Представьте себе зеркало. Большое старинное зеркало в золочёной раме. Оно стоит в гостиной одного прежде богатого дома. Теперь, предположим, в этом доме живёт не одна, как раньше, семья, а несколько, и с тех пор, как этот дом превратился в такое своеобразное «общежитие», в нём многое изменилось: например, продали часы из гостиной, большие часы в пол с маятником, отбивавшие каждый час густым низким звоном, а на их место поставили плазменный телевизор, у которого собирается вечером одна из живущих здесь семей, чтобы посмотреть какой-нибудь хороший фильм, или же просто кто-то отнёс из столовой на чердак старый буфет со скрипучими дверцами... Можно ещё рассказывать и рассказывать, как вещи из этого дома уходили или же, наоборот, появлялись в нём. Даже парадная лестница претерпела некие изменения: с неё убрали ковровую дорожку, а какие-то вандалы умудрились выгнуть некоторые завитушки в её перилах.
Только зеркало оставалось на своём законном месте – одна старушка, живущая в доме с тех самых пор, как из него выгнали, так сказать, его хозяев-буржуев и отдали в руки пролетариата, верит в то, что зеркала имеют свою память, и если же кто-то уж очень захочет, то сможет увидеть то, что видело зеркало, но только при условии, что зеркало это всю свою зеркальную жизнь простояло на одном месте и никуда не перемещалось. Только никто из живущих в этом доме, кроме детишек, бабушке не верит, хотя ни каких вопросов по поводу убирания этого зеркала на чердак или же продаже его никогда не становилось.
А бабушка утверждает, что зеркало видит и помнит, только вот я как-то и сама не особо верю в это, но просто пофантазировать ещё никогда никому не мешало, чем, в общем, мы и занимаемся с самого начала сего текста.
Думаю, не стоит утруждать себя знакомством со всеми обитателями этого дома, даже несмотря то, что мы тут гости, ведь, по сути своя, ни дома, ни зеркала, никаких жильцов дома с зеркалом в бывшей гостиной в реальности не существует, хотя... Самое главное, что дом этот существует в нашем воображении, да и дом-то этот не самое главное, ведь речь идёт о зеркале, но ведь, если подумать, то когда мы откинем дом на совсем-совсем уж дальний план, то и говорить о зеркале смысла просто-напросто нет, так что дом это не совсем безжизненная декорация ко всему тому нижеизложенному действу.
Теперь представьте себя зеркалом, только не говорите, пожалуйста, что это не самое лучшее предложение, почувствовать себя зеркалом. Да, зеркалом быть не скажи весело: сначала ты стекло, которое полируется и с одной стороны оклеивается тончайшим серебряным (или же, что ещё хуже, свинцовым) слоем и обрамляется багетом, ну иногда и без багета, но тоже зеркалом называется, а потом тебя отвозят в магазин, где ты долго лежишь на складе или выставляешься на витрине. Конечно, быть зеркалом с витрины гораздо интереснее – мимо тебя проходят разные люди, и ты смотришь на них, запоминаешь их лица. Потом же тебя кто-нибудь покупает и вешает у себя дома: в прихожей, в комнате, а может, и в ванной. Так ты становишься чьим-то собственным зеркалом, и ты видишь своего хозяина, как он проходит мимо тебя, иногда останавливается, чтобы взглянуть на своё отражение (или, как ещё можно сказать, на себя), а ты висишь себе и молча смотришь на всё. Также зеркало может увидеть и гостей своего хозяина, ну или питомцев: кошек, там, собак... Всё это запоминается.
Также бывают и зеркала, сделанные на заказ, как, например, то зеркало, о котором, в общем-то, и идёт здесь речь, только судьбы их не очень-то и отличаются от их «тиражируемых» собратьев. А бывают ещё маленькие зеркальца, которые живут в дамских сумочках и косметичках. Они созерцают лишь то, как их обладательницы красят губы, пудрят носы, ну или то же самое делают их подруги. Конечно, с помощью такого маленького зеркальца можно заглянуть себе через плечо, не поворачивая головы, но ведь не всем интересно знать, что твориться у них за спиной! Так что жизнь маленьких зеркалец намного скучнее, нежели их больших сородичей.
