ли необходимость изменить ситуацию? – юноша не знал, но не нашел причин противиться.
– Меня зовут Бронислав.
– Меня зовут Ворон.
Леший и Бронислав покосились на птицу, но не стали что-либо спрашивать. Им было понятно, что Олег перестраховывается: любой пойманный бракованный подвергается допросу – незачем рисковать, называясь паспортным именем. С волхвами он поступил так же.
– Хотите что-нибудь добавить? – уточнил Леший.
– Нет, – юноша ответил за обоих.
– Ну, значит, довольно на сей день.
Бракованные, стали потягиваться, подыматься с мест, переговариваясь, делясь впечатлениями. Они не спешили – нельзя покидать лес всей ватагой; друиды расходились маленькими группками и разными дорогами, дабы поменьше привлекать внимание горожан.
Перегруженные информацией, они не стали подходить к Лешему за уточнениями, махали на прощанье рукой: иногда всей троице, но чаще – избегая опекунов взглядом. Что тех ничуть не смущало. Ворон вполголоса обратился к Лешему:
– Почему ты решил нас представить?
Старец улыбнулся над посохом, примостив на нем ладони подстилкой для подбородка.
– Лучше спроси у него, почему он не предупредил нас о госте, – посоветовал Бронислав.
Леший глянул на грозный лик юноши и заулыбался шире.

*   *   *

Друиды разбрелись. В напряженном молчании, возле дуба остались трое. Завершается вечер, птицы запели громче и интенсивней, словно стремясь наговориться перед сном. Весь лес наполнился какофонией разноголосых песнопений. Почти весь… Чуткое ухо юноши улавливает, как в одной из сторон голоса птиц смолкают ненадолго, затем начинают звучать вновь, но настороженно замолкают другие. По этому признаку вырисовывается путь идущего по лесу человека, приближающегося к поляне.
– Кто он? – Олег обратился к Лешему.
– Новообращенный. Даже не совсем – почти новообращенный.
– Нам тоже нужно присутствовать?
– Не тревожься, Олежек. Опасности в том нет, чтобы поговорить с нуждающимся.
– Я понимаю, но все же… От нас-то какой прок?
Бронислав, продолжая вслушиваться в сигналы, обратился к старцу.
– Ты явно стремишься вовлечь нас в жизнь клана, верно Леший? Для чего?
– Ты сам, не хуже моего, ведаешь о подкрадывающейся беде.
Юноша заглянул в глаза Лешего многозначительным взглядом, но тот отмахнулся.
– Ты чего такие тягостные думы думаешь? Будь проще, Бронислав, и ветви к тебе потянутся.
– А этот «почти новообращенный» – он не наша беда? – встревожено уточнил Ворон.
– Все может быть, – уклончиво ответил Леший.
– Леший, я серьезно! Может нам спрятаться, а? Засаду, к примеру, организовать,