Ещё бывают зеркала, которые не сами по себе зеркала, а зеркала, к чему-то прилагающиеся: к шкафу ли, к трюмо. Жизни их, в прочем, ничем не отличаются от жизней вышеуказанных заказных и «тиражируемых» зеркал.
Да, зеркала живут и живут долго, дольше, чем те, кто их приобрёл, если же, конечно, их не разобьют, но и этим жизнь зеркал вряд ли заканчивается, ведь говорят, что перед смертью у людей перед глазами проносится вся их жизнь, как кино, а у зеркал никакого «кино» перед глазами не проносится – у них же нет глаз (это во-первых), а во-вторых, зеркала видят только то, что происходит здесь и сейчас. Я уверена в этом. Твёрдо уверена. Да и ничего абсолютно бесследно не пропадает, всегда что-то после чего-то остаётся: после зеркал, вот, остаются зеркальные осколки, то есть маленькие зеркальца. Такие же полноценные зеркала, как и то, что разбилось, только поменьше и, правда, не с такими уж совершенно ровными краями, но всё равно зеркала, ведь в них тоже можно смотреться, любясь своим отражением.
Теперь немного отвлечёмся на отражение. Что это такое? Это то, что мы видим в зеркале, иными словами, отражение – это световые частицы, фотоны, отскакивающие от гладкой поверхности зеркала.
Я заговорила об отражении, и тут же, возможно, кому-то в голову пришёл небезызвестный древнегреческий миф о Нарциссе, юноше, что погиб из-за того, что не мог налюбоваться своим отражением в воде. Отражение же в зеркале, думаю, ещё никого не убивало, хотя кто знает?
Сейчас же отвлечёмся ненадолго и от отражений, ну то есть, не совсем отвлечёмся. Я просто хочу поведать одну притчу, которую рассказывал персидский поэт, философ, астроном, астролог и математик Омар Хайям.
«Одного мудреца спросили:
– Почему бедные более приветливы и менее скупы, чем богатые?
– Посмотри в окно, что ты видишь?
– Вижу, как дети играют во дворе.
– А теперь посмотри в зеркало. Что ты видишь там?
– Себя.
– Вот видишь. И окно, и зеркало – из стекла, но стоит добавить немного серебра – и уже видишь только себя....»
Вот такая вот притча, в которой зеркало олицетворяет созерцания мира богатыми людьми, хотя зеркало, вообще, ни в чём неповинно в жизни. Люди сами закрывают своё стёклышко серебром.
К чему это я клоню? Да к тому, что пора бы уже возвращаться в наш фантазийный дом. Как было выше упомянуто, зеркала всё видят и всё помнят. Так и наше большое старинное зеркало в позолоченной раме и с чёрными разводами на стекле всё видит и помнит, и на своём веку оно повидало многое, так что если б умело говорить, то с радостью поведало бы нам об увиденном. Правда, некоторые люди верят в то, что можно вызывать отражения, увиденные зеркалом, как наша старушка, которой, между прочим, это зеркало должно быть немерено благодарно, ну а я же не верю в это... Но я люблю фантазировать. А поскольку дом этот выдуман мною, да и в какой-то степени и вами, то я имею полное право на то, чтобы рассказать об этом доме какую-нибудь страшную историю, к которой, впрочем, и сводилось всё вышеизложенное.
Только стоит напомнить слова мудреца из притчи Омара Хайяма: «...И окно, и зеркало – из стекла, но стоит добавить немного серебра – и уже видишь только себя....» Конечно, наше зеркало тут вовсе не причём, но серебро и прочие драгоценности, когда их очень уж много, портят людей. Вот многие писатели, пишущие детективные истории, любят обращаться к войнам за наследство, ведь из-за неплохого наследства люди на что только не способны.
Например, наше старинное зеркало видело, когда дом ещё принадлежал богатой семье, как один молодой человек подсыпал чего-то в стакан, кажется, своему дядюшке, а на следующий день зеркало ничего не видело – его зачем-то закрыли простынёй. Но если бы зеркало могло не только видеть, но и слышать, то оно услышало б плач безутешной вдовы, грустные голоса домочадцев, какой-то незнакомый басистый мужской голос и ещё много-много чего. Только зеркало всё равно ничего не слышало.
Ну вот простыню сняли, и зеркало, наконец, увидело свет. Висевшая напротив копия с картины Н. Ге «Суд царя Соломона» видела немногим больше зеркала, и если б она умела разговаривать, а зеркало – слушать, то она с радостью поведала бы своему соседу о том, что видела. Мудрый и справедливый царь на картине, кажется, пребывал в совершенном негодовании. Оба они, и картина, и зеркало, были молчаливыми свидетелями – кому придёт в голову допрашивать их? Никому. Это же глупо! Они же не умеют говорить.
Вам интересно, что же ещё, помимо картины, увидело зеркало? Сейчас скажу.
Несколько минут после снятия простыни оно созерцало сына покойного хозяина дома, сидевшего в кресле, печально опустив голову, и его жену, всю в чёрном, что-то говорившую. Вдруг в дверях промелькнула фигура горничной, пытавшейся преградить дверной проём, чтобы кто-то не вошёл, но сильная рука отстранила её, и женщина, буквально, отлетела от двери, и в комнату вломилась пара дюжих молодцев в полицейской форме. Один из них что-то сказал, подходя к сидевшему в кресле мужчине. Тот поднял глаза, видимо, ничего не понимая, но когда его потянули за руку, он послушно встал. Жена бросилась умолять полицейских, заламывая руки, подобно женщине с той картины, что висела на стене и молча наблюдала сверху за всем сим действом, но полицейский оттолкнул несчастную и застегнул на руках её мужа наручники.
Если бы зеркало в золочённой раме умело чувствовать, то оно непременно бы проявило сострадание и тоже, возможно, бросилось бы на защиту хозяина, но нет – оно же зеркало, а зеркала не умеют чувствовать и отличать хорошее от плохого.
И мы, и зеркало, и картина знаем, кто убийца, но только мы всё понимаем, ведь ни зеркало, ни картина не думают, не анализируют, не понимают ничего происходящего, а мы всё понимаем, поэтому знаем, что убийца добился своего, наследства и никакой конкуренции, ну если только вдова и жена сына убитого, но ведь первой же жить недолго осталось, а последняя... Посмотрим.
Теперь же вернёмся в наше время. Что сейчас видит зеркало? А какое именно? На полу блестят неровной формы осколки. Зеркало разбито! Кто разбил его? Маленький мальчонка, игравший тут в мяч. Виновник как раз рядом, стоит, дрожит от испуга, боится, что его наругают.
Только не думайте, что зеркало умерло, нет, оно продолжает жить, пусть и множеством маленьких зеркал с неровными краями, но оно видит напуганного мальчика, который еле сдерживается, чтобы не заплакать, но плакать нельзя – мама говорит, что мужчины не плачут.
А вот тот человек, отравивший своего дядю, умер и умер уже очень давно, и перед глазами у него пронеслась жизнь, как кино, но только если кино можно смонтировать и убрать непонравившиеся моменты, то жизнь смонтировать никак нельзя. Конечно, неприятно вспоминать, как убил родного дядюшку, но что ж поделаешь – сам виноват, да ещё и брата подставил. Это, несомненно, зачтётся. Лучше, разумеется, если бы зачлось тогда, пока был ещё тут, на земле, но опять же, сам виноват, так что заслужил, что заслужил...
А зеркала не умирают, нет – у них же нет души, они же ничего такого не делают, просто смотрят и запоминают.